За год до смерти я встретил тебя - Ао Морита Страница 7

Не то чтобы решил прислушаться к совету в интернете, но все равно ведь думал ее проведать. С самой прошлой встречи хотелось узнать, как там поживает незнакомая девушка. Может, сегодня опять рисует? Как ее, интересно, зовут? Дорога незаметно пролетела за размышлениями.

Когда я сошел на остановке, дождь, который не переставая лил с самого утра, прекратился, в небе даже показался синий клочок. Я поставил зонт в стойку у входа в больницу и зашагал к лифту.

По коридору неспешно бродили медсестры, у приемных кабинетов сидели пациенты с родственниками. Я только краем глаза смотрел на людей вокруг, вдыхая запах антисептиков, и шел прямиком к цели. Без колебаний нажал в лифте на четвертый этаж.

Сердце в груди уже так не трепетало, как в тот день, когда я впервые заговорил с девушкой. Я сам удивлялся, до чего сегодня спокоен.

На четвертом этаже я миновал сестринский пост и вскоре оказался у зоны отдыха. Там все сверкало от солнца, только что выглянувшего из-за туч. Тут и там сидели пациенты с посетителями. Но девочки среди них не оказалось.

Я решил ее подождать и опустился в свободное кресло у окна.

Но она не появилась и через пятнадцать минут.

А ведь наверняка она все еще здесь. Я поднялся, жалея, что опять впустую потратил один из немногих отведенных мне дней. Не знаю, где ее палата, и имени не знаю, чтобы спросить у медсестер. Они, может, и поняли бы, о ком речь, если бы я сказал: «Девочка, которая все время здесь рисует», – но связываться не хотелось. Да и вряд ли сестры покажут, где палата такой хорошенькой девушки подозрительному типу вроде меня. На сегодня, наверное, хватит.

Я вызвал лифт. Тот поднялся с первого этажа, и навстречу мне вышла «та, кого я часто вспоминаю».

Она держала под мышкой альбом, взглянула на меня без какого-либо выражения и так же констатировала:

– О, опять ты!

Я растерялся от такого неожиданного поворота событий и ничего не ответил.

– Опять кого-то навещал?

– А? А, да. Навещал.

Точно, я же не говорил ей, зачем приезжал в больницу. И напрочь забыл, что она решила, будто я тут кого-то проведываю.

– Ого. Все, уже домой?

– Ну… На самом деле я завернул сюда попросить, чтобы ты мне еще раз показала рисунки, но не застал и уже хотел уходить, а тут ты, как-то так, – выпалил я на одном дыхании, и девушка улыбнулась – правда, только на мгновение.

– В комнате отдыха сегодня людно. Пойдем ко мне в палату?

И зашагала дальше, не дожидаясь ответа.

Мы прошли мимо сестринского поста и завернули за угол. А мне подумалось, что такой и должна быть неизлечимо больная девушка. На лице словно застыло выражение тоски и одиночества, и казалось, что девочка вот-вот растает.

Вовсе не та беззаботная улыбка, которая приклеилась к губам героини из того фильма. В это выражение верилось больше, и я, удовлетворенно кивнув, проследовал за провожатой. Она остановилась у дальней палаты.

– Ко мне уже так давно никто, кроме родных, не заходил. Прошу, – пригласила она меня как будто в собственную комнату.

На дверной табличке я прочел: «Харуна Сакураи».

Внутри оказалась всего одна койка. Получается, индивидуальная палата.

У самого входа к стене примыкала чистая раковина, а за ней стояла аккуратно заправленная постель. У окна висел телевизор, а в окно открывался вид на рыжий закат. На тумбочке громоздились альбомы, а рядом лежали карандаши.

– Тебя зовут Харуна?

– Да. Назвали так потому, что родилась весной[4]. Очень незамысловато. Можно было и поинтереснее придумать, – усмехнулась девушка, усаживаясь на койку. И спросила без особого интереса: – А тебя как?

– Акито. Иероглифы – «осень» и «человек». Родители тоже говорят, что так назвали, потому что родился осенью. А сестра родилась летом, поэтому она Нацуми[5].

– Надо же, – тихо рассмеялась девушка. Даже в улыбке чувствовалась боль. – Получается, родился бы зимой – был бы Фуюто?[6]

– Возможно.

Девушка раскрыла альбом. Новый, с чистым первым листом.

– Можно посмотреть?

– Пожалуйста.

Я взял один из альбомов с тумбочки. Его заполняли рисунки разных парков, какой-то школы – и все до единого такие же красивые, как те, что я уже видел.

– Харуна… сан[7], ты все-таки потрясающе рисуешь. Ходила в художественную школу? – спросил я, но девушка покачала головой:

– Не ходила. За карандаш только в этом году взялась. В больнице скучно, и раньше я книжки глотала одну за другой. По-моему, уже за тысячу перевалила. – А потом добавила: – Кстати, можно просто Харуна.

Ничего себе, рисует всего несколько месяцев, а обогнала человека, который этим занимается с самой началки. Обидно, но перед лицом таких замечательных работ глупо оспаривать этот факт. Я бы даже поверил, если бы мне сказали, что ее рисунки сделаны рукой профессионального художника. Вот бы она написала картину не на этом огрызке, а на полноценном холсте.

– Погоди-ка, что это за школа?..

Я заметил на рисунке очень знакомую деталь. Ну точно, здание средней школы из соседнего района. Там еще рядом парк, по которому я часто катался на велике. Школа выделялась статуей Киндзиро Ниномии[8], которые в наше время уже почти не ставят. И особенно примечательно, что у книги в его руках отбили уголок. Не хватало угла и у Киндзиро на рисунке.

– Я ходила в эту школу. То есть почти все время пролежала в больнице, поэтому мало запомнила, как там все, но что вспомнила – нарисовала. И парк на прошлой странице тоже. Я там когда-то часто гуляла.

– Ого. Ты его очень хорошо запомнила, раз так много деталей нарисовала.

– Да я просто прикидывала, что «кажется, как-то так», так что наверняка много напутала.

Тут я обратил внимание, что и там, и там она нарисовала двух девочек. То они весело идут в школу, то вместе качаются на качелях.

– Это ты на рисунке? А рядом подруга?

– Да, вроде того, – кивнула она, не углубляясь в детали.

На какое-то время повисла тишина, Харуна взяла карандаш и принялась рисовать. Меня мучило любопытство: что получится сегодня? Поэтому я молча следил за ее работой.

Кажется, море. Наверное, пляж, на который она в детстве ездила с семьей. Харуна часто останавливалась, припоминая детали, то и дело бралась за клячку[9] и исправляла всякие мелочи. Белые пальцы девушки совершенно меня заворожили.

Вдруг она бросила взгляд в окно и спросила:

– Стемнело уже. Тебе домой не пора?

И правда. Я совершенно не