Александр Лекаренко - Свалка Страница 11

- Забавный парадокс, - сказал он, осторожно пережевывая сексуально пахнущие дары моря, - Апокрифы утверждают, что подонки общества – это армия Антихриста. А вполне респектабельный Новый Завет полагает, что им принадлежит Царствие Небесное. – Ничего парадоксального в этом нет, - Дед вытер облепленные чешуей усы, - Если учесть, что Антихрист действует по воле Господа, готовя почву для Пришествия. Кому же еще раздавать подарки, если не верным солдатам? Так всегда было. Любое Царствие, небесное или земное – это какое-то место. Значит. Имеет место местничество. Одесную, ощую – как и регламентировано в Писании. – Там идет речь о духовном царстве. – Ну и что? Дух, который нельзя ни представить, ни описать – не имеет места. В него нельзя верить, нельзя его жалеть, нельзя бороться за него. А свято место, коль оно есть – пусто не бывает, оно имеет наместника. – Господь не может действовать, как сюзерен, раздающий феоды. – Почему не может? Он именно так и действует. Чем был Эдем, если не феодом на двоих? Не сумели удержать – валите отсюда, во тьму кромешную. – Это происки Сатаны, - усмехнувшись, заметил он. – А кем был Сатана? – Дед вздернул лохматые брови, - Он был Ангелом Небесным, возжелавшим плоти земной, он боролся за Эдем и он получил Эдем – на, жри. Господа нашего не даром называют Крепким, Он любит силу и не любит слабость. – Зачем тогда Ему любить униженных и оскорбленных? – Он не любит, Он дает шанс. Все сильные мира сего были когда-то униженными и оскорбленными, которые смогли воспользоваться шансом. Господь всегда дает то, что ты можешь взять. А если приходится жрать дерьмо – значит, ты не то схватил. – Значит, база данных была неадекватной, - усмехнулся он и выплюнул чешую. – Так сформируй другую! – Дед растопырил грязные пальцы, - Господь строит Царствие Небесное из праха земного и дает в нем место те6м, кто адекватен. Он взращивает силу, а если сила скисает, он побивает ее слабостью и в этом конвертере созидается мир! Звезды зажигаются там, где скопилось достаточно органики – праха скисшей жизни – и дают начало новым мирам. Вселенная существует всегда и в вечном обновлении, она организована по единому принципу и пронизана единой энергией – жизнью Бога, созидающего Самого Себя. – Мне нравится полет вашей извилистой мысли, - заметил он, вытирая руки жирной тряпкой, служившей скатертью, - От гнилой рыбы – к жизни Бога. – Мне тоже нравится – потому и существую, - ухмыльнулся Дед, - И не перестаю удивляться человеческому скудомыслию. Любой третьеклассник знает, что все есть энергия. И любой, даже скудно верующий знает, что все есть Бог. Почему они не могут сложить два и два? Человек по очереди роняет себе на ноги то неподъемный камень материализма, то неподъемный камень идеализма, а потом падает на жопу и начинает болтать о божественной любви и сатанинской ненависти. Неужели он не может понять, что в его конечном и ограниченном уме не может возникнуть ничего, чего не существует в бесконечной и безграничной Вселенной? А все существующее в бесконечной и безграничной Вселенной существует по законам его конечного и ограниченного ума, существующего по Закону Вселенной. Нет того и этого мира, все миры – эти и существуют, как факт, фактически существующего сознания. – Если принять на веру факт сознания, - ухмыльнулся он. – А чем вы будете его отрицать? – ухмыльнулся Дед, - Сознание и его факты – это все, что у нас есть. Это – Вселенная, в которой мы живем, у нас нет другой. Факт сознания – это очевидное доказательство бытия Бога, как до этого не доперли теологи? – Вы можете указать место, где находится ваше сознание? – Могу, - он указал пальцем, - Оно находится в моей голове. – А куда оно девается, когда вы валяетесь пьяным после второй бутылки водки? – Оно спит. – Что значит – спит? – Это значит – бездействует. – Что значит – бездействует? – Это значит – не осознается. – Чем не осознается? – Они посмотрели друг другу в глаза и расхохотались. – Вы меня извините за этот детский мат, - сказал Дед, отсмеявшись, - Но вы спросили, где истина, и я вам показал, что истина – в вине. С такой аргументацией играли еще иезуиты – прямые потомки Понтия Пилата и наперсточники, от Бога, все политики мира научились у них, только теперь под наперстком – «демократические ценности». – Мы все – прямые потомки Отца, сущего на Небесах и виновного вместе со всеми наперсточниками мира, - саркастически заметил он. – В этой фразе – вся сумма теологического уродства, - ухмыльнулся Дед, - Претензия твари на сыновство. С вытекающими из претензии обидами, страхами и упованиями. Человек – это факт. Бог – это факт. А отношения между ними – не факт, а отношение между фактами. Откажитесь от мнения, что кто-то кому-то что-то должен – и отношения приобретут цивилизованный характер. – И что это означает, практически? – Это означает, пригибайтесь, когда бьют по башке и не варнякайте. Их – трое с боку, ваших нет. Чего варнякать?

