Александр Лекаренко - Бегущая зебра Страница 3

Когда Нелли вышла из дому, Вальтро уже закончила свои выкрутасы и плескалась в бассейне, а через несколько минут начала накрывать на стол.

— Тебя мучили кошмары? — заботливо спросил Жоржик, прихлебывая кофе.

— С чего ты взял? — удивилась Нелли.

— Ты орала ночью. Я думал, тебя преследуют сорок задушенных стариков.

— Меня преследовали сорок прекрасных юношей.

— А-а-а, — Жоржик понимающе покивал головой. — Значит, я уместно проявил присущую мне скромность и не стал ломиться в твою спальню.

— Еще чего, — фыркнула Нелли. — Если бы я увидела тебя на пороге своей спальни в засаленном ночном колпаке, в рубахе до пят и со свечой в руке, меня бы точно хватил инфаркт.

— Я сплю голый, — скромно заметил Жоржик.

— Какой ужас! — Нелли поставила чашку на стол, чтобы всплеснуть руками. — К моим богатырям еще бы и Кощея Бессмертного, и не помог бы уже никакой корвалол. Кстати, тебе следует постричь бороду, в ней полно крошек еще со вчерашнего ужина. Иди это просто мусор?

— Это песок, — с достоинством сказал Жоржик. — Вальтро набросала пятками.

— Слава богу, что она просто бьет тебя ногами по морде, — Нелли облегченно прижала руку к груди. — Я уж подумала, что это твой собственный.

— Здесь все мое собственное, — значительно произнес Жоржик. — И грязь отечества мне сладка и приятна.

— Нет на мне никакой грязи, — возмущенно сказала Вальтро.

— Конечно, нет, сладкая моя, — вступилась Нелли. — Просто старый хрен любит смотреть, как ты дрыгаешь ногами, забывая при этом, что из него уже сыплется.

После этих слов Жоржик молча встал из-за стола, подошел к перекладине и быстро сделал два подъема переворотом и один выход силой.

— Ну-ка, ссыкуха, сделай так, — предложил он Нелли, спрыгнув на землю.

— Ты весишь столько, сколько одна моя нога, тебя ветром болтает, — небрежно отмахнулась Нелли.

Вальтро звонко захохотала.

После завтрака, прихватив с собой корзину для пикника, отправились на речку — купаться и плавать на лодке. Со стороны их вполне можно было принять за бодрого дедушку со своей не старой еще женой, выгуливающих рослую внучку и собаку, ростом почти с внучку. Впрочем, соседей здесь было немного и негусто. Место, где Жоржик устроил свое логово, носило когда-то название «Царское Село». В проклятые тоталитарные времена здесь строило персональные дачи большое и очень большое шахтное начальство. Но первоначальные владельцы канули вслед за тоталитаризмом, наследники обнищали, а тем, кто сумел извлечь выгоду из своего постпролетарского происхождения, уже не к лицу был сталинский ампир, расположенный черт знает где от города. Дачи продавались, перестраивались или ветшали. Когда посреди просторных участков с нетронутыми соснами партхозактив строил свои хоромы, вокруг находились процветающие колхозы с хорошими дорогами и благоустроенные шахтные поселки. Теперь они вымерли вместе с насельниками, давшими «Царскому Селу» это восхищенно-завистливое название, и лежали между городом и облинявшим «Селом», труднопроходимым пространством руин игрязи.

Само «Село» превратилось в химерическое нагромождение декораций из советского фильма 30-х годов и мексиканской «мыльной оперы», сваленных в кучу посреди буйно разросшегося леса. Здесь «сталинский ампир» вылезал через «евроремонт». Дома с заколоченными ставнями соседствовали с ублюдочными псевдодворцами, и отовсюду: из-под съехавшего шифера крыш и из-под «еврочерепицы», украшенной спутниковыми антеннами, одинаково безумно таращилась и убогая сталинская роскошь, и убогая роскошь нуворишей. Постоянно здесь не жил никто, и общей охраны здесь не было, поэтому некоторые дома представляли собой помесь бунгало с бункером, в других зимой сидели пьяные «секьюрити», иные стояли почти нараспашку и потихоньку или не потихоньку разворовывались. Летом здесь присутствовал люд самый разный: и вальяжные пенсионеры на все еще добротных «Волгах» со своими строгими женами, ибедно одетые семейства в очках, добиравшиеся сюда, черт знает как, и молодые, с иголочки одетые люди в фианитовых бриллиантах и сильно подержанных джипах, и хозяева жизни в новеньких «Мерседесах», уже сильно подержанные, несмотря на возраст, жизнью, которую они держали за горло. Но все бывали наездом, пребывали незаметно и отбывали вскорости, как только заканчивались продукты или начинался дождь. Сейчас была середина июня, стояла сухая жара, и дачники находились в пике своего присутствия, но все равно их не было видно — они растворялись в своих латифундиях, на заросшей лесом территории.

