Последнее письмо из Греции - Эмма Коуэлл Страница 8

«Доброе утро… Kaliméra… Доброе утро… Kaliméra…

Добрый вечер… Kalispéra… Добрый вечер… Kalispéra…

Здравствуйте… Yiássas… Здравствуйте… Yiássas…»

Слова убаюкивают, и, в конце концов, я засыпаю.

За десять минут до посадки в Каламате я прихожу в себя. Уши закладывает, мы начинаем приземляться. Я, хоть и нервничаю, не могу сдержать улыбки. Вытянув шею, смотрю на медленно приближающийся скучный пейзаж. Где-то внизу должна быть мамина картина, и я собираюсь ее найти.

* * *

– Yiássas, ti kánete?

Я уверенно выдаю по-гречески «здравствуйте, как вы поживаете» таксисту, который держит клочок бумаги с моим неправильно написанным именем: «София Конлик». Ну, почти Софи Кинлок, но ничего страшного. В другой руке у него темные четки, которые он с шумом вертит на запястье, отвечая:

– Yiássas… polí kalá.

А потом он бормочет что-то невнятное, и мне приходится его перебить.

– Извините, я не говорю по-гречески. Я поняла только «здравствуйте и у меня все хорошо». Вы говорите по-английски?

Невысокий бородатый мужчина смотрит на меня глазами-бусинками и пожимает плечами.

– Да, немного… Я думал, вы гречанка. Вы хорошо говорите. Меня зовут Яннис. Пойдемте.

– Efharistó poli, рада познакомиться, Яннис.

Я благодарю его за комплимент, втайне горжусь врожденными способностями к языкам, и он катит мой чемодан из прохладного аэропорта к машине.

Сухой воздух и яркое солнце странным образом напоминают возвращение домой. Кожа млеет от весеннего тепла, несравнимого с обычной пасмурной погодой Лондона и нескончаемыми апрельскими ливнями.

Здесь, куда ни глянь, виды как на открытке.

Вдали виднеются остроконечные туманные вершины Пелопоннеса, едва заметный ветерок на фоне бездонного кобальтового неба колышет сине-белые полосы греческих флагов. Ветер такой спокойный, что едва ли удосужится дунуть.

Мы проходим мимо группы таксистов, которые курят и играют в карты в ожидании заработка. Меня обдает крепким запахом табака, и я улавливаю их подначивающий тон, когда один из них делает выигрышный ход. Я сбросила кожу и словно вырвалась на свободу, мне весело – есть что-то волшебное в воздухе, тепле и запахе. Внутри меня все успокаивается, как будто нашлась долгожданная опора.

Вдоль извилистых горных дорог с обеих сторон выстроились кипарисы. Внизу открывается вид на глубокую долину. Тянутся идеальные ряды оливковых деревьев, их древние искривленные стволы за много лет обросли сучковатыми ветвями. У крутого спуска дороги нет защитного барьера, а Яннис, разговаривая по телефону, ведет машину одной рукой.

Мне не удается сдержать громкий вздох, но водитель, занятый разговором, не обращает внимания.

Я отправляю сообщение Таше.

Софи: Приземлилась, позвоню позже. Люблю тебя больше сыра! Целую.

Если я полечу под откос, последнее сообщение ее поддержит, когда она будет меня оплакивать.

Когда мы спускаемся с горы, я замечаю вдалеке мерцающую серебряную полосу. Море! К счастью, дорога становится шире, и я отпускаю подлокотник, разглядывая деревеньки, через которые проезжаем. Почти в каждой есть пекарня, иногда две, и несколько автозаправочных станций. На обочине припаркованы или брошены мопеды и старые тракторы. Возле кафе сидят мужчины и, разговаривая, бурно жестикулируют. То ли травят анекдоты, то ли спорят – не понять.

Вижу дорожный знак «Μεθώνη», до Метони всего восемь километров, и у меня перехватывает дыхание. Когда мы поворачиваем к деревне, мерцающая серебряная полоса расширяется, окутывая бескрайнюю синеву горизонта. Похоже на паломничество к святым местам. Что это? Я выполняю поручение матери или свое? Может, и то и другое.

Перед нами вырастает внушительная гора, в тени которой прячется город Пилос. Вдоль дороги тянутся рощи, оливковые деревья перемежаются с виноградниками, соперничающими за место под солнцем. Сады апельсиновых, лимонных и гранатовых деревьев, опунций с зубчатыми шипами.

По ухабистой дороге мы въезжаем в Метони. Я надеюсь разглядеть место действия картины, но из машины невозможно ничего толком разглядеть. Интересно, что здесь было тридцать лет назад, когда мы с мамой впервые сюда приехали? И недавно, когда мама приезжала одна, – многое ли изменилось за эти годы?

Яннис сворачивает по крутому склону и едет сквозь фруктовый сад к большому белому дому. Он поворачивается ко мне:

– Мы приехали, и здесь я вас покидаю.

Он с лязгом тянет ручной тормоз, и серебряное распятие, свисающее с зеркала заднего вида, вздрагивает от резкой остановки. Я плачу ему заранее оговоренную сумму красочными купюрами и благодарю. Подняв облако пыли, такси исчезает из виду.

Указатель «Информация» ведет во внутренний дворик, выложенный коричневой керамической плиткой. По обе стороны от входной двери темно-красного дерева на фоне красивой светлой каменной кладки стоят огромные вазоны с массивными алоэ. Пузатый коричнево-белый пес лениво виляет мохнатым хвостом и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Его равнодушное приветствие разметает по террасе опавшие листья оливковых деревьев. Постучав в дверь, я слышу внутри шорох.

– Nai, nai, erchómai! – кричит чей-то голос.

Последнее слово либо «заходи», либо «иду». Что бы то ни было, я подожду. Слышатся шаги, и дверь распахивается.

На пороге меня тепло приветствует высокая худощавая женщина лет пятидесяти, одетая в алый халат с оранжевыми полосками. На голове у нее красная косынка, завязанная спереди. Блестящие черные волосы собраны в хвост. Угловатыми чертами женщина напоминает птицу.

В руках у нее рваная тряпка, которой она стирает с кожи что-то, похожее на глину. Я улыбаюсь ей в ответ и начинаю заготовленную речь:

– Yiássas, to ónomá mou eínai Sophie Kinlock. echó kánei krátisi.

Я отчаянно надеюсь, что она уловила суть вступления, я использовала почти все известные мне греческие слова.

– Yiássou, Софи. Kalosirthaté! Добро пожаловать! Вы хорошо говорите по-гречески, kala. Да, да, вы на месте! Я Кристина Макос. Сегодня прекрасный денек. Солнышко.

Она машет руками, радуясь хорошей погоде.

– Сын покажет вам комнату. Александр!

Я вздрагиваю, когда спокойный тон переходит в нечто похожее на противотуманную сирену.

– Вы здесь впервые?

– На самом деле в детстве я приезжала в Метони, но мне тогда было пять лет, так что все как впервые… только снова.

– Чудесно. Вы влюбитесь с первого взгляда! Если что-то понадобится, спросите. Я здесь почти каждый день, и муж, Маркос, иногда заходит.

Позади нее появляется неуклюжий подросток, одетый с ног до головы в черное, полная противоположность яркому наряду матери.

В ухе у него наушник, Кристина указывает на меня и подталкивает его вперед. Он неохотно берет мой чемодан. На мою благодарность он не отвечает.

– Переходный возраст, – объясняет Кристина. – Ни со мной не разговаривает, ни с отцом, – только с друзьями. И плохо говорит по-английски, так что вы в нашей