Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории Страница 11

— Визит рокицанской родственницы тоже обошелся бы недешево, — проговорил он наконец. — Пожалуй, пошлю ей письмо, что шеф навалил на меня кучу работы, придется отложить до следующего месяца… Так будет лучше, как ты думаешь?

— Думаю, так будет лучше, Гонза. Но мне пора — еще делишки есть…

Гейниц заботливо сложил Пирково пальто подкладкой наверх.

— Я не возьму его, Гонза. Ты еще до него дорастешь. В крайнем случае портной уберет его в плечах.

— Не дури, об этом не может быть и речи. С какой стати тебе делать мне такой подарок?

— Да потому что оно мне маловато стало, черт возьми! Привет!

С вокзала Камилл отправился прямиком в салон „Раrisya“ в центре города. (А нужен ли вообще в этом слове игрек? Скорее всего, это просто лексическая особенность, вроде прозвища одноклассницы Камилла — „Мишь“.)

— Нет, хозяйка еще не приходила, вероятно, вы застанете ее дома.

Он вышел и только теперь как следует осмотрелся. Движение на улицах, пожалуй, оживленнее, чем в Праге. А сколько девушек! Поодиночке и парочками — с военнослужащими западных армий, некоторые даже под руку с неграми в американской форме. Этих тут, пожалуй, чересчур много: неужто освобождать Западную Чехию послали одних черных? На площади несколько транспортеров с надписью „US Army“[12], ряд джипов с белыми звездами на кузове. Тяжелого оружия не видно.

Я сделал ошибку: надо было отважиться и приехать сюда на машине. Отцу ведь все равно: что в Кршивоклаты, что в Пльзень… Но я еще не очень-то доверяю своему водительскому опыту — при ускоренных курсах вождения много не наездишь, а дорога через всю Прагу, в Пльзень, а потом обратно— сколько на это нервов уйдет! Зато Ивонна, конечно, весьма оценила бы возвращение на машине…

Пришел по указанному адресу, позвонил. Ему открыла незнакомая дама. Он смутился: неужели это тетушка Термина? Да ведь ей не больше тридцати!

Камилл представился, объяснил цель приезда.

— Вы… друг Ивонны? Он кивнул.

Слегка прикусив губу, она пригласила его войти, показала на кресло у курительного столика.

— А когда вы обратно в Прагу? — Она протянула руку за сигаретой, Камилл заметил нервозность этого движения. — Простите, вы курите?

Признаться, что я некурящий? — Камилл решительно поднес ей огня и закурил сам. На коробке стояли буквы: „Lucky Strike“[13].

— В Прагу я хочу вернуться сегодня же. (Черт возьми, чего это я отвечаю полным предложением, как школьник?) Разумеется, только с Ивонной.

— Вот те на! — вырвалось у нее непосредственно. Она сосредоточенно и глубоко затянулась сигаретой.

Умным взглядом окинула лицо Камилла, словно искала выход.

— Разве Ивонна не у вас? Термина глубоко вздохнула.

— Была…

— Когда?

— Приехала в пятницу, еще и в субботу ночевала…

— А сейчас где она?

Термина стряхнула пепел мимо пепельницы, не заметив этого.

— К сожалению, не знаю.

— Уехала куда-нибудь?

— Сомневаюсь: у меня ее чемоданчик и кое-какие вещи…

— Вот те на! — невольно повторил он ее слова.

— Вы побледнели — вам плохо? Минутку… — поставила на столик бутылку виски и две рюмки, нетвердой рукой налила.

— Ничего не понимаю: вы хотите сказать, что…

— Сперва выпейте.

Она подняла свою рюмку. Хочет ободрить меня, потому и выпила залпом?

Не слишком насилуя себя, Камилл последовал ее примеру. Она тут же налила ему снова.

— Вам теперь лучше? В обморок не упадете? У меня нет опыта с мужчинами в обмороке… Лучше подкрепитесь еще…

— Зачем?

Теперь она наверняка заметила, как неумело я держу сигарету; но разве это важно, когда ты всем своим существом чувствуешь, как над тобой собирается самая худшая беда…

— Я в несколько затруднительном положении, ведь нет смысла что-то от вас скрывать. Но полагаю — вы настоящий мужчина. Вчера я видела Ивонну в обществе американского военного. И не простого рядового: кажется, сержанта, или что-то в этом роде.

— И что вы сделали?! — услышал он собственный выкрик.

— Ничего. А что, по-вашему, я должна была сделать? Ивонна совершеннолетняя, взрослая женщина, сама отвечает за свои поступки.

— И где она теперь? — Да ведь я это уже спрашивал, но разве можно вести себя логично, когда вокруг рушатся миры?

— Откуда мне знать? Наверное, с тем сержантом. Порыв ледяного ветра у виска…

— И… они в гостинице?

— А может, на прогулке, за городом. Однако я не могу утверждать, что он рвет там для нее цветочки. Выпейте.

