Александр Лекаренко - Дьявольская карусель Страница 13

Они рвали его молча, без выстрелов, - зубами, ногтями и охотничьим ножом, - потом, как змеи, скользнули через дорогу в лес.

Сережа услышал какие-то звуки и глянул через плечо, но он уже достаточно далеко ушел от дороги и за деревьями ничего не увидел. Тогда он снова сосредоточился на месте, где прятался бычок и тихо двинулся вперед.

Алеша лежал на спине в небольшом углублении у корней дерева. В глазах у него двоилось, а слух почему-то исчез полностью. Он увидел две Сережины головы на фоне голубого неба, за головами беззвучно раскачивались две игольчатые кроны. Потом головы исчезли, - остались только кроны. Потом исчезло все. В темноте голос Гелы, как-будто прорвав плотину тишины, сказал очень громко в самое ухо, - Зебра, сука, бери его за ноги!

Г л а в а  21.

Телефон нежно промурлыкал «Отель Калифорния», когда затолкав «Ниву» с двумя трупами за придорожные деревья, они продолжили свою поездку в нику­да, если это можно было назвать ездой, - за рулем сидела Гела. Машина дергалась и прыгала на ухабах, - Алеша, собственно и пришел в себя от толчков. Зебра сунула ему в руку мобильник, - Будешь отвечать? - Он, мало еще что соображая, сдвинул крышку.

- Привет,- сказала Марина, - Как дела? - Очень хорошо, - пробормотал он, пытаясь оценить, не слышит ли он этот голос в бреду. - Ты что трубу не бе­решь, занят сильно? - спросила она. - Откуда у тебя мой номер? - спросил Алеша. - От верблюда. Ты что, Штирлиц в тылу врага? - Марина рассмеялась, - На работе твоей дали, с большим трудом. - А откуда ты знаешь про работу? - спросил он. - 0, господи, - Марина вздохнула,- Мамочке твоей позвонила. Твой номер она не знает, зато узнала про работу, когда ты явился за дипломом. Ты ее менять не собираешься? - Мамочку? - вяло удивился Алеша. - Работу, дундель! Что это за работа такая, у тебя что, крыша съехала? - Нет, - ответил Алеша, - А ты откуда звонишь? - С исторической родины, - хихикнула Марина, - Своей, не Мишкиной. - А Мишка где? - спросил Алеша. В трубке возникло молчание. - Мишка умер, - после паузы сказала Марина. - Как умер? - спросил Алеша, не ощущая ни малейших эмоций. - Так умер. Полез куда не следует, - ответила Марина, - Тебя же рядом не было. А я вышла замуж.-

- «Быстро крутится колесо судьбы», - как жернов, провернулась мысль в голове у Алеши. - Ты чего молчишь? - Марина повысила голос. - Мысль собираю,- ответил Алеша, - А что твой муж, иностранец? - А где я тебе возьму не ино­странца? - фыркнула Марина, - В Синайской пустыне. Абсолютный израильтянин черный, как негр. Ашкенази называется или что-то такое. Я его сюда привезла мы тут собираемся добывать минеральную воду. - Откуда здесь минеральная вода? - туго соображая и морщась от боли в туго перетянутой ноге, спросил Алеша. - У тебя что, маразм? - спросила Марина, - Да тут полно минеральной воды, какой нигде нет, - она хихикнула, - Тем более, в Синайской пустыне. У мужа полно денег, но он ни фига не смыслит в местных делах. Нам, мне нужен доверенный человек, понимаешь? Который умеет решать вопросы, как ты Мишке решал. - Что ты об этом знаешь? - тяжело спросил Алеша. - Все знаю, - легко ответила Марина, - Приезжай, я осыплю тебя своими поцелуями. У меня денег до черта, сходу машину подарю. - Со мной три девушки, - сказал Алеша, - Род­ственницы. - Ого! - рассмеялась Марина, - А сам ты где? - В пизде, - ответил Алеша и ответил истинную правду. - Справляешься? - хмыкнула Марина. - Справляюсь, - ответил Алеша, - Ногу вот только поранил. Гвоздем. - Далеко, значица, влез, - задумчиво сказала Марина, - Короче, починим твою ногу. Или новую приделаем. И девок твоих пристрою, если только они умеют руки мыть. Загоняй номер и адрес, - я в Бахмусе. -

Бахмус был старинным курортным городком, - не более чем в тридцати километрах, от того места, где они находились.

Ч А С Т Ь  2.

 Д в е р ь   о б р у ш и л а с ь.

Г л а в а   22.

