Несостоявшаяся свадьба - Гэри Нэнси Страница 78

Дверь в кабинет священника была гостеприимно распахнута, и он поднялся ей навстречу из-за письменного стола, готовый к дружескому рукопожатию. Только на мгновение мелькнула тревога в его усталых, со следами бессонницы глазах.

— Не ожидал, что вашим спутником будет детектив Мэллори.

— Зови меня по имени. Мы ведь давние приятели, — услышала она голос Элвиса у себя за спиной и несколько удивилась.

Элвис без приглашения уселся на стул. Его примеру последовала и она. Священник занял свое прежнее место за письменным столом.

— Я к вашим услугам. Что привело вас сюда?

Фрэнсис собиралась начать, но Элвис опередил ее:

— Сколько тебе перепадает здесь? Я имею в виду твое жалованье.

Элвис протянул руку к стопкам церковных подписных листков, сложенных на столе, будто собираясь заграбастать их в свою собственность. Бесцеремонность его поведения не вызвала протеста у священника. Он смиренно ответил:

— Восемьдесят пять тысяч в год.

— Плюс бесплатное жилье? — уточнил Элвис.

— Да.

— И машина?

— Да. Но я не понимаю, к чему ты ведешь, Элвис?

— И птицы небесные, а попросту прихожане, несут в клювиках и пищу, и питье для возлюбленного пастыря. Это ли не прибыльный бизнес? Ответь!

— Я отвечаю господу, а не тебе, Элвис. Никогда я не испрашивал жалованья сверх нужд своих и прибылей ради накопления богатств.

Элвис цинично ухмыльнулся:

— Но на дне кормушки кое-что остается.

Фрэнсис показалось, что еще минута, и Элвис с отцом Уитни сцепятся в бесполезном споре. Наступила пора вмешаться:

— Мы пришли к вам, чтобы расспросить о деле Вирджинии Бейли.

Элвис немного расслабился, а священник откашлялся, будто его действительно только что держали за горло. Он быстро взял себя в руки.

— Если вы намерены задавать такие вопросы, то должны знать, какие будут ответы. Джинни Бейли была очень добрая, очень отзывчивая и очень верующая девушка. Ее трагическая смерть стала для всех нас потрясением. Я выступал свидетелем на судебном слушании, затеянном ее матерью, выступившей с обвинениями против нашего храма. Она считала нас ответственными за самоубийство этой молодой прихожанки. Я давал свои показания под присягой, а присягу на Библии я воспринимаю серьезно. Впоследствии я пришел к мысли, что отец Бёрджес и я, скромный его помощник, могли проявить больше понимания к проблемам бедной девушки, поддержать ее в вере в господа нашего и в его милосердие…

— К Бёрджесу он оказался вполне милосерден, но не к Вирджинии Бейли.

— Ее характер не позволил ей уповать на прощение господне. Все мы смертны. Все мы грешны. Плоть ведет нас к греху. Плотский грех всегда обоюден… и двое за него расплачиваются. Я не посмел осуждать кого-либо из двоих грешников. Ты, Элвис, как полицейский, должен знать по опыту, что обвиняемый далеко не всегда виновен.

Фрэнсис почувствовала, как липкая паутина красноречия отца Уитни стала опутывать ее. Спасибо, что рядом был Элвис.

— Когда Хоуп узнала, что вы творили там вместе с преподобным Бёрджесом? — прямо спросил он.

Священник выдержал паузу. Он сунул руку в плошку с очищенными орешками, набрал горсть, отправил в рот и только тогда соизволил ответить:

— Точно не помню… Кажется, несколько месяцев назад.

— Как она узнала? — спросила Фрэнсис.

— Она по моему поручению собирала архивные документы для отсылки в епархию и случайно прочла… Никакой тайны в том не было.

Невозмутимость отца Уитни действовала на Фрэнсис, как красное на быка.

— И?..

— Что «и»?

— Какова была ее реакция?

Уитни потер рукой лоб, как будто вспоминая.

— Она вошла сюда, в мой кабинет, взволнованная. Но это было в порядке вещей, любой отреагировал бы подобным образом. Но после нашей беседы Хоуп успокоилась. Я объяснил ей, что к чему…

— И? Что дальше?

— Даже если она не согласилась со мной, то, по-моему, поняла…

Фрэнсис бросила на стол дневник Хоуп, раскрытый на нужной странице. Как она ждала этого вожделенного момента!

