Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера Страница 3

— Наверно, мне нужно перед тобой извиниться, Майк.

Полноватый раздавил в пепельнице окурок и мягко пробормотал:

— Не обязательно.

— Я очень свински напилась?

— Ты порядочно перебрала.

— Джек, конечно, был плохой помощник?

— Ты лучше меня знаешь Джека. Как он сейчас?

— Еще спит. Ты молодец, что отвез нас домой.

— А для чего еще иметь машину? Как голова?

— Сейчас лучше. Я проснулась чуть свет, и меня вывернуло прямо на стул у постели. — Она хихикнула. — Сразу полегчало.

Приезжий опустил глаза в записную книжку, стесняясь услышать продолжение. Там, откуда он приехал, напивались невоспитанные и отпетые девицы. А по этой не скажешь, что она отпетая. Сейчас она говорила:

— Кстати, не ты меня раздел?

— Боюсь, что нет.

— Слава богу. Значит, сама.

Полноватый взглянул на часы:

— Джек, во всяком случае, на это был неспособен. Ну, мне пора. Ты не забыла про завтрашний вечер?

— Если ты не раздумал нас звать, — сказала она.

Стоя, полноватый сказал:

— Я вас не разлюблю даже насквозь проспиртованных. Значит, около девяти.

— Выпивку приносить, Майк?

— Не надо, если вы на мели.

— Отлично, потому что мы почти на ней.

Полноватый сунул руку за пазуху:

— Взаймы не надо?

— Нет пока. Попрошу, когда дойду до ручки, ладно?

— Обязательно. Ну, не скучай, — сказал он и ушел.

Девушка пригубила кофе и стала со вкусом посасывать большой палец. На приезжего накатила решимость. Он встал, сунул в карманы газету и записную книжку, шагнул к опустевшему стулу Майка, осторожно положил шляпу на стол и сел. Девушка никак не реагировала на это. Он поставил локти на стол, переплел пальцы, прокашлялся и выпалил:

— Вы не возражаете, если я займу вас беседой?

Она улыбнулась и сказала:

— Ради бога. Мы, кажется, вчера вместе поддавали?

Он сурово замотал головой.

— Ну, значит, еще когда-нибудь.

— Нет-нет.

Чуть помолчав, она холодно сказала:

— Понятно. Не имеет значения. Занимайте меня беседой.

Этого позволения он только и ждал. Разом сбросив напряженность, он напористо заговорил как по писаному.

— Спасибо. Позвольте с самого начала быть с вами откровенным. Я тут новый человек. Сегодня в восемь утра я в первый раз приехал в Лондон, у меня никого нет в городе, и, если говорить совсем начистоту…

— У вас нет денег, — сказала она.

Он опешил:

— Почему вы так считаете?

— Обычно приезжие, заговорив откровенно и начистоту, просят потом взаймы.

Он поразился.

— Правда? Очень хорошо, что сказали. Очень ценное сведение. Только, — он просветлел лицом, — на самом деле у меня очень много денег. — Он вынул из внутреннего кармана бумажник, положил его между ними и постучал по нему пальцем. — Вы бы удивились, сколько у меня денег в этом бумажнике.

Она дважды кивнула и сказала:

— Понятно. И вы решили, что подвернулась девушка, с которой можно весело провести время.

Он помолчал озадаченно и вдруг залился краской. Схватив бумажник, он встал и заговорил бурно, чуть не со слезами в голосе:

— Я… Видимо, я насильно навязываю свое общество и этот разговор. Надеюсь, вы все же поверите, что я… что ничего оскорбительного для вас я не имел в виду. Я самым искренним образом прошу извинить мою грубость.

На свой лад огорчилась и девушка. Она сказала:

— Фу ты, черт! Да сядьте же. Сядьте, пожалуйста.

— Но…

— Сядьте, я вас прошу. Я только сейчас поняла, до какой степени вы новый человек. Я не прощу себе, если вы сейчас уйдете.

— Вы правду говорите?

— Правду. Я вас не поняла.

Совершенно успокоенный, он сел и с прежним дотошливым напором продолжал:

— На чем мы остановились?

— Вы что-то хотели сказать начистоту.

— Ага. Так вот, после автовокзала я совершил долгую прогулку по центру города, чтобы получить понятие о нем, и набрел на это кафе. Я отметил, что те люди, у двери, пусть не красавцы, но определенно артистичны. Тогда я вошел и нечаянно услышал ваш разговор с мужчиной, он ушел несколько минут назад, и из вашего разговора мне стало ясно, что вы тот человек, ради которого я приехал в Лондон. Сам я из Глейка. Слышали о таком?

— Нет. Расскажите о нем. Это маленький городок?

