Ян Потоцкий - Рукопись, найденная в Сарагосе Страница 17

После этого приор позвал брата Лэ и дал ему соответствующие указания относительно дальнейшей моей судьбы.

На другой день я тронулся с братом Лэ в путь. Приехали в деревушку; там меня устроили на жительство, и с тех пор единственной моей обязанностью стало носить посылки в город. Во время этих маленьких путешествий я старался по возможности не встречаться с Принчипино. Но как-то раз он увидел меня на улице, когда я покупал каштаны, узнал и велел лакеям немилосердно избить меня. Через некоторое время я опять влез, переодетый, к нему в комнату и, конечно, вполне мог бы его убить; до сих пор жалею, что не сделал этого, но в то время я еще недостаточно освоился с такого рода обхождением и поэтому ограничился тем, что хорошенько отхлестал его.

Несчастная звезда моя, как вы видите, сделала то, что в ранней моей юности не проходило полугода, чтобы я не встретился с проклятым Принчипино, причем сила обычно была на его стороне. В пятнадцать лет я хоть возрастом и разумом оставался еще ребенком, однако по силе и отваге был уже взрослый мужчина, но это не должно удивлять вас, если вы учтете, что морской, а потом горный воздух очень содействовал моему телесному развитию.

Мне было пятнадцать лет, когда я впервые увидел знаменитого своим образом мыслей и отвагой Теста-Лунгу, самого порядочного и благородного из разбойников, какие когда-либо жили на Сицилии. Завтра, если вам угодно, я расскажу об этом человеке, память о котором вечно останется в моем сердце. А сейчас я должен вас покинуть: моя обязанность наблюдать за тщательным порядком в пещере.

Зото ушел, и каждый из нас на свой лад стал судить о том, что услышал. Признаюсь, я не мог отказать в известного рода уважении таким отважным людям, какими были те, которых изобразил Зото в своем повествовании. Эмина утверждала, что отвага заслуживает нашего уважения лишь в том случае, если применяется для защиты правого дела. Зибельда, со своей стороны, заметила, что в юного шестнадцатилетнего разбойника можно было влюбиться.

После ужина каждый пошел к себе, но вскоре обе сестры вдруг снова вернулись ко мне. Они сели, и Эмина промолвила:

– Милый Альфонс, не можешь ли ты принести ради нас одну жертву? И даже не столько ради нас, сколько ради себя.

– К чему все эти предисловия, моя прекрасная родственница? – ответил я.

– Скажи мне просто, что я должен сделать.

– Дорогой Альфонс, – прервала Эмина, – этот талисман, который ты носишь на шее и называешь частицей животворящего креста, смущает нас и повергает в невольную дрожь.

– О, что касается этого талисмана, – поспешил возразить я, – не просите его у меня. Я обещал матери никогда не снимать его, и, по-моему, не тебе сомневаться в том, умею ли я держать свое слово.

В ответ мои родственницы слегка насупились и замолчали; но вскоре смягчились, и ночь прошла так же, как и предыдущая. Этим я хочу сказать, что пояса моих родственниц остались нетронутыми.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

На другое утро я проснулся раньше, чем накануне, и пошел проведать моих родственниц. Эмина читала Коран, а Зибельда примеряла жемчуг и шали. Я прервал эти важные занятия нежными ласками, выражавшими в равной мере и любовь и дружбу. Потом мы обедали, а после обеда Зото в таких словах продолжал рассказ о своих приключениях.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ЗОТО Я обещал рассказать вам о Теста-Лунге и теперь исполняю свое обещание. Мой друг был мирным жителем Валь-Кастеры, маленького городка у подножья Этны. У него была красавица жена. Молодой герцог Валь Кастера, осматривая однажды свои владения, увидел эту женщину, пришедшую вместе с женами самых почтенных горожан приветствовать его. Надменный юноша, вместо того чтобы принять с благодарностью дань уважения, которую его подданные пришли воздать ему устами красоты, посвятил все свое внимание прелестям синьоры Теста-Лунга. Без дальних околичностей он объяснил ей, какое впечатление произвела она на его чувства, и сунул ей руку за корсаж. В то же мгновенье муж, стоявший за спиной жены, вынул нож из кармана и погрузил его в сердце молодого герцога. Мне кажется, на его месте каждый порядочный человек поступил бы так же.

Совершив это, Теста-Лунга укрылся в церкви и сидел там до наступления ночи. Полагая, однако, что ему надлежит найти более надежное убежище, он решил пристать к нескольким разбойникам, уже скрывавшимся в это время на вершинах Этны. Он ушел к ним, и они объявили его своим атаманом.

