Игорь Бунич - Беспредел Страница 34

Поначалу служба была нетрудной. Охранял Кобаненко территорию парка, жил в небольшом домике, где располагалась охрана. Кроме майора, почти все были русские, в большинстве прошедшие Афганистан. Сам майор тоже как-то обмолвился, что бывал в Афганистане по линии своей службы. Кормили хорошо. По выходным от хозяина приносили коньяк и вино, примерно по полбутылки на нос. Платили 1200 рублей в месяц. С Кобаненко, как, впрочем, и со всех остальных, взяли подписку о неразглашении под страхом лишения свободы сроком до 7 лет. Но все хорошо знали, что никто никакого срока тебе давать не будет, а просто пришьют и дело с концом. С паханом все было также и без всяких подписок.

У нового хозяина был гарем. Самый настоящий гарем по всем правилам. У входа в гарем висел его собственный портрет в костюме с галстуком, со звездой Героя Соцтруда и орденом Ленина: Был и евнух, непонятный человек лет сорока, всегда молчавший. Поговаривали, что ему отрезали язык. Но, вроде, язык у него был. А распоряжалось в гареме какое-то существо в чадре. Без чадры никто это существо не видел. Покрикивало оно на охрану низким женским голосом, а из рукавов торчали красные огромные лапищи, подковы только ломать. Кобаненко склонялся к мысли, что это тоже был евнух с причудами. А молчаливый евнух как-то пропал. Голову его мертвую обнаружил Виктор Иванович в выгребной яме. Может, отрублена была, а может, его просто в дерьмо засосало, только голова и торчала. Там часто находили головы, поскольку среди достопримечательностей секретарского дворца была еще и подземная тюрьма. Кобаненко приходилось в ней не только бывать, но и дежурить. Камер, как таковых, в тюрьме не было, а были забетонированные ямы, где сидели в цепях и колодках какие-то люди. Вроде, русских среди них не было. Числились они по номерам. Кормили их хлебом и водой через день. Заключенные выли и кричали, но ничего членораздельного, по крайней мере в присутствии Кобаненко, не говорили.

Сам хозяин иногда тюрьму посещал. Стоял над ямами, светил в них фонарем и иногда о чем-то говорил с узниками на своем языке. Говорил медленно и значительно. Заключенные что-то нервно визжали в ответ. Уходя, хозяин давал инструкцию накидать в какую-нибудь яму скорпионов, змей или крыс, налить холодной воды и тому подобное. Зверинец обслуживали два сменяющихся таджика в милицейской форме без погон. Сам Кобаненко этим не занимался, поскольку всю эту нечисть еще со времен Афганистана боялся пуще смерти.

Все остальное Кобаненко не очень удивляло. Он сам проходил службу в спецтюрьме НДПА в Кабуле, где кое-что было и почище.

Удивило другое. Как-то майор-узбек вызвал его к себе и вручил ему удостоверение прапорщика КГБ, из которого явствовало, что прапорщик Белов Виктор Иванович проходит службу в подразделении охраны. И стоял номер воинской части. Вместе с удостоверением ему вручили и комсомольский билет, аккуратно высчитывая каждую получку взносы.

С территории особняка никого не отпускали, кроме тех, кто сопровождал хозяина, уезжавшего на одной из пяти автомашин, среди которых особо выделялся американский лимузин "Линкольн-Континенталь". В него помещался сам хозяин и семь человек охраны, не считая водителя. Кто-то сказал Кобаненко, что на такой машине, только похуже, ездит сам американский президент. Впереди и сзади тоже ехали машины с охраной. Когда кавалькада выезжала из ворот, к ней спереди и сзади пристраивались милицейские газики и вели колонну, сверкая сигнальными огнями и воя спецсиренами. Кобаненко никогда в этих машинах не ездил. Да и не очень стремился.

Примерно через полгода его новой службы всем свободным от дежурств охранникам было приказано построиться недалеко от того домика, где они жили. Появился сам хозяин, в строгом костюме со звездой Героя и орденом Ленина, держа в руках какие-то бумаги. Приближались первомайские праздники, за которыми по традиции шел День Победы. Хозяин зачитал приказ о поощрениях. Кому-то премию в три оклада, кому-то медаль. Кобаненко услышал свою новую фамилию и с удивлением узнал, что за успехи в службе ему присваивается звание лейтенанта. Все было, как положено: сменили удостоверение и увеличили жалование до 1500 рублей.

Потом был торжественный обед с коньяком и вином. А дальше служба потекла как обычно. Ни телевизора, ни радио у охраны не было. У хозяина, конечно, телевизор был — большой, кажется, японский. Какие-то толпы показывали с транспарантами. Все как обычно и неинтересно.