— «Я спросила отца Уитни: почему умерла Джинни? Почему он ничего не сделал, чтобы оградить ее? Почему он умыл руки, как Понтий Пилат? Но на мой вопрос он накинулся на меня в гневе: «Не твое дело, овечка Христова, судить о пастырях своих!» И моя мать говорит так… Значит, Христос слеп и глух, если он позволяет править на земле таким церковникам от имени своего».

У отца Уитни отвисла челюсть. На одно мгновение он превратился в старика, но тут же сработал защитный механизм, как у космического пришельца. Он даже порозовел от распиравшей его праведной ярости и стал походить на киношного монстра, живого, несмотря на все полученные удары.

— Кощунствуя, Хоуп доказала свою невменяемость. Я жалел ее и потому молчал.

— В Библии кое-что написано насчет лжецов. Им вроде бы вырывали языки, — вмешался Элвис.

— У вас есть ордер? — преподобный Уитни поднялся из-за стола, но Элвис прикосновением руки заставил его сесть обратно.

— Послушай.

Фрэнсис зачитала цитату из дневника Хоуп:

— «Если я ничего не сделаю, значит, я ни на что не годна. Все прихожане доверяют отцу Уитни. Ему они исповедуются, доверяют свои секреты. Мы обращаемся к нему за советом, за помощью, иногда и за спасением. А он предает нас. Никто здесь не знает, что случилось на Кейп-Код. Он никому не обмолвился о деле, в котором был замешан. Там многие люди промолчали, но я не такая. Я не буду молчать!»

Если бы не хорошая школа, которую все пастыри проходят перед посвящением в сан, когда учат скрывать свои эмоции, держать их в узде, отец Уитни разразился бы дьявольским хохотом.

— Вы пришли обвинять меня в чем-то, чего сами не знаете. Вы ничего не поняли. Хоуп ненавидела своего отца за то, что тот сотворил с нею, и свою мать за то, что та молчала… Она обратилась к церкви, видя в ней единственный путь к очищению. Конечно, узнав, что я замешан, пусть косвенно, в подобном грехе, она утеряла ко мне доверие. Я старался многое ей объяснить, примирить ее с Аделаидой, хотя и осуждал поведение матери в такой щекотливой ситуации. Один бог рассудит, правильно ли я себя вел.

— А ведь Хоуп угрожала тебе разоблачением, приятель. У тебя не намокли штаны? — Элвис явно попал в точку, но священника нелегко было положить на лопатки в словесном поединке.

— Я как служил, так и служу во славу господа нашего и на пользу прихожанам, как наделенным благосостоянием по милости господней, так и сирым и бедным. Спросите у них — кто их истинный пастырь?

— Лучшего священника им и не пожелать. Чистого, свободного от скверны…

— Твоими устами, Элвис, говорит сатана. Не забудь, что ты находишься в храме.

— Хоуп не ошиблась, обвиняя вас во многих грехах, — вмешалась Фрэнсис. — А как вы сами расцениваете свои поступки?

— Я грешен и каюсь. Смерть Джинни буквально выбила меня из строя. Я даже начал сомневаться в своей вере. Я страдал не меньше, чем виновный в прелюбодеянии отец Бёрджес.

— А потом, настрадавшись вдоволь, решили, что наказаны достаточно?

— Господь сам избирает меру наказания для каждого.

— Вот об этом я и говорю. — У Фрэнсис перехватило дыхание от мысли, что вот-вот откроется истина. — Не посмела ли Хоуп взять на себя миссию господню? И вы испугались. Она не собиралась молчать, как послушная овечка. Она была готова открыть вашим прихожанам глаза на то, кто вы есть на самом деле, а может, и идти дальше, в светский суд, не доверяя божьему суду. Она уже почти вырвалась из оков, из петли…

После произнесенного слова «петля» Фрэнсис сама ужаснулась, до какой опасной черты она дошла в своей прокурорской речи, не имея на то никакого права.

— Я непричастен к ее смерти. Я сожалею и каюсь…

Эта фраза отца Уитни лишь повысила температуру в уже кипящем котле. Фрэнсис забыла, где она находится, забыла и все правила поведения, внушенные ей долгим и дорогостоящим юридическим образованием.

— Раскаяние не означает прощение!

— Вы меня обвиняете в чем-то конкретном?