Они долго смеялись.

Глава 22

Отзавтракав, он оставил Деда возиться с его древним, как кибернетический мир компьютером, а сам, осторожно прислушиваясь к дарам моря в собственном желудке, зажившим своей плейстоценовой жизнью, навестил заскучавшую баварскую красавицу, извлек из багажника новенький, оргазменно пахнущий сладкой смазкой автомат с парой увесистых магазинов, отнес свои отеческие дары Нагану, уже вполне пригодному к новому крещению и продолжению крестного пути, после чего вернулся к машине, чтобы погонять ее и прогреть застывший мотор – захотелось покататься.

Однако русских горок не получилось, очень скоро его ждало разочарование – уже километрах в пятнадцати от своего нынешнего места жительства он наткнулся на милицейский заслон. Благословляя мощный двигатель и хорошее зрение, он объехал заслон по полям – и наткнулся на еще один. И еще один. И еще. И еще. И еще. После чего, спрятавшись за лесополосой, он разложил на коленях карту и начал раскидывать мозгами.

Выходило так, что в радиусе пятнадцати-двадцати километров от точки, расположенной между его сгоревшим хутором и свалкой, все было перекрыто наглухо. Заслоны были условно милицейскими, они осуществлялись вооруженными людьми в разномастной форме, в этой стране очень трудно было отличить милицию от национальной гвардии, национальную гвардию – от военных, военных – от полувоенных формирований, одетых в такой же камуфляж, а полувоенные формирования – от бандитов. Особо настораживало то, что кое-где посты были уже укреплены мешками с песком и располагались не только на двух трассах, но и на второстепенных дорогах. В стране могло произойти все, что угодно, но никакие события не могли развиваться в этой глухой местности, где не было ничего, кроме мусорных свалок и полу вымерших поселков, а силами, задействованными для блокады, можно было перетрясти любой конкретный стог сена – если они искали какую-то конкретную иголку на этой территории.

Все получило формальное разъяснение, когда он очень осторожно и не встретив ни единой живой души на отрезке шоссе, зажатом между двумя блок-постами, вернулся домой. – А у нас тут эпидемия, - сказал Дед, радостно ухмыляясь, - По сети сообщают, и пацаны услышали по радио то же самое. – Чего эпидемия? – Вроде как – сибирской язвы, - еще шире ухмыльнулся Дед. – Тут же нет скота, откуда язва? – От нас, надо полагать, мы и есть скот. Со всеми вытекающими для скота последствиями. – Я не видел ничего похожего на санитарные мероприятия. Вокруг – вооруженные быки в форме и никаких санитаров. – А чего им стоит соврать? Когда я, в лучшие времена, отдыхал в Ялте, и там случилась вспышка холеры, то весь квартал обнесли рогатками и написали – «Идет съемка». Но если врут про сибирскую язву, то, на самом деле – чума или чего похуже. И лечить будут по новым технологиям – у каждого санитара тридцать ампул в магазине, - Дед ухмыльнулся совершенно дико, - Я мочусь кипятком при одной мысли о том, что будет, когда они явятся сюда, чтобы вылечить вас. – Если мы все не сдохнем раньше. Я мочусь кипятком и плачу кровью при одной мысли о вашем палтусе. – Вашем палтусу, - расхохотался Дед, - Спорим, на вашу «бээмвуху», что ни с кем из нас ничего не случиться? – Откуда такая уверенность? – От бога, черта, от высшего разума. Вы и есть случай, это вы случаете все, что случается – что может случиться с нами, живущими на территории случая? – Вы дернули коньячку в мое отсутствие? – Как же, дернешь у вас, вы же случайно увезли его с собой. – А теперь случайно привез. Я устал от своей божественности, я жажду профилактических мероприятий и не желаю испытывать случай трезвым, несите стаканы – это приказ.