Он послушался без возражений, и тут перед его внутренним взором со звоном рухнул стеклянный замок. Тьма, преисподняя, конец.

— А вы-то что об этом думаете? Вы ведь ее тетя! Вы же не такая, как она! — запальчиво крикнул он вдруг, пораженный собственной смелостью.

— Я не знаю, какая я. Знаю только, что не люблю быть такой, как все. Но меня к этому принуждает моя профессия.

— Она тоже не такая, как все! Она… она особенная!

— Так, наверное, думает и тот сержант.

— Я должен с ней поговорить… Должен, понимаете.

— Понимаю, но где вы ее найдете?

— Обойду все гостиницы.

— Вы уверены, что она где-то зарегистрирована? Я в этом очень сомневаюсь.

— Что же вы мне посоветуете?

— Знаю, что это нелегко, но… выбросьте ее из головы и возвращайтесь домой.

— Да ведь я ее люблю! — Он перестал владеть собой; сигарета выпала из дрожащих пальцев, он и не заметил. Тетя Мина подняла, загасила ее в пепельнице. — А тут еще ее родители, я не могу вернуться и сказать им правду! Насколько я их знаю, они этого не переживут!..

— Я тоже немного знаю брата и невестку. Не переживут— это тоже еще как сказать. И потом, я надеюсь, Ивонна снова вернется домой.

— Вы надеетесь? Вы только надеетесь?

— Бывают случаи, и их достаточно много: когда парней из армии США отзывают на родину, они увозят с собой своих чешских возлюбленных…

— Пойду искать, буду искать ее по всему городу. Пожалуйста, дайте мне ваш телефон… а, не надо, он есть на визитке… Если она придет или позвонит, скажите, что я здесь, что я заклинаю ее вернуться со мной… пусть хоть о родителях подумает! И разрешите мне позвонить вам, может, все-таки Ивонна даст о себе знать…

Мина проводила его до двери.

— Буду держать большой палец вам на счастье.

Те же слова, что и вчера, только в других дверях, и столь же напрасные: „Держу большой палец на счастье вам обоим“… Но сегодня эти слова похожи на циничную насмешку.

С болью в сердце спускался он по лестнице, тетя Мина все еще стояла в дверях, стройная, с фигурой манекенщицы, Камилл, правда, не очень-то разбирался, да и не думал об этом в своем несчастье, но то, как она была одета, — безусловно, неплохая реклама для салона „Parisya“.

Уличный шум долетал до него словно издалека. То, что он услышал от тети Мины, наверное, какое-то страшное недоразумение; конечно, ослепительная племянница — серьезная конкуренция для этой пани, а вдруг Ивонна— жертва злобной, завистливой клеветы? То, что он увидел вчера, обстановка комнаты, в которой живет Ивонна, кое-что объяснило ему. Камилл представил себе, как она укладывается на белоснежную кровать с золотым орнаментом — прелестная фигурка в тонком, ниспадающем, совершенно прозрачном одеянии, в таком при свете луны танцуют на полянке феи, — и в этот миг он загорелся к Ивонне мучительной, сжигающей и до отчаяния несчастной любовью поэта…

Зашел в первую же гостиницу. Портье провел по столбцам фамилий указательным пальцем с роскошным золотым перстнем.

— К сожалению, барышня Мандёускова у нас не проживает.

— Вы уверены? — Этот перстень с Клеопатрой кое-что говорит о тебе, и не слишком-то лестное, тип с наглой ухмылкой!

— Совсем этого исключить нельзя, но она у нас не зарегистрирована.

Камилл шел по городу, всматриваясь в толпу прохожих; при виде каждой блондинки у него учащался пульс. Его обогнал армейский джип, рядом с зеленым мундиром за рулем — половодье золотых волос; у него опять пересохло в горле, он даже кинулся догонять. Джип свернул за угол — красивая девушка, но не Ивонна… И что за дисциплина в американской армии, если солдаты катают девушек в армейских машинах? Или сейчас, в эйфории победного мира, они уже все себе позволяют?

Следующая гостиница, тот же вопрос и заранее — страх перед ответом.

— Наша гостиница обслуживает только американских офицеров.

По лестнице со смехом сбежали две девушки, кинулись к портье.

— Два „честерфилда“[14]! Запишите за номером 313, thank you[15].

Шагая по городу, Камилл забрел на самую окраину. Длинная стена в одном месте разрушена, и сквозь эту зияющую рану открывался хаос разбитых фабричных цехов: искореженные стальные конструкции, закопченные глыбы бетона, мертво свисающие с обнаженной арматуры. Портальный кран перебит посередине, словно ударом исполинского кулака. Последний подарочек этих ухарей, что валяются теперь по гостиницам с чешскими девицами, будто ландскнехты в захваченной крепости, подумал Камилл, и его охватила патриотическая ярость. И это когда Германия уже лежала на лопатках! Чтобы в мирное время было поменьше конкурентов, так, джентльмены?!