Агата Кристи - Хлеб Гиганта Страница 20

— Ужин через десять минут, — робко напомнила Джо.

— Правда? Как некстати! Мне нужно побыть еще здесь, подумать, понять, что со мной происходит. Скажи тете Этель, что у меня разболелась голова или что я очень плохо себя чувствую. По правде говоря, мне что-то действительно не по себе.

И почему-то именно это убедило Джо, как ничто другое. Сказаться больным — это была знакомая семейная привычка Когда что-то слишком потрясло тебя, по-хорошему или наоборот, всегда было удобно сказаться больным. Она знала это по себе.

Джо нерешительно остановилась в дверях. Вернон снова впал в абстрактные рассуждения. Как необычно он выглядит сейчас — совсем не так, как раньше. Так, словно... словно... — Джо подыскивала слово — словно он вдруг ожил.

Ей стало немного страшно.

Глава 2

Кари Лодж — так назывался дом Миры примерно в восьми милях от Бирмингема.

Уже на подъезде к Кари Лодж Вернона всегда окутывала смутная тоска. Он ненавидел этот дом, ненавидел его незыблемый комфорт, мягкие ярко-красные ковры, холл с креслами, гравюры со сценами охоты, тщательно отобранные и развешанные на стенах в столовой, обилие безделушек в гостиной. Но так ли ненавидел он все эти вещи — или дело было в том, что стояло за ними?

Сейчас он спрашивал себя и впервые пытался честно ответить — не в том ли причина его ненависти, что мама чувствует себя здесь спокойно и безмятежно? Ему больше нравилось смотреть на нее в «Могучих Братьях» как на изгнанницу, потому что он сам чувствовал себя именно так. А она — нет! «Могучие Братья» были для нее как иностранное королевство, в которое она приехала супругой короля. Она чувствовала себя важной там, она была довольна собой. Королевство казалось новым и интересным. Но не было домом.

Мира встретила сына, как всегда, с чрезмерным восторгом. Сейчас это было ему еще неприятнее, чем всегда. На этот раз он не мог притворяться. Когда они были вдали друг от друга, он уверял себя, что любит мать и предан ей. Но стоило оказаться рядом, и эта уверенность испарялась.

Мира Дейер сильно изменилась со времени отъезда из «Могучих Братьев». Она заметно пополнела Ее прекрасные рыжевато-золотые волосы подернулись сединой. Выражение лица тоже стало другим — более сытым, более спокойным. Теперь она очень напоминала своего брата Сиднея.

— Хорошо было в Лондоне? Я так рада! Так чудесно, что мой милый, мой такой взрослый мальчик снова со мной! Я всем тут жаловалась, как я волнуюсь. Матери все такие глупые, правда?

Вернон подумал про себя: «Еще какая правда», но ему сразу же стало стыдно.

— Рад видеть тебя, мама, — пробормотал он.

— Вы в прекрасной форме, тетя Мира, — приветствовала ее Джо.

— Да нет, дорогая, я не очень хорошо себя чувствую. По-моему, доктор Грей не совсем понимает, что со мной. Но я слышала про нового врача, доктора Литтлворта, он только что перекупил практику доктора Армстронга. Говорят, он такой умница! Думаю, у меня шалит сердце, а доктор Грей все несет какую-то чушь про несварение желудка.

Мира оживилась. Тема здоровья всегда была у нее одной из самых любимых.

— Мэри уволена — горничная, помните? Она меня сильно разочаровала. Я сделала это для ее же блага.

Она продолжала в том же духе. Джо и Вернон слушали ее, особо не вникая в смысл сказанного. Они были преисполнены чувства внутреннего превосходства. Слава Богу, что они принадлежат к другому, просвещенному поколению, далекому от всех этих домашних дрязг. Для них открыты двери в новый, прекрасный мир. Они горько и глубоко сочувствовали глупому созданию, счастливо щебечущему перед ними.

Джо думала;

«Бедная, бедная тетя Мира! В ней столько однообразия! Ничего удивительного, что дядя Вальтер с ней скучал. И это не ее вина! Плохое образование, воспитание, убеждающее, что дом для женщины — это все. И вот результат: молодая женщина (ну, по крайней мере, еще не старая) сидит здесь, и все, что у нее осталось — это вести хозяйство, сплетничать, думать о слугах и жаловаться на здоровье. Родись она всего лишь двадцатью годами позже — и могла бы быть счастлива, свободна, независима всю свою жизнь!»

Но из искренней жалости к не ведающей своего несчастья тете Джо ласково отвечала на ее вопросы и изображала интерес, который в действительности, конечно, не испытывала.

А Вернон думал:

«Неужели мама всегда была такой? Она казалась мне совсем другой в „Могучих Братьях". Или я был еще слишком мал, чтобы это заметить? Как мерзко с моей стороны осуждать ее, ведь она всегда была так добра ко мне! Я только хотел бы, чтобы она перестала относиться ко мне так, будто мне все еще шесть лет. Хотя, полагаю, она в этом не виновата Вряд ли я когда-нибудь женюсь...»

