Танцы на осколках (СИ) - Пасынкова Юлия Александровна Страница 18

Кто-то рассказывал, что это из-за кометы. Почему так случилось — все гадали каждый по-своему. Я много об этом думала по ночам, и вот, к чему пришла: в тот час, когда наступила Тьма, как ее сейчас называют, наш мир с наукой и механизмами погиб. Но природа не терпит пустоты, и ему на смену пришли все эти твари и магия — смешно сказать. Теперь же вся земля, наша земля, принадлежит этой шобле, колдовству и вам, ограниченные потомки».

Я захлебывалась словами, дыхание перехватило. Не глядя на моих молчаливых слушателей, поднялась и вышла из избушки. Холодный воздух расправил легкие, я вновь смогла дышать. Небо было ясным, и звезды показались, как на ладони. Что-что, а они не изменились с тех самых пор ни на зернышко. Даже живя в том городе, а после, скитаясь по свету, я всегда любила смотреть на них. Они давали то, чего нам, Прежним, всегда так не хватает — покой.

Около костра донеслось шевеление, я, не оборачиваясь, быстро смахнула выступившие слезы. Каждый раз стараюсь забыть то, что меня заставляют вспоминать. Ящер бы их всех побрал. Я почувствовала дыхание на затылке, тяжелая рука легла мне на плечо. Оно дернулось, пытаясь сбросить ношу, но ладонь лишь крепче вцепилась. Я развернулась, стараясь сохранять самообладание, наткнулась на лицо Бреста, Милка молча сидела у костра, опустив взгляд. Я открыла было рот, но в глазах наемника прочитала лишь искреннее сострадание и горечь. Остатки сил, сохраняющие лицо, кончились и, вцепившись в Бреста, я разрыдалась, как маленькая девчонка. Оплакивала своих близких, но таких далеких теперь, оплакивала свою очередную смерть, оплакивала свой мир и жалела себя. И мне было плевать, что, может быть, завтра мне придется оставить этих людей, но сейчас, рыдая в объятиях большого и жесткого наемника, я почувствовала себя лучше. На время.

Мои излияния прервал далекий скрежещущий хохот. Я отстранилась, Брест вздрогнул, схватив со спины арбалет, уставился куда-то в ночное небо.

— Не понимаю, — пробормотал наемник, — Сейчас не полнолуние.

К нам выбежала испуганная Милка с мечом в руке:

— Что это?

Я заозиралась по сторонам, хохот повторился уже ближе.

— Все в дом! — Заорал Брест, — Проклятье, кони. Милка, быстро, концом меча черти круг.

— Где? — растеряно крикнула служанка.

— У себя на заднице, дура. Вокруг дома вместе с конями, — гаркнул мужчина, — Мурка, или как там тебя, накрепко привяжи их.

Я повиновалась, схватив наброшенные на столбушку поводья, и затянула их в тугой узел, как было велено. Лошади испуганно заржали. Хохот повторился уже ближе. Он словно бы доносился со всех сторон одновременно. Поднялся лютый ветер.

Брест, вытащив меч, старательно резал землю, оставляя за собой глубокую борозду.

— Помогай, — крикнул он.

Из-за ветра его едва было слышно.

Я схватила кинжал, кинулась кромсать дерн с другой стороны. Леший тебя задери, только ведь наточила лезвие, теперь будет тупое, как сибирский валенок.

Наши три борозды сомкнулись вовремя. Ветер резко утих, было слышно только наше надсадное дыхание. Кони испуганно ржали, но накрепко привязанные, они лишь перебирали на месте ногами. Мы столпились около животных, не убирая оружия.

Раздался взрыв хохота, улюлюканья, свиста и криков. Я, глядя на мелькающие перед нами нечеловеческие рожи, задумчиво изрекла:

— Ну, и чья была гениальная идея остановиться здесь? 

Глава 11.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

11 и 12 день

Вокруг путников стояла шевелящаяся, орущая, пускающая слюни тьма. По небу плыли темные тучи, а яростный ветер трепал плащи и волосы троицы, сгрудившейся около коней. За вырубленной в земле линией из темноты мелькали крылья, когти, оскаленные пасти и горящие нечеловеческим огнем глаза. Толпа нечисти выла от досады, скребла воздух лапами, но не могла дотянуться до столь желанного мяса. Нетопыри размером с собаку кружили по кругу, высматривая разрыв в круге. Кровавые глаза упырей отсвечивали в темноте голодным блеском. В толпе нечисти вокруг линии плясали три полуночки. Изгибы их тел и плавные движения завораживали.

