Порочная красота - Кэти Роберт Страница 74

Но все же она права. Не существует ни одного безупречного варианта развития событий. Шансы не в нашу пользу, но…

– Патрокл. – Судя по тому, как терпеливо Елена произносит мое имя, она повторяет его уже не в первый раз. На ее лице застыла снисходительная улыбка, и в ответ по моему телу разливается тепло. Боги, эта женщина как-то на меня влияет. Я не до конца это понимаю, но не стану подвергать сомнению.

– Да?

– Твоя мама Стенела. Она ведь почти стала Афродитой, так? Мы тогда были детьми, но мой отец часто говорил о ней, пока вы не переехали. – Елена отводит взгляд, по ее лицу пробегает тень, а потом она словно прогоняет ее прочь. – Почему она отозвала свою кандидатуру?

Это старая история, но я не против ее пересказать. Многозначительно поглядываю на тарелку, к которой она не притронулась.

– Ешь, пока я рассказываю.

– Какой властный.

– Тебе нужны калории.

Она упрямо смотрит на меня, но ее янтарные глаза искрятся весельем.

– Ахиллесу ты есть не велишь.

Я киваю в его сторону. Он набрал полную тарелку еды и уже съел половину. Поймав наш взгляд, он пожимает плечами.

– Я голоден.

Елена качает головой.

– Ладно, твоя правда. – Она смотрит мне в глаза и изящно откусывает кусочек омлета.

Довольный тем, что она начала есть, я наливаю три кружки кофе и начинаю с самого начала.

– Мои матери – Стенела и Полимела – были вместе с подростковых лет.

– Как и кое-кто еще, – тихо говорит Ахиллес.

Я не обращаю внимания. Он тысячу раз слышал эту историю, и в итоге я могу предугадать все моменты, когда он меня перебьет, как и он знает ход развития истории.

– Они обе были из семей, предки которых в прошлом принадлежали к Тринадцати, а учитывая, что некоторые титулы должны были сменить своих обладателей, у них был большой шанс занять один из них. Стенела работала под началом прежней Афродиты и была главной претенденткой на ее место. – Мне кажется, она очень нравилась последней Афродите, а поскольку наследника титула выбирает его нынешний носитель, моя мать была главной претенденткой.

– Что случилось?

Я жду, когда она съест еще кусочек, и отвожу взгляд.

– Они хотели еще детей. Полимела была беременна. – Подробности помню смутно, но точно помню, с каким нетерпением ждал появления брата или сестры… и как быстро радость обернулась страхом. – Было совершено… э-э… нападение.

– Он о том, что эта стерва Пейто организовала нападение на Полимелу, чтобы оказать давление на Стенелу. – Ахиллес поднимает брови в ответ на мой вздох. – Что? Это правда. Она это сделала, пусть никто ничего так и не доказал. И она стерва. Годы этого не изменили, иначе ее бы не изгнали.

– Пейто… – Елена округляет глаза. – Так ведь зовут мать Эроса. Я и забыла, что у нее было имя, пока она не стала Афродитой.

– Да, но она больше не Афродита? – Ахиллес щедро откусывает от сэндвича.

– Полагаю, что нет, – тихо произносит Елена.

Я откидываюсь на спинку стула.

– У Полимелы был выкидыш. – Мои матери до сих пор грустят, когда поднимается эта тема. Это был не единственный выкидыш, который случился у нее в последующие годы. Они называли меня чудо-малышом, но точно знаю, их огорчает, что я единственный ребенок. – Стенела приняла решение уйти с должности и увезти нашу семью как можно дальше от политических игр Олимпа.

Елена рассматривает стоящую перед ней тарелку.

– А почему они не нанесли ответный удар? Устранив Пейто, они бы устранили угрозу.

– Тебе лучше знать. – Даже проживая на задворках мира Тринадцати, понимаю, как все устроено. Всегда существует другая угроза, другой враг. Люди, которые остаются и процветают в такой обстановке, готовы заплатить цену или позволить заплатить ее своим близким. Мои матери решили, что цена слишком высока.

Она вздыхает.

– Да, пожалуй, лучше. – Елена берет в руки вилку, но кладет ее снова. – Это все очень романтично. Они жалеют о своем решении?

Я пожимаю плечами.

– Они хотели обеспечить нашей семье безопасность больше, чем хотели власти. Кажется, они довольны результатом. – Я вырос в доме полном любви и безопасности. Сомневаюсь, что можно было бы рассчитывать на безопасность, если бы они стали преследовать свои амбиции. До сих пор помню царившее между ними напряжение и ссоры, когда я был маленьким. Многие воспоминания расплывчаты, но только не эти. Они расслабились, когда мы переехали, и стали меньше ссориться.

Она задумчиво кивает.

– А что они думают о твоем участии в турнире?

– Они все понимают, – фыркает Ахиллес. – Мы с Патроклом давно встали на этот путь. Они знали, что мы стремимся к славе и всему, что с ней связано.

Я невольно улыбаюсь. Ахиллес часто раздражает моих матерей, но они любят его почти так же сильно, как я.

– Да, ты давно метишь на самый верх. Таковы были одни из первых слов, которые ты сказал мне в тренировочном лагере. Ты огляделся вокруг и произнес: «Однажды все в Олимпе узнают мое имя».

Ахиллес даже не краснеет.

– Я знаю, чего хочу.

Елена напрягает плечи – верный знак, что мы снова начнем спорить о титуле Ареса, о том, какое он имеет значение, и что таит будущее. Мы снова будем обсуждать все это, потому что решения нет. Только теории.

Я встреваю, пока мы не успели отойти от темы.

– Я показал тебе свой бардак. Теперь ты покажи свой.

Она натянуто улыбается.

– У тебя было счастливое детство? Даже до переезда?

– Да. – Это правда. Я никогда не испытывал нужды. Знал, что матери любят меня. Были и обычные детские трудности, особенно учитывая, что мне нужно много времени для размышлений, но не было ничего особенного.

– А у меня нет. – Она перекидывает волосы через плечо. – Все мои материальные потребности удовлетворялись. Знаю, знаю, Ахиллес, – бедная богатенькая девчонка, вот только…

Вид у него слегка виноватый.

– Вот только Зевс.

– Да, вот только Зевс. – Елена вздыхает и отодвигает тарелку. Она съела половину омлета и немного фруктов, а это очень мало, но я не хочу сейчас настаивать, раз она готова слегка опустить свои стены и позволить нам увидеть ту часть себя, которую до сих пор скрывала. – Он убил мою мать. Знаю, что таковы слухи и все воспринимают это как что-то вроде городской легенды, но это правда. Они ссорились, и он столкнул ее с лестницы. Она свернула шею.

Ахиллес напрягается и смотрит на меня. Не знаю, что должен на это ответить. Слова «мне жаль» звучат как величайшая на свете чушь. Я все еще сомневаюсь,