Один гад, накрытый соломенной шляпой, все же сидел спиной к ним в лодке, на которой они собирались покататься, и удил рыбу, хотя рядом находились мостки, с которых это можно было делать ничуть не хуже. Жоржик уже начал стягивать с себя бермуды, чтобы, громко плавая вокруг, поспособствовать рыбалке, как удильщик почуял что-то своей облезлой спиной и повернулся к берегу, его лицо расколола щучья улыбка.

— О, Джеджь, друг мой! — хрипло выкрикнул он и, бросив на дно лодки свое удило, начал активно загребать к берегу, как будто только и ждал предлога, чтобы плюнуть на свое никчемное занятие. Это был англичанин, один из тех говнюков, которые заправляли на местном пивзаводе. Он за копейки снимал здесь дачу у какого-то спившегося потомка дважды Героя Соцтруда. Несмотря на то, что купчишка, нагло обирающий работяг, был просто вонючим пивоваром из какого-то вонючего Лимингтон-Спа, он имел внешность британского колониального полковника и ряд качеств, делавших его общество выносимым для Жоржика, глубоко презиравшего всех лабазников и торгашей. Он был желчным, как печень алкоголика, у него водилось настоящее ирландское виски, и он никуда не ходил без фляжки, которую упрятывал в какой-нибудь предмет одежды, смотря по сезону.

Грета начала принюхиваться — она снисходительно относилась к пивному полковнику, не употреблявшему пива и пахнущему почти как Жоржик, а полковник, который не стеснялся бздеть прилюдно, всегда с уважением разговаривал с Гретой и даже будучи пьяным никогда не позволял себе лапать ее. Вальтро заулыбалась — ей льстило, подчеркнутое восхищение полковника, а полковник, который абсолютно не интересовался женщинами, мог позволить себе открыто восхищаться тринадцатилетней девчонкой, а Жоржику льстило то, что полковник восхищается его драгоценностью. Нелли была знакома с британцем шапочно, но она была опытной женщиной, и ей очень хорошо был знаком этот тип людей — полковник относился к ней с того же рода уважением, что и к Грете, поэтому она не стала смущенно застегивать расстегнутые пуговицы платья.

— Хай, — ощерившись и слегка согнув поджарое тело в общем поклоне, полковник осторожно снял шляпу за тулью и, щурясь от солнца, прижал ее дном вверх к густо заросшей рыжим волосом груди, зубы у него были от того же кутюрье, что и у Жоржика, и он уже потел настоящим ирландским нектаром.

— Хай, — Жоржик зеркально отразил его оскал и выбросил вперед правую руку ладонью вниз, так он всегда отвечал на полковничье «Хай». Тискать пальцы между ними было не принято, они вообще никогда не прикасались друг к другу.

— Жарковато сегодня для выпивки, — сильно картавя, но на вполне приличном русском языке заметил полковник.

— Никто не пьет в такую погоду, — согласился Жоржик, опуская руку в его шляпу и вынимая оттуда фляжку, бережно обернутую влажным носовым платком.

— Давит на череп, — продолжил полковник, поглаживая себя по загорелой лысине.

— К осадкам, — кивнул Жоржик, переворачивая в рот фляжку и затем предлагая ее Нелли.

— Вы сумасшедшие старые алкоголики, — Нелли покачала головой и начала стаскивать с себя уже насквозь пропотевшее платье. — У вас будет кровоизлияние в мозг, — добавила она, выпутавшись из мокрой тряпки.

— У нас мозги в жопе, — сказал Жоржик, значительно поднимая палец, — а моя жопа — в бермудах. Поэтому один из нас такой умный.

— Второй тоже не дурак, — заметил полковник, надевая шляпу на голову.

Охладив мозги в речке, кто как мог, они сели в тени деревьев и принялись неспешно раскладывать припасы для пикника, Вальтро продолжала метаться кролем от берега к берегу, наматывая круги, как водомерка, Грета пыталась поспеть за ней, но оставила попытки и затрусила поближе к паштету из гусиной печенки с вишнями.

— У нее сердце, как у лошади, — сказал полковник, кивнув на неутомимую Вальтро, — и не мерзнет. Я бы уже пошел ко дну от перепада температур.

— Она не знает, что такое перепад температур, — хохотнул Жоржик. — Ей никто не объяснил, что надо мерзнуть. Поэтому она может плавать так, пока не надоест.

Вальтро начала выбираться на берег.

— Теперь ей надоело? — с любопытством спросил полковник.

— Теперь она хочет есть, — уверенно ответил Жоржик. — Когда она плавает — она плавает, когда ей хочется есть — она ест, а не спит. Когда она спит — она спит, а не пережевывает в голове дурацкие мысли. Поэтому она не мерзнет, не устает и не сдохнет от инфаркта, как мы с тобой.