Рабиндранат Тагор - Крушение Страница 2

Развязка романа оставляет уверенность в том, что путы обычаев слабеют и рвутся: стараниями самих героев «опозоренная» Комола находит счастье в доме своего супруга. Вместе с тем, решая судьбу Комолы, Тагор объективно выступает против принципа Кармы[1], которого придерживается ортодоксальный индуизм.

В «Крушении» писатель объективно показал растущий конфликт между традициями и действительной жизнью.

В романе проводится мысль, характерная для многих поэтических и прозаических произведений Тагора: разоблачение всякого рода религиозной схоластики, аскетизма и противопоставление этому собственной религии, девизом которой является — любовь и уважение людей друг к другу.

«Я не считаю, что выполнение каких-то тайных ритуалов дает особое преимущество, — говорит автор словами одного из героев романа, — скорей наоборот, от этого человек теряет душевное равновесие и делается ограниченным».

Роман «Крушение» рассказывает о жизни бенгальской интеллигенции, но подлинной его героиней является простая деревенская девушка Комола.

Тема тяжелого положения индийской женщины постоянно занимала в творчестве Тагора видное место. Решительно протестуя против жестокой тирании, на которую в Индии была обречена женщина в доме мужа, он глубоко раскрывает богатый душевный мир Комолы.

В ее образе писатель показал лучшие черты женского характера; мужество и самоотверженность отличают ее от нерешительного и эгоистичного Ромеша, от нуждающейся в постоянной поддержке и утешении Хемнолини. Одиночество юной Комолы не мешает ей сохранить чувство собственного достоинства. Так, узнав, что Ромеш не муж ей, она находит в себе силы покинуть его дом и отправиться на розыски своего настоящего супруга.

Источник самоотверженности и душевной красоты своей героини Тагор видит в той обстановке, в которой складывался ее характер: Комола выросла на лоне природы, в простой деревенской семье; ей не пришлось жить в доме свекра и быть безответной служанкой жестокой свекрови. «Ей до сих пор не приходилось слышать таких окриков, как: «Замолчи!», «Делай, что тебе приказано!», «Жена не должна отвечать «нет!» — поэтому Комола высоко держала голову: ведь в искренности она черпала и силу!»

Этой девушке, не знавшей цепей домашнего рабства, Тагор отвел в романе ведущую роль, противопоставив ей слабохарактерных и неуверенных в себе представителей бенгальской буржуазной интеллигенции.

Таков, например, адвокат Ромеш. Человек умный и честный, он в силу своего слабоволия и нерешительности, не только сам терпит крушение в личной жизни, но невольно заставляет страдать и других. Таков и учитель Джогендро, отличающийся непостоянством убеждений. Однако следует сказать, что в его едких насмешках, в стремлении противоречить всем и каждому угадывается смутное недовольство установленным порядком вещей.

Хотя сюжет романа в основном освещает круг вопросов, связанных с семьей, браком, и непосредственно не затрагивает политических проблем, тем не менее по раскрытию образов Ромеша и Джогендро можно судить об отношении Тагора к бенгальской европеизированной буржуазной интеллигенции.

В «Крушении» дана целая галерея разнообразных характеров: здесь добрый, отзывчивый дядюшка Чокроборти и хитрый Окхой, преданная подруга, образец нежной жены — Шойлоджа и чванливая, набожная Нобинкали, бездеятельный Оннода-бабу и непоседливый Умеш, горячо преданный приютившей его Комоле. В передаче богатой гаммы чувств и настроений героев, в тщательном отборе языковых средств сказалось прекрасное знание Тагором жизни всех слоев индийского общества и талант большого художника.

В своем творчестве Р. Тагор следовал лучшим традициям индийской литературы, в свою очередь развивая и обогащая их.

В «Крушении» почти нет портретных зарисовок — основная роль в раскрытии характеров героев, в развитии действия принадлежит живому диалогу и пейзажу. Перекликающиеся с настроениями героев картины природы, то гневной и грозной, то мирной и ласковой, сменяют одна другую, придавая повествованию глубоко эмоциональный характер.

Неоднократно прибегает писатель к приему контраста: постоянное противопоставление Ромеша — Окхою, внезапный переход от повествования о Комоле к рассказу о Хемнолини помогают воспринимать каждый образ с большей полнотой и яркостью. Немало способствует живости повествования и ясный образный язык романа.

В романе «Крушение» Рабиндранат Тагор проявил себя как зрелый мастер, сумевший красочно и реалистически изобразить жизнь и быт людей своей страны.

