Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста - Дженнифер Хартманн Страница 8

class="p1">Ее голос звучит отдаленно. Мои веки трепещут, и алкогольный туман окончательно настигает меня, как только тревога уходит. Я голоден, но больше изголодался по спокойствию. Даже в пьяном состоянии беспокойство брало вверх. Тело будило меня каждые несколько минут с вопросом, где она и в порядке ли, возвращая в воспоминания о том ужасном зимнем утре. Но она рядом, идет ко мне с кухни со стаканом воды в руке.

– Попей, пожалуйста, – просит Люси. Ее образ по-прежнему расплывчат, даже когда она наклоняется и ставит стакан рядом со мной. – Кэл, я переживаю.

– Хм. – Я издаю неразборчивый звук, откидывая голову назад, а затем тянусь к ней и цепляюсь за что-то мягкое: ее волосы и свитер. Через секунду я притягиваю ее к себе и усаживаю на колени. Она же в ответ прижимается ко мне.

– Кэл, – шепчет Люси с тоской и придыханием.

Я хочу крепко прижать ее, но здравый смысл вторит, что она все еще восстанавливается и слаба. Так что просто обнимаю ее.

Люси кладет голову мне на плечо и обнимает.

Мне до боли хочется запустить пальцы под ее свитер и пройтись по ее мягкой коже. Хочется спрятаться в ней, жадно слушать ее стоны, сделать своей.

Взять то, что она хранит для меня.

Но сейчас единственное, что мне хочется, – это запомнить стук ее сердца.

Люси расслабляется у меня на руках, и звук ее бьющегося сердца убаюкивает меня, подобно колыбельной.

Наконец-то я могу отдохнуть.

Глава 5

Люси

Часть меня всегда знала, что однажды утром я проснусь в одной кровати с Кэлом.

В моих фантазиях это выглядело как-то так: запутанные простыни, растрепанные волосы после секса, обнаженная кожа и сонные улыбки, которые расплываются на лицах подобно золотому свету, пробирающемуся сквозь шторы. За блаженным пробуждением последовал бы завтрак в постель, марафон объятий и бесконечные повторы прошлой ночи. Смех и стоны смешались бы в одно целое.

Но реальность настигает нас, смотрящих друга на друга с разных концов матраса. Его глаза тусклые и покрасневшие, волосы сухие, выражение лица полно сожаления, а кожа потеряла свое бронзовое свечение, что часто бывает зимой и в трудные периоды. Полностью одетый, но с обнаженной душой, Кэл делает глубокий вдох, пока я удерживаю на нем свой пристальный взгляд на расстоянии полуметра.

– Прости, – наконец произносит он хриплым голосом, а затем медленно и вяло дважды моргает, сводя брови с намеком на раскаяние. – Не хотел, чтобы так вышло.

На секунду я задаюсь вопросом, не думает ли он, что между нами что-то было.

Что-то такое, что назревало месяцами и до чего оставался всего один поцелуй.

Держа руку зажатой под щекой, я мотаю головой, отчего волосы падают мне на глаза. Я смахиваю их и придвигаюсь ближе к Кэлу.

– Ничего не было, – заверяю я.

– Было, – он перекатывается на спину, потирая лицо руками. – Ты приготовила ужин, а я напился до потери сознания.

Печаль застилает зрение. Я ожидала, что вечер пройдет по-другому, что тамале вновь объединят нас – первый шаг к исцелению и починке поломанного прошлого. Однако Кэл, кажется, делает шаги в обратном направлении. Он отключился на диване, крепко обняв меня, пока его хватка не ослабла, а руки не разжались. Злобный порок украл его. Поворот событий разочаровал, но меня больше расстраивает то, что он предпочел напиться, а не попросить помощи у меня.

Я помогла ему доковылять до кровати, чтобы он мог выспаться, а затем тоже заползла в постель и уснула, прижавшись лицом к его груди.

– Все в порядке, – шепчу я.

Это не наглая ложь. Здорово, что он борется, но я не позволю ему вариться в этом одному.

Кэл поворачивает голову и смотрит на меня сквозь заснеженное утреннее свечение, просачивающееся через окно. Сглатывая, он бормочет:

– Я здесь ради тебя.

Маленькая улыбка расцветает на лице: его слова заставляют сердце трепетать.

– Ты также должен быть здесь ради себя, – негромко возражаю я. – Это важно для меня, Кэл. Очень важно.

Всю жизнь я жила с разбитым сердцем.

Мне невыносимо видеть, как он чахнет.

– Я облажался, когда уволил тебя. Это была большая ошибка. – Он вновь безучастно пялится в потолок, продолжая массировать лоб, словно его одолела досадная мигрень.

Крошечная часть меня находит утешение в его признании, поскольку я считала так же, но это не длится долго. Боль оттаивает, потому что единственное, что сейчас может утешить меня, – это благополучие Кэла.

– Да какая теперь разница. – Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до него и тем самым утешить. – Все в прошлом.

Усмехаясь, он качает головой.

– Ты говорила, что прошлое важно.

Я мотаю головой на его заявление.

– Важно лишь то, что имело для нас значение в прошлом. Мы забираем с собой светлые воспоминания и оставляем все остальные. Оставляем в прошлом то, что причиняет боль и не дает двигаться вперед.

Проблеск откровения озаряет его взгляд на секунду, а затем он моргает.

– Я просто… – Кэл вздыхает, вновь потирая лицо. – Ты словно моя единственная надежда, Люси, и я не могу избавиться от чувства, что тяну тебя на дно вместе с собой.

– Я не позволю тебе утонуть. Мы выплывем вместе.

– Это не так просто. Ты родилась сильной, – устало отвечает он. – А я нет…

– Никто не рождается сильным, Кэл. Никто. – Придвигаясь ближе, я украдкой бросаю взгляд на напряженные черты его лица и продолжаю более уверенным голосом: – Но мы все рождаемся борцами. И порой мы боремся ради того, чтобы стать сильными.

Он смотрит на меня томным взглядом. Между нами воцаряется напряженная тишина, словно он впитывает каждое мое слово, позволяя им проникнуть под кожу. Я наблюдаю, как дергается мышца на его скуле, когда он разрывает наш зрительный контакт и бросает взгляд на окно.

Затем в воздухе что-то меняется. Ветер внезапно меняет направление.

Кэл оглядывает комнату, впиваясь глазами в свежевыкрашенные персиковые стены, которые перекрыли некогда красно-синие полосы. Цвет спелой дыни напоминает о лете с палящим оранжевым солнцем и оставляет на губах сладкий вкус.

Мы в его старой комнате.

Я напрягаюсь, так как беспокоюсь о том, что могла пробудить не самые приятные воспоминания. Несмотря на его силу и массу, внутренний мир Кэла сейчас хрупок. Его суровая, брутальная внешность не намекает на человека с болью, скрывающейся внутри. Он хрупкий, как и все мы, и у меня совсем нет желания оставлять на его душе еще больше трещин.

Инстинктивно мне хочется начать болтать и извиняться, но я прикусываю нижнюю губу, позволяя ему самостоятельно обдумать все. Проходит