— Руки-ноги высовывать за черту не стоит, — хмуро заметил Брест, положив руку на плечо Милке.

Служанка, завороженная пляской, вздрогнула и отвернулась от танцующих тварей. Полуночки радостно захохотали, ускоряя темп. Нечисть вовсю бесновалась. Воровка, стараясь не смотреть на ту сторону, пыталась успокоить коней, которые от страха грозили оборвать поводья. Она сняла с себя плащ, завязала своему жеребцу глаза, тот несколько притих, продолжая испуганно водить ушами. Брест кивнул служанке и, последовав примеру Мурки, накинул тряпье на морду животного. Кони притихли, лишь иногда вздрагивали и испуганно ржали.

— Идите в дом, — крикнул наемник.

За свистом и воплями нечисти путники не слышали друг друга, мужчина знаками показал девкам топать в убежище, те кивнули и, пригибаясь от сильного ветра, засеменили к дверям. Последним зашел наемник, отряхивая пыль с головы.

— Что за черт? — крикнула на него воровка. — Что вообще творится?!

— Нечисть гуляет, — огрызнулся Брест, — Сам не пойму: не полнолуние, ночь не купальная, а они словно с цепи сорвались.

— Это она притянула тварей, — Милка ткнула пальцем в воровку. — Надо отдать её им, может тогда они уберутся.

— Я тебя сейчас сама уберу, — отбрила девка, вытаскивая кинжал.

— А ну молчать, курицы! Раскудахтались! — грянул наёмник, — Чтоб до рассвета, если выживем, по разным углам сидели, ясно? Иначе я вас собственноручно выкину. — Он схватил Мурку, дал ей леща и вытолкал в один угол, служанке ткнул пальцем в другой. — И чтоб молча сидели, усекли? Ящер меня дернул с бабами связаться… — Он плюнул и уселся посередине, подбрасывая дрова в прогоревший костер.

Девки рассерженно пыхтели, но перечить не посмели. Вой и свист за стенами продолжался, в избушке же было тише. Воровка сидела, прислонившись к стене, кончиком кинжала рисовала на земле каракули. Милка, сложив руки и надув губы, косилась на неё недобрым глазом. А Брест, выглянув в окно да прикинув, что очерченный круг надежно защищает, начал укладываться на пол. Он деловито подтянул мешок с едой, закинул в рот кусок хлеба и улегся, сложив за голову руки.

— Ты ведь кое-чего не поведала, — жуя, обратился он к воровке.

— Что еще? — устало ответила та.

— Как же ты выжила. Да и про вас — Прежних, ты утаила.

Девица промолчала, выколупывая кусок из земляного пола, вытерла нос о рукав и продолжила прерванный рассказ.

— Не все стали Прежними, как вы нас называете. После Тьмы я считала себя обычным человеком, но вскоре стала замечать, что со мной что-то так: порез заживал за пару минут, сломанная кость — за день, а мышцы и другие ткани и того быстрее. Я перестала болеть. Однажды пошла купаться и обнаружила, что у меня нет шрамов. Вообще. Даже тех, которые получила еще в детстве, свалившись с высокой груши в чужом саду. Когда я умерла в первый раз — наткнулась на отморозков, и мне пробили голову — представьте мое удивление, когда очнулась спустя день. Меж волосами еще чувствовался рубец, а через пару часов и его не стало. Есть еще много особенностей, связанных с моей регенерацией, самоисцелением по-простому, но это уже мелочи.

Брест, слушая, сел, забыв про сон. Он схватывал каждое слово, Милка тоже притихла и не смогла скрыть своего любопытства.

— И что же все? Все Прежние такие?

— Нет… — девушка замолчала, опустив голову. Тяжело вздохнув, она продолжила. — Во-первых мы — ну, за исключением меня — не бессмертны. Прежние перестали стареть, да, но они оставались уязвимыми ко всему: болезням, обычному оружию, голоду и тому подобное. Никто не знает, сколько нас было в самом начале, но до сегодняшнего дня дожили единицы…