Генри Хаггард - Она и Аллан Страница 2

— Или пока мы сами не замерзнем, дураки вы такие! — возразил угрюмо европеец. Он был сильно не в духе, что, впрочем, было вполне естественно. Европеец терял по меньшей мере четыреста фунтов стерлингов на одних пропавших волах. Наконец один из слуг выступил вперед — до этой минуты он упорно молчал, — погонщик первой повозки.

— Отец мой, — обратился он к европейцу, — вот что я скажу. Волы пропали, а следы их заметены снегом. Никто не знает, куда они побежали, живы ли они или представляют собой груду костей, но там, внизу, в краале, — указал он рукой на несколько шалашей, расположенных на склоне холма, — приблизительно в двух милях отсюда, живет колдун по имени Звите. Он стар, очень стар, но обладает знанием, и если кто может сказать вам, отец мой, где находятся пропавшие волы, то это он!

— Что за глупости! — ответил ему европеец. — Но так как в краале будет не холоднее, чем в этой повозке, пойдем туда и, пожалуй, спросим Звите. Принеси-ка бутылку джина и немного нюхательного табаку для подарков!

Час спустя европеец уже находился в шалаше старого Звите. Путешественник увидел перед собой очень старого человека, от него остались почти одни кости. Старик ослеп на оба глаза, и одна рука, а именно — левая, была мертвенно бледная и сморщенная.

— Чего ты хочешь от старого Звите, белый человек? — спросил старик тоненьким голосом. — Ведь ты не веришь мне? Не веришь в мое знание? Зачем же мне помогать тебе? А все же я исполню твое желание, хотя оно и противно вашим законам, а ты нехорошо поступаешь, обращаясь ко мне. Но я хочу доказать тебе, что не все ложь в нас, зулусских колдунах, и помогу тебе. Ты хочешь знать, отец мой, куда девались твои волы, прячась от холода? Не так ли?

— Совершенно верно! — ответил европеец. — У вас длинные уши!

— Да, отец мой. У меня длинные уши, хотя и говорят, что я стал глохнуть. У меня и глаза зоркие, хотя я и не вижу твоего лица. Дай мне послушать! Дай посмотреть!

Старик замолчал на несколько минут, мерно раскачиваясь взад и вперед, и наконец заговорил:

— У тебя ферма там, внизу, около Пайнтауна, не так ли? Ага! Я так и думал, а на расстоянии часа езды от твоей фермыживет бур. У него только четыре пальца на правой руке. На ферме этого бура есть роща, и в ней растут деревья мимозы. В этой самой роще ты найдешь своих волов — да, да, на расстоянии пяти дней пути отсюда ты найдешь всех своих волов. Я говорю — всех, отец мой, но на самом деле всех, кроме трех: большого черного африканского вола, маленького рыжего зулусского однорогого и пестрого волов. Этих трех ты не найдешь, они погибли в снегу. Пошли людей и тогда найдешь остальных. Нет, нет! Я не прошу награды! Я не делаю чудес за плату, к чему мне? Я и так богат!

Европеец стал смеяться, но в конце концов, такова уж в нас сила веры в сверхъестественное, он послал людей в указанное место. И что же? На одиннадцатый день пребывания европейца в краале Звите посланные вернулись и пригнали всех волов, за исключением трех. После этого европеец больше не смеялся. Эти одиннадцать дней он провел в одном из шалашей крааля старого Звите. Каждый день он приходил к нему и беседовал с ним. Часто такие беседы продолжались далеко за полночь. На третий день он спросил Звите, почему его левая рука такая белая и сморщенная и кто такие Умслопогаас и Нада, о которых он мельком упомянул несколько раз. Тогда старик поведал ему историю, изложенную в этой книге. День за днем старик рассказывал, пока не довел ее до конца. История эта не вся записана в этой книге, некоторые части ее могли быть забыты, другие пропущены. Автор не мог также передать всю выразительность зулусского наречия, не мог также создать точный образ рассказчика. На самом деле он не только рассказывал свою историю, но воспроизводил ее действиями.

Если приходилось говорить о смерти воина, он, ударяя палкой, показывал при этом, куда попал удар и как упал сраженный.

Если история затрагивала грустные факты, он стонал и даже иногда плакал. Старик говорил разными голосами, причем каждое из действующих лиц имело особый голос.

Этот старый, сморщенный человек, казалось, вновь переживал прошлое.

Прошлое само говорило со слушателем, повествуя о делах, давно забытых, о делах, никому более не известных.