Хозяин стал часто куда-то уезжать, иногда пропадая на несколько недель. Стали пропадать и телохранители. Уезжали с хозяином и не возвращались. Пропал и майор-узбек. Охраны осталось человек 15, не больше. Почти все лейтенанты, несколько прапорщиков. Евнух в чадре ткнул своим толстым пальцем в Кобаненко и оказал по-русски: "Ты — старший". Но на службе это никак не отразилось.

На следующий день дежурил Вектор Иванович у ворот, когда через них проехал "Континенталь" хозяина. Машина притормозила. Хозяин был без охраны, только с шофером. Он опустил стекло и сказал: "Товарищ Белов, зайдите через час ко мне".

Подменившись, Кобаненко пошел в особняк. Хозяин принял его в небольшой комнате, строго обставленной в официозном духе, без всяких ковров и антиквариата, бее жар-птиц и павлинов. Столы, стулья, и портрет Горбачева на стене.

— Товарищ Белов, — спросил хозяин, — как вам служба у нас?

Белов ответил, что все нормально, службой доволен. Хотя, если говорить правду, все это его начинало угнетать. Иногда с паханом и напиться можно было от души, и девку склеить, в кино сходить или там на футбол. В Кабуле и то было вольнее. Бывала даже мысль рвать отсюда, да было боязно и за прошлое, и за будущее. Опять дезертирство? Ведь все-таки на службе, и все прошлые грехи ею закрыты. Пока, во всяком случае.

— Товарищ Белов, — продолжал первый секретарь, не мигая глядя на Кобаненко своими раскосыми глазами. — Вам будет оказано большое доверие.

Виктор Иванович не знал, что ответить. "Служу Советскому Союзу", — вроде было не к месту. "Спасибо", — тоже как-то не годилось в данном случае. Промолчал.

— Завтра поедете со мной, — сказал хозяин. — Документы оставьте в части.

И вручил Белову обычный гражданский паспорт.

Вернувшись в общежитие охраны, Белов полистал свой новый паспорт. Все было правильно, только в графе прописки значился адрес по какой-то Торфяной улице с указанием номера дома, но без квартиры. Прописка была временной.

Утром следующего дня, впервые с начала службы, выехал Виктор Иванович за ворота секретарского поместья. Сидел на заднем сиденье какого-то огромного лимузина, марки которого не знал. "Линкольн-Континенталь" хозяин оставил дома на профилактику.

Выехали из города, свернули куда-то в степь и подъехали к бетонному забору с глухими железными воротами. Что уж там сделал хозяин или его шофер, Белов сказать не может, но ворота бесшумно разошлись и машина въехала на территорию, внешне напоминающую территорию обычной воинской части. Белые трехэтажные домики, ровные, посыпанные песком дорожки, стенд с членами Политбюро, аляповато рисованные плакаты с прищурившимся Ильичом: "Верной дорогой идете, товарищи!", с лозунгами "Слева КПСС!" и "Народ и партия едины". Для военного городка-гарнизона было все. Только не было военных. Те, кто попадался у зданий, были в штатском, а на КП стояли какие-то парни в зеленых комбинезонах, но без оружия и знаков различия.

Подъехали к чистенькому, приятному трехэтажному домику, на котором кумачево рдел транспарант — "Коммунизм — это молодость мира и его возводить молодым". Вошли внутрь. За приветливо открытой стеклянной дверью оказалась наглухо закрытая железная, а может, — и броневая. На двери был диск наподобие телефонного. Хозяин набрал несколько цифр, и дверь бесшумно отъехала в сторону. За ней оказалось двое охранников в синих джинсовых комбинезонах. При виде хозяина они вскочили, но не вытянулись смирно, как ожидал Кобаненко, а склонились в низком поклоне. На вид оба были русскими. Хозяин не удостоил их даже взглядом и прошел к другой двери с наборным замком. Открыл ее, и они очутились в кабине лифта. Кнопок в лифте не было. И вообще ничего не было. Как лифт управляется, Виктор Иванович так и не понял.

Вышли они в обширном помещении, освещенном лампами дневного света. В помещении чуть ли не до потолка стояли ящики, кажется, стальные и опломбированные. Может, кто в помещении и был, но Кобаненко никого не заметил. Тем более что хозяин прошел через помещение быстрым шагом, вывел Кобаненко в тусклоосвещенный коридор, в конце которого вниз вела железная лестница, похожая на корабельный трап. Лестница привела еще к одной стальной двери, закрытой изнутри, но снабженной звонком. Первый секретарь позвонил, дверь открыли какие-то парни с азиатскими мордастыми лицами. При виде хозяина они не продемонстрировали никаких внешних признаков безграничной преданности, а только вопросительно на него посмотрели. Хозяин сделал какой-то знак рукой. Один из присутствующих, повинуясь знаку, взял со стены связку ключей и открыл внутреннюю дверь, которая в отличие от всех прочих дверей отворилась с лязгом. Дверь вела в небольшой предбанник, в конце которого была еще одна дверь, обитая войлоком. Охранник открыл ее большим ключом из связки.