Внезапно он дернулся, как от толчка, и, словно подгоняя сам себя, резко сказал:

— Мама, послушай, — я собираюсь пойти на музыкальное отделение в Кембридже.

Свершилось! Он произнес это!

Мира, которую он отвлек от подсчетов, во что обходится Армстронгу повар, рассеянно ответила

— Но, дорогой, ты всегда был так немузыкален! И относился к музыке даже с чрезмерным предубеждением!

— Знаю, — ответил Вернон холодно, — но человек имеет право изменить собственное мнение.

— Конечно, дорогой. Я очень рада за тебя. В твоем возрасте я виртуозно исполняла некоторые пьески. Но невозможно не изменять своим привычками, выйдя замуж.

— Я знаю. И это жестоко и досадно, — горячо подхватила Джо. — Я не собираюсь замуж, но если когда-нибудь и соберусь, то ни за что не буду жертвовать ради этого своей карьерой. И наш разговор, тетя Мира, напомнил мне о том, что я должна поехать в Лондон и продолжить учебу там, если я хочу чего-нибудь добиться как скульптор.

— Я уверена, что мистер Брэдфорд...

— К черту мистера Брэдфорда! Извините, тетя Мира, но вы меня неправильно поняли. Мне нужно учиться — по-настоящему. И я должна жить отдельно. Я могу делить жилье с кем-нибудь из подруг.

— Джо, дорогая, не говори глупостей, — засмеялась Мира. — Моя малышка Джо нужна мне здесь, рядом. Я ведь всегда относилась к тебе как к родной дочери, дорогая.

Джо попыталась увернуться.

— Я говорю серьезно, тетя Мира. В этом — вся моя жизнь.

Трагические нотки в ее голосе только еще больше рассмешили Миру.

— Девушки всегда так думают. Но давайте не будем портить ссорой сегодняшний счастливый вечер!

— Но вы обещаете мне, что серьезно подумаете об этом?

— Надо будет спросить у дяди Сиднея.

— Это не имеет никакого отношения к дяде Сиднею. Мне он не дядя. В конце концов, если я захочу, я могу взять те деньги, которые принадлежат мне...

— Вряд ли можно сказать, что они в полном смысле принадлежат тебе, Джо. Твой отец посылает мне денежное пособие на твое воспитание — хотя, конечно, я воспитывала бы тебя и без пособия — и рассчитывает, что я хорошо присматриваю за тобой и что ты в безопасности.

— Тогда, полагаю, мне лучше написать отцу.

Джо храбро произнесла это, но сердце у нее упало. Она видела отца всего лишь два раза за последние десять лет, старая вражда между ними не исчезла. Ее план был фактически обречен на провал. Сейчас, выплачивая несколько сотен в год, отец снимал с себя всю ответственность за дочь. Своих денег у Джо не было. И она сильно сомневалась, что он согласится выплачивать пособие непосредственно ей самой, если узнает, что она порвала с тетей Мирой и решила жить одна.

Вернон тихо сказал:

— Джо, не будь так страшно нетерпелива. Подожди, пока мне исполнится двадцать один.

Это ее приободрило. На Вернона всегда можно положиться.

Мира спросила Вернона про Левиннов — не полегче ли с астмой у миссис Левинн? Правда ли, что они теперь почти постоянно живут в Лондоне?

— Не совсем. Конечно, они не приезжают в «Оленьи Луга» зимой, но всю прошлую осень провели именно там. Будет весело жить с ними по соседству, когда мы вернемся в «Могучие Братья», правда?

Мать вздрогнула и взволнованно ответила:

— Да, конечно, это будет прекрасно.

И почти сразу добавила:

— Дядя Сидней придет к чаю. Он приведет Энид. Кстати, я теперь не ужинаю поздно вечером. Я поняла, что мне больше подходит ранний ужин часов в шесть.

— Вот как, — опешил Вернон.

У него было необъяснимое предубеждение против таких ужинов. Он не любил, когда на стол одновременно ставятся чай, яичница и сдобный сливовый пирог. Почему его мать не хочет ужинать как все нормальные люди? Конечно, у дяди Сиднея и тети Кэрри тоже ранний ужин с чаем. Черт бы побрал дядю Сиднея! Это все из-за него.

Он задержал эту мысль, спросив себя — что «все»? И не смог ответить. Он сам толком не знал. Но в любом случае, когда они с мамой вернутся в «Могучие Братья», все будет по-другому.

Вскоре приехал дядя Сидней — грубовато-добродушный и еще немного пополневший со времени их последней встречи. С ним приехала Энид, третья дочь. Две старшие были уже замужем, две младшие пока что не достигли совершеннолетия.