Европеец записал рассказ старика Звите, как сумел, по возможности так, как излагал его старик. Сама же история Нады и тех, чьи жизни были тесно связаны с ней, произвела на него настолько сильное впечатление, что он пошел дальше и напечатал свои записки, для того чтобы и другие могли судить о ней. Теперь роль его кончена.

Пусть тот, кого называют Звите, но который на самом деле носит другое имя, начинает свой рассказ.

Глава 1. ПРОРОЧЕСТВА ЮНОГО ЧАКИ

Вы просите меня, отец мой, рассказать про юношу Умслопогааса, прозванного впоследствии Булалио Убийца, который владел Виновником Стонов, топором с рукоятью из клыка носорога, и про его любовь к Наде — самой прелестной женщине племени зулусов?

История эта длинная, но вы пробудете здесь не одну ночь, и если я буду жив, то расскажу ее вам до конца.

Приготовьтесь, отец мой, услышать много грустного, даже теперь, когда я вспоминаю о Наде, слезы подступают к омертвелой роговой оболочке, которая скрывает солнечный свет от моих старых глаз!

Знаете ли вы, кто я, отец мой? Нет, наверное, не знаете. Вы думаете, что я старый колдун Звите. Так и люди думают уже много лет, но и это не мое настоящее имя. Мало кто знал его. Я хранил его затаенным в сердце, потому что, хотя я и живу теперь под защитой законов белого короля, а великая королева считается верховным вождем моего племени, но если бы кто узнал мое настоящее имя, то и теперь ассегай[5] мог бы найти дорогу к этому сердцу!

Взгляните на эту руку, отец мой, нет, не на ту, которая иссушена огнем, посмотрите на мою правую руку. Вы видите ее, а я не вижу, потому что слеп, но я помню ее такой, какой она была когда-то. Ага!

Я вижу ее красной и сильной, красной, потому что она обагрена кровью двух королей.

Слушайте, отец мой, наклоните ухо ко мне ближе и слушайте. Меня зовут Мопо! Ага! Я чувствую, что вы вздрогнули, вздрогнули так, как дрогнул отряд Пчел, когда Мопо выступил перед ними и с ассегая в его руках кровь короля Чаки медленно капала на землю.

Да! Я тот самый Мопо, что убил короля Чаку. Мы убили его вместе с принцами Дингааном и Умхланганом, но рана, лишившая его жизни, была нанесена моей рукой. Не будь меня, никогда бы его не убили.

— Что вы говорите? Дингаан погиб при Танголе!

— Да, да, он погиб, но не там, он погиб на горе Призраков и лежит на груди каменной колдуньи, которая сидит там, на вершине, в ожидании конца мира. И я был на горе Призраков. В то время ноги мои двигались быстро, а жажда мести не давала мне покоя.

Я шел весь день и к ночи нашел его. Я да еще другой, и мы убили его. Ха! Ха! Ха! Зачем я вам все это говорю? Что это имеет общего с любовью Умслопогааса и Нады, по прозванию Лилия? А вот сейчас скажу вам. Я заколол Чаку из мести за мою сестру Балеку — мать Умслопогааса, и за то, что он умертвил моих жен и детей. Я и Умслопогаас убили Дингаана за Наду — мою дочь!

В этой истории встречаются великие имена, отец мой, эти имена известны многим. Когда импи дико выкрикивали их, идя на приступ, я чувствовал, как горы содрогались, я видел, как вода трепетала в своем русле. Где они теперь? Их нет, но белые люди записывают имена их в книги. Я — Мопо — открыл врата вечности носителям этих имен. Они вошли в них и больше не вернулись. Я обрезал нити, привязывавшие их к земле, и они сорвались. Ха! Ха! Они сорвались! Может быть, и теперь падают, а может быть, ползают по своим опустевшим жилищам в образе змей. Жаль, что я не могу узнать этих змей, чтобы раздавить их под своим каблуком.

Вон там, внизу, на кладбище королей есть яма. В этой яме лежат кости короля Чаки — того короля, что убит мной за Балеку. А там далеко, в стране зулусов, есть расщелина в горе Призраков. У подножия этой трещины лежат кости Дингаана, короля, убитого за Наду. Падать было высоко, а он был тяжелый, кости его рассыпались на мелкие куски.

Я ходил смотреть на них после того, как шакалы и коршуны покончили свое кровавое дело. О, как я хохотал! Потом и пришел сюда умирать. Все это было давно, а я еще не умер, несмотря на то что желаю умереть и пройти скорее по тому пути, где прошла моя Нада. Может быть, я для того и жив еще, чтобы рассказать вам эту историю, отец мой, а вы передадите ее белым людям, если пожелаете.