- Я чую ускорение времени, - сказал Дед, занюхав коньяк комком полусгнившей морской капусты, - Назрел переход к следующему этапу плана, я намерен ближе свести вас с Микосом. – Вы продолжаете держать в тайне ваши собственные отношения с ним, - усмехнувшись, заметил он, - И не раскрываете секрет выдавливания силы. – Я блефовал, - Дед суетливо поскреб кадык, - Секрет прост, как все гениальное и примитивен, как любое насилие, но я дал достаточно намеков – могли бы уже и сами догадаться.- Бывают разные формы насилия, - возразил он. – Это так. Но если ваши яйца зажать в дверь – никакие другие формы не понадобятся, вы и так все сделаете. – Я не смогу даже забить гвоздь с яйцами, зажатыми в двери. – Это вы так думаете потому, что вам их никогда не зажимали. На самом деле вы сможете забить десять гвоздей – за одну секунду. Или решить сверхсложную задачу – если вы мыслитель. Или написать поэму – вопя от  боли. Микос – мыслитель, поэт и главный забивальщик гвоздей во Вселенной, он гениален во всем и может все, если его как следует шибануть. – Как эту беззащитность можно соотнести с предполагаемым всесилием? – Понятия не имею. Если бы я знал, что такое Микос, я бы знал, что такое Бог. Он сам есть то, что лежит в основе всех проявлений, но ни черта об этом не знает. Он изменяет свое окружение так, что оно начинает изменяться само, и никто не ведает, что творит. – Вы говорили о его способности планировать действия. – Я излагаю свое понимание так, как позволяет способ моего аналогового мышления. Но Микос – это Хаос. Мой ум налагает на него структуру, чтобы сделать возможным понимание. Но это – понимание моего понимания, а не Микоса. – Попросту говоря, вы можете сказать только то, что можете сказать чушь. – Вы верно уловили мою глубокую мысль. Ум останавливается там, где заканчиваются его структуры. Если вы намерены исследовать Хаос – вы должны заговорить на языке безумия, чтобы понять хотя бы самого себя. Давайте-ка, дербанем по стакану, и я скажу вам пару слов на этом языке, если он повернется. – Булькнула янтарная струя. – Микос, - продолжал Дед после глотка, чмока и краткой паузы на занюхивание, - Это Бог-младенец, который спокойно спал в своей колыбельке, пока не явились мы. Если его ударить – он плачет слезами силы, не ведая, что каждая из них может испепелить мучителя. Или он – старый и мудрый Бог, который миллион лет ждал в своей берлоге, когда придет старый дурак вроде меня и начнет свои пляски и ужимки, полагая это экспериментаторством. Обе версии равноценны, дерьма не стоят – выбирайте любую. – Вы – лукавый, злобный, коварный и хитрый черт, - сказал он, тщательно артикулируя слова, - Мы оба знаем, что из всей вашей болтовни невозможно выудить секрет, который вы зажали и крепко держите в своем заскорузлом кулаке. Скажите хотя бы, отчего вам взбрело в голову, что гриб – это больше, чем наркота? – А вам не взбрело? – Взбрело, - кивнул он, - Но вы не ответили на вопрос. – На этот вопрос нет ответа, - сказал вдруг посерьезневший Дед, - У меня есть прямое знание, которое невозможно выразить моим бедным и заплетающимся языком. Я несу чушь, - Дед печально усмехнулся, - Потому, что носитель не подходит для такой информации. Вы – сосуд силы, у вас может получиться лучше. Поэтому, мы сейчас примем еще на грудь, чтобы моя жопа не отвалилась от страха – и спустимся в лабиринт.