Марина происходила из среднестатистической, социалистически выдержанной, полуинтеллигентной семьи. Ее полуеврейская мама была экзальтированной рус­ской, пила водку, служила инженером в проектном институте и навсегда сохранила гордые воспоминания об отце, - лауреате всех возможных советских пре­мий и замминистра угольной промышленности республики, - кроме воспоминаний от спившегося корифея советской индустрии ничего не осталось. Папа Марины был во втором поколении русифицированным украинцем, коммунистом по семейной традиции, умеренным антисемитом и директором маленького керамического заводика, - с зарплатой меньше, чем у рабочих, занятых в горячем цеху. Но с пришествием Новой Эры все изменилось. Папа Марины, вдруг обнаруживший себя реальным распорядителем никому не принадлежащего предприятия, спрятал партбилет, - на всякий случай - и принялся за строительство персонального капи­тализма, - с таким же бычьим упрямством, с которым он пробивал себе дорогу в кресло совдиректора. У него не закружилась голова от успехов, он не впал в детскую болезнь левизны, ничего не украл и не занялся разливом водки в заводских цехах, - он в несколько приемов приватизировал завод, заняв денег для участия в госмошенничестве с сертификатами и воспользовавшись налажен­ными связями в более удачливых постсоветских странах, - создал процветающее капиталистическое предприятие. Очень быстро став миллионером, - совершенно не понимающим, что ему делать со своими миллионами и оставаясь главой се­мьи, - очень хорошо понимающей. Он хотел дом - и построил дом, как в журна­ле. Машину он водить вообще не умел,- у него всю жизнь был персональный водитель. Он купил «Мерседес» с водителем. И американский джип, - на всякий случай. На этом его представления о роскошной жизни заканчивались. У него не было ни одной дурной привычки, которые могли бы скрасить его ломовое существование. Отдыхать он не умел и не хотел, - не без оснований полагая, что сдохнет без работы. Поэтому, он вкладывал и вкладывал деньги в предприятие, - а предприятие расширялось и процветало, расширяясь, под недоуменными взглядами семьи, которая не могла взять в толк, - на хрена кормить столько ртов, когда пора бы уже и самим занятья тратой своей кучи денег? Хозяин семьи не был плэйбоем, - он был ломовым извозчиком с партбилетом под задницей и поимев вторую пару штанов, - первую отдавал нуждающемуся. С барского плеча. Он имел совесть особого рода, круто замешанную на самолюбовании - и повышал зарплаты, ставил кондиционеры в цехах, разбивал цветники, - делал все то, что не позволяли ему делать или позволяли с барского плеча прежние хозяева жизни, делал им в пику, делал с удовольствием, искренне наслаждаясь своим положе­нием благодетеля. И оставаясь для семьи, - занудным и прижимистым совдиректором, экономящим деньги для покупки цветного телевизора. Возможно, отношения сложились бы и по другому, если бы он любил свою жену. Но он ее не любил. Он женился на ней из престижных соображений, о карьере тогда еще речи не было, но она не оправдала даже и этих его ожиданий - и ввиду спившегося па­почки и ввиду собственной никчемности. Он ненавидел ее ничем не оправданное мотовство, ее заигрывание с жидовскими родственниками, ее показное русопятство и затаенное презрение к его, им же презираемому хохловству. В молодос­ти она отличалась незаурядной красотой и передала ее своей первой дочери, - Марине, - которая и понесла на себе часть, матери предназначенного груза отцовского недоброжелательства. Папочка никогда не мог понять, отчего красавица Клара выбрала его и относил это всецело на счет ее вздорности и похот­ливости, превышающих и его понимание и его возможности, - ему легко было убедить себя, что Марина, не имевшая счастья уродиться с его клубничным но­сом и редькообразной макушкой, - плод Клариной неверности, привезенный из какой-то институтской командировки. Зато рождение второй дочери, - Елены, он уже контролировал полностью, со всем своим трудолюбием и мелочной склонно­стью к деталям, - он высидел ее своей задницей. Несмотря на этот прискорб­ный для Елены факт, - она вышла очень даже ничего, - материнская кровь, слег­ка сгладив огород отцовского наследства, не позволила запороть дело на кор­ню и подарила часть собственного огня этому плоду исключительно тоскливого и правильного совокупления. В отличие от Марины, выросшей на руках у Клари­ной матери, которую папик люто ненавидел за барскую снисходительность по отношению к нему, - Елена выросла не то чтобы на руках, которые папик пеленками никогда не пачкал, - но под крылом его покровительства, не оставлявшего ее никогда. Никогда папочка не замечал ни единого пятнышка, ни на детском пла­тьице Елены, ни на французском белье, которое стало для нее одноразовым уже с четырнадцати лет, а ее подвенечный наряд он осыпал искрами бриллиантов, - в отличие от Марины, с детства запятнанной грязью, чернилами, пороками и вышедшей замуж за беглого еврея. Ну и черт с ней.