Этна в то время извергала невероятное количество лавы; среди огненных ее потоков Теста-Лунга укрыл свою банду в потайных местах, одному ему известных. Достаточно обезопасив себя таким образом со всех сторон, этот храбрый атаман обратился к вице-королю с просьбой о помиловании для себя и своих товарищей. Власть отказала, по-моему, из боязни уронить свой авторитет. Тогда Теста-Лунга вступил в переговоры с главными арендаторами окружающих поместий.

– Будем грабить сообща, – сказал он им. – Когда я буду приходить к вам, давайте мне, что сами захотите, и за это можете перед хозяевами валить все свои грабежи на меня.

Конечно, это тоже был грабеж, но Теста-Лунга добросовестно делил все между товарищами, оставляя себе лишь столько, сколько ему было необходимо для жизни. Мало того: проходя через какую-нибудь деревушку, он приказывал платить за все вдвое, так что очень скоро стал кумиром обеих Сицилий.

Я уже говорил вам, что некоторые разбойники из шайки моего отца присоединились к Теста-Лунге, несколько лет остававшемуся на южном склоне Этны, откуда он производил набеги на Валь-ди-Ното и Валь-ди-Мазара. Но в то время, о котором я говорю, то есть когда мне исполнилось пятнадцать лет, шайка вернулась в Валь-де-Мони, и однажды мы были свидетелями ее появления в деревушке августинцев.

Вы даже отдаленно не можете себе представить весь блеск и великолепие этого зрелища. Товарищи Теста-Лунги были в мундирах, кони их – покрыты шелковыми сетками; пояса, ощетиненные пистолетами и стилетами, на боку длинные сабли, за спиной огромные ружья, – вот как была вооружена эта разбойничья шайка.

В три дня разбойники съели наших кур и выпили наше вино, а на четвертый им донесли, что из Сиракуз выступил отряд драгун, чтобы окружить их. Это известие привело их в самое веселое настроение. Они устроили засаду на перекрестке дорог, ударили на отряд и разбили его наголову. Силы неприятеля превосходили их силы в десять раз, но у каждого разбойника было больше десяти пуль, из которых ни одна не ударила мимо цели.

Одержав победу, шайка вернулась в деревушку, и я, наблюдавший издали весь бой, был в таком восхищении, что упал в ноги атаману, умоляя его принять меня в число своих Теста-Лунга спросил, кто я такой.

– Сын разбойника Зото, – ответил я.

Услыхав это почетное имя, все, кто служил под началом моего отца, издали крик радости. Потом один из них схватил меня в свои объятия, поставил на стол и промолвил:

– Друзья, в последней схватке мы потеряли лейтенанта и не знаем, кто его заменит. Пускай нашим лейтенантом будет молодой Зото. Сыновьям герцогов и графов часто доверяют командование полком. Отчего же нам не поступить так же с сыном храброго Зото? Ручаюсь, что он окажется достойным такой чести.

Слова оратора были покрыты громкими рукоплесканиями, и меня единодушно избрали лейтенантом.

Сначала это мое звание казалось им шуточным, и ни один разбойник не мог удержаться от смеха, называя меня signore tenente note 17, но вскоре им пришлось переменить свое мнение. Я не только был всегда первым в нападении и последним в отступлении, но никто из них не умел лучше меня проникнуть в замыслы противника или обеспечить шайке безопасность. То я влезал на вершины скал, чтоб охватить взглядом всю местность и дать условный знак, то проводил целые дни среди врагов, перепрыгивая с дерева на дерево. Часто случалось мне даже просиживать целые ночи напролет на самых высоких каштанах Этны, привязав себя поясом к суку на случай, если одолеет дремота. Все это было под силу для того, кто хорошо изучил ремесло трубочиста и юнги.

Так мало-помалу я снискал всеобщее уважение, и мне доверили охрану всей шайки. Теста-Лунга полюбил меня, как родного сына, и, смею сказать, я приобрел славу, чуть не превышающую его известность; вскоре по всей Сицилии ни о чем другом не говорили, как только о блестящих подвигах молодого Зото. Слава не сделала меня равнодушным к забавам, свойственным моему возрасту. Я уже говорил вам, что у нас разбойники – народные герои, и вы легко поймете, что самые хорошенькие пастушки Этны, не колеблясь, отдали бы мне свое сердце; но мне было суждено оказаться под властью более изысканных чар, и любовь приготовила для меня более лестную добычу.

Мне уже исполнилось семнадцать лет, и я был два года лейтенантом, когда новое извержение вулкана уничтожило все наши прежние укрытия и вынудило нашу шайку искать приюта где-нибудь южнее. После четырехдневного похода мы пришли к замку под названием Рокка-Фьорита, местопребыванию и главному владению моего врага Принчипино.