— Нет, большой. Мы производим рыбий клей, свитера и много плавленого сыра. Некоторые считают, что первыми стали делать плавленый сыр американцы. В известном смысле это так, но он был уроженцем Глейка, Мёрдок Стэрз, который придумал технологию. Еще один наш уроженец — Гектор Маккеллар, он готовит телепередачи, так что, как видите, в географическом смысле Глейк будет побольше, чем просто точка на карте. Зато в культурном смысле масштаб совсем не тот. Из-за этого я и уехал. Вы читали Ницше?

— Кого?

— Фридриха Ницше. Немецкий мыслитель.

— Не читала.

— Но хоть слышали о нем?

— Может быть. Не уверена.

Он покачал головой, не в силах поверить в это. Он сказал:

— Странно. По вашему разговору я мог бы поклясться, что вы читали Ницше. В вашем разговоре сквозил ницшеанский дух — я бы так сказал. С вами, во всяком случае, мне легко говорить о нем. А в Глейке — без преувеличения — мне было буквально не с кем потолковать о Ницше. Не с кем.

Она из сочувствия спросила:

— А что вообще обсуждают в Глейке?

— Спорт. Спорт и религию. Собственно, даже не обсуждают: дерутся за них. Мыслителей в Глейке нет, художников тоже. Вы сами не художница?

— Боюсь, что нет.

— Забавно. А похожи на художницу. Знакомых художников у вас нет?

— Есть, мой приятель художник.

Он пришел в восторг:

— Я так и знал, что вы связаны с искусством! Он — хороший художник?

— Не могу судить. Я не очень разбираюсь в живописи. Его друзья считают, что никудышный. А что, вы сами художник?

Его глубоко задел этот вопрос.

— Я?! Ни в коем случае! У меня, слава богу, совсем нет художественного таланта. Но в художественной среде люди обычно восприимчивы к новым идеям, особенно — к ницшеанским, а через них я и намерен преуспеть.

— В чем преуспеть?

— Не важно в чем. Мне все равно, с чего начать. — Он постучал указательным пальцем себе в висок и со значением объявил: — Я тут все вычислил.

— Что вы вычислили? — озадаченно спросила она.

Неожиданно он во весь рот улыбнулся.

— Наш разговор, — сказал он повеселевшим голосом, — увлекает нас на опасную глубину. Вы позволите узнать ваше имя?

— Конечно. Джил.

— А фамилия?

— Не надо об этом. Противно.

— Как может быть фамилия противной?

Вздохнув, Джил безразличной скороговоркой сообщила, как мать после развода вернула себе девичью фамилию и велела Джил взять ее же, потому что не хотела даже слышать фамилию отца. Потом мать снова вышла замуж и теперь заставила Джил взять фамилию отчима, чтобы у девочки была семья. Но Джил невзлюбила отчима, и поэтому друзья продолжали звать ее просто Джил. От этих сведений незнакомец только шире раскрыл глаза и рот. Казалось, он снова зальется краской смущения, но вместо этого, потрясенный открытием, он сказал:

— Как это грустно!

— Да ничего особенного, — сказала она. — Теперь уже ничего особенного. А вас как зовут?

Он постучал пальцем по ее запястью и важно объявил:

— Келвин Уокер. Вы не откажетесь, Джил, сделать мне громадное и исключительное одолжение? Которое только вам по силам оказать?

Она улыбнулась и сказала:

— Если смогу.

— Не откажите отвести меня в самую дорогую ресторацию в Лондоне и заказать нам обоим самый дорогой обед. За мой счет.

Растрогавшись, она ответственно сказала:

— Очень мило с вашей стороны, но вы в самом деле можете себе позволить?..

— Сегодня я всё могу себе позволить.

Она сказала:

— В самый дорогой ресторан я не могу вас отвести, а в довольно дорогой — поведу, если вам так хочется.

Он расплатился с официанткой, и они вышли на улицу. Он сказал:

— Вы скажите, если я что-нибудь делаю неправильно. Манеры у меня приличные, но лоска еще маловато.

Она велела ему просто держаться естественно.

Ужин с местной уроженкой

Они ужинали во вращающемся ресторане на самом верху высочайшего здания во всей Британии. За широкими зеркальными окнами уползала вбок панорама городских крыш и простертого над ними неба — ясного, усеянного редкими облаками, раскроенного темными громадами деловых кварталов на полосы кричаще красивого заката: желто-оранжевый запад, сине-зеленый, с парой звездных точек восток. Мало-помалу небо погасло, и засверкал город. Среди крыш, подсвеченные прожекторами, обозначились собор св. Павла, Вестминстерское аббатство, Бекингемский дворец. Теплый воздух был приправлен венской музыкой. Келвин и Джил сидели лицом к лицу за столом, покрытым камчатой скатертью. Официант убрал остатки трапезы, и сейчас они покуривали, не очень затягиваясь, сигары, заказанные Джил, и время от времени пригубливали вино.