Глава первая

Не было ни малейшего сомнения в том, что Ромеш и на этот раз сдаст свои юридические экзамены. Богиня Сарасвати — покровительница наук — неизменно устилала его путь лепестками золотого лотоса и, щедро одаривая медалями, не обделялгг в то же время и знаниями.

Сразу после экзаменов Ромешу предстояло отправиться домой, но не было заметно, чтобы он слишком торопился укладывать чемодан. На письмо отца, в котором тот требовал немедленного возвращения сына, Ромеш ответил, что приедет сразу, как только будут известны результаты экзаменов.

Рядом с Ромешем, в соседнем доме, жил его товарищ Джогендро, сын Онноды-бабу[2]. Оннода-бабу принадлежал к «Брахмо Самадж»[3]. Его дочь, Хемнолини, как раз в это время держала экзамены на бакалавра изящных искусств, и Ромеш довольно часто заходил к ним на чашку чая, а то и просто без всякого повода.

В те же часы, когда Хемнолини, расхаживая по крыше с книгой в руках, сушила волосы после купанья, Ромеш имел обыкновение тоже усаживаться с книгой на пустынной крыше своего дома, возле лестницы, ведущей на чердак.

Что и говорить, место для занятий очень удобное, но если вдуматься хорошенько, то сразу станет ясно, что и помех в данном случае тоже было достаточно. До сих пор еще ни та, ни другая сторона не начинала разговоров о свадьбе. У Онноды-бабу на это была своя причина: он держал на примете одного юношу, который уехал в Англию учиться на адвоката; этого молодого человека он втайне и прочил в мужья своей дочери.

Однажды за чайным столом разгорелся оживленный спор. Хотя товарищ Джогендро, Окхой, не очень успешно сдавал экзамены, однако он ни в чем не желал уступать каким-то жалким любителям чаепитий и прочих невинных удовольствий, а потому частенько появлялся к чаю у Хемнолини. Вот и сегодня Окхой завел разговор о том, что ум мужчины подобен мечу: даже плохо отточенный, он во многом может быть полезен уже благодаря своей тяжести; а женский ум — что перочинный ножик: как его ни точи — в серьезных обстоятельствах он ни на что не годен. И так далее, все в том же духе.

Сама Хемнолини решила пропустить мимо ушей эту наглость Окхоя, но когда и брат ее, Джогендро, стал приводить доказательства слабости женского разума, тут уж Ромеш не в силах был молчать: загоревшись, он принялся петь хвалебные гимны женской половине человеческого рода.

Охваченный вдохновенным порывом преклонения перед женщиной, он выпил против обыкновения уже две лишних чашки чая, как вдруг вошел рассыльный и вручил ему записку. На ней рукою отца было написано имя Ромеша. Прервав спор — на полуслове, Ромеш прочитал письмо и поспешно вскочил. На все вопросы он отвечал, что приехал его отец.

— Дада[4], — обратилась Хемнолини к Джогендро, — почему бы не пригласить отца Ромеша-бабу сюда, на чашку чая.

— Нет, нет, только не сегодня, — запротестовал Ромеш. — Я должен немедленно идти к себе.

Окхой, в душе чрезвычайно довольный уходом Ромеша, заметил:

— Может, ему вообще не захочется принимать пищу в этом доме…

Встретив сына, отец Ромеша, Броджмохан-бабу, сказал:

— Завтра с утренним поездом ты отправишься домой.

— Что-нибудь случилось? — растерянно сдросил Ромеш.

— Да нет, ничего особенного, — ответил Броджмохан-бабу.

Ромеш пристально вглядывался в лицо отца, стараясь угадать, в чем дело, однако Броджмохан-бабу не был склонен удовлетворить любопытство сына.

Вечером, когда отец отправился навестить своих калькуттских друзей, Ромеш уселся писать ему письмо. Но дальше обычного обращения «Склоняюсь к Вашим многочтимым лотосоподобным стопам» его послание не двигалось.

«Не могу же я скрывать от отца, что с Хемнолини меня связывает безмолвный обет», — убеждал он себя и снова принимался за различные варианты письма, но в конце концов рвал все написанное.

После ужина Броджмохан-бабу спокойно уснул, а Ромеш поднялся на крышу и, как ночной дух, стал бродить по ней, не отрывая взгляда от соседнего дома. В девять часов оттуда вышел Окхой; в половине десятого заперли входную дверь; в десять в гостиной погас свет; а после половины одиннадцатого весь дом погрузился в глубокий сон.