Ян Потоцкий - Рукопись, найденная в Сарагосе Страница 36

На другой день я в другом зеркале увидела как бы две тени или скорее два легких силуэта моих божественных возлюбленных. Через день все исчезло. После этого я, чтобы разогнать тоску, стала проводить ночи в обсерватории и, приложив глаз к телескопу, следила за моими возлюбленными до самого их исчезновения. Они были давно уже ниже горизонта, а я все воображала, будто их вижу. И только когда хвост Рака исчезал из моих глаз, я шла спать, и часто постель моя была облита невольными слезами, причину которых я сама не могла назвать.

Между тем брат мой, исполненный любви и надежды, усерднее чем когда-либо отдавался изучению тайных наук. Как-то раз он пришел ко мне: по его словам, верные знаки, которые он видел на небе, сказали ему, что знаменитый адепт, уже двести лет проживающий в пирамиде Сеуфиса, едет в Америку и двадцать третьего числа месяца тиби, в семь часов сорок две минуты, проедет через Кордову. В тот же вечер я пошла в обсерваторию и убедилась, что он прав, только мои вычисления дали другой итог. Брат отстаивал свои выводы, а так как не привык менять мнения, то решил сам ехать в Кордову и доказать, что не он, а я заблуждаюсь.

Чтоб осуществить свою поездку, брату хватило бы того времени, какое мне требуется для произнесения этих слов, но он хотел получить удовольствие от прогулки и поехал через горы, где красивые виды сулили ему больше впечатлений. Так он попал в Вента-Кемаду. В путь он взял с собой того самого духа, который показывался мне в пещере, и велел ему принести ужин. Немраэль похитил яства приора бенедиктинцев и принес их в Вента-Кемаду. После этого мой брат, больше не нуждаясь в Немраэле, отослал его ко мне.

Я была тогда как раз в обсерватории и заметила на небе знаки, которые заставили меня встревожиться за судьбу брата. Я велела Немраэлю лететь обратно в Вента-Кемаду и не отходить от него ни на шаг. Тот полетел, но скоро вернулся ко мне с сообщением, что власть, превышающая его собственное могущество, не позволила ему проникнуть внутрь трактира. Тревога моя дошла до крайнего предела. Наконец я увидела возле моего брата тебя. Заметила в чертах твоего лица спокойствие и уверенность в себе, которые доказывали, что ты не каббалист: отец мой предостерег меня, что какой-то смертный окажет на меня губительное влияние, и я испугалась, не ты ли этот смертный.

Вскоре меня поглотили другие заботы. Брат рассказал мне о приключении Пачеко и о том, что с ним самим произошло, но прибавил, к моему великому удивлению, что не знает, с какого рода духами он имел дело. Мы стали с крайним нетерпением дожидаться ночи; наконец она настала, и мы произвели самые страшные заклинания. Все напрасно: нам ничего не удалось узнать ни о природе тех двух существ, ни того, действительно ли мой брат, имея дело с ними, потерял право на бессмертие. Я думала, что ты сможешь дать нам кое-какие объяснения, но ты, верный не знаю какому там честному слову, не стал ничего говорить.

Тогда я, чтобы успокоить брата, решила сама провести ночь в Вента-Кемаде. И вчера двинулась в путь. Была уже поздняя ночь, когда я оказалась у входа в долину. Собрав немного испарений, я сложила из них блуждающий огонек и велела ему вести меня вперед. Это тайна нашего рода: таким способом Моисей, в шестьдесят третьем колене мой брат, сотворил огненный столп, проведший израильтян через пустыню.

Мой блуждающий огонек отлично засветился и полетел передо мной, но не кратчайшей дорогой. Я заметила его своеволие, но не обратила на него особенного внимания. В полночь я была у цели. Войдя во двор венты, я увидела свет в средней комнате и услышала гармоническую музыку. Села на каменную скамью и произвела некоторые каббалистические действия, которые, однако, не дали никакого результата. Сказать по правде, музыка до такой степени очаровала и отвлекла меня, что я не могу тебе сказать, произвела ли я тогда эти действия, как надо, – наверно, допустила какую-нибудь важную ошибку. В то время, однако, я была уверена, что все сделала правильно, и, решив, что в трактире нет ни духов, ни дьяволов, сделала вывод, что там должны быть люди, после чего стала с наслаждением слушать их пение. Голоса сопровождал струнный инструмент; пение было такое мелодичное, полное гармонии, что никакая земная музыка с ним не сравнится.

Оно будило во мне упоительное ощущение, которое я не могу тебе описать. Долго слушала я, сидя на скамье, но наконец надо было войти, так как, в сущности, я только за тем и приехала. Я открыла дверь в среднюю комнату и увидела двух высоких и стройных юношей, сидящих за столом, кушающих, пьющих и распевающих от чистого сердца. Одеты они были по-восточному: на головах тюрбаны, грудь и плечи обнажены, у каждого за поясом блестит дорогое оружие. Оба незнакомца, которых я приняла за турок, встали, пододвинули мне кресло, наполнили тарелку и стакан едой и питьем и снова запели под аккомпанемент теорбы, на которой подыгрывали поочередно.

Их непринужденность передалась мне, и я без всяких церемоний приступила к еде, а так как не было воды, выпила вина. После этого мне захотелось попеть вместе с молодыми турками, которые, казалось, были счастливы услышать мой голос. Я затянула испанскую сегидилью; они ответили мне на том же языке. Я спросила, где они выучились по-испански.

– Мы родом из Морей, – ответил мне один из них. – Как моряки, мы легко овладевали языком того порта, в котором останавливались. Но оставим сегидильи. Послушай теперь наши народные песни.

– Что тебе еще сказать, Альфонс? Голос их вел мелодию, проносившую душу по всем оттенкам чувств, а когда волнение доходило до крайнего предела, неожиданные тоны вдруг возвращали сумасбродное веселье. Однако я не дала этим видимостям сбить меня с толку; я внимательно следила за мнимыми мореходами и находила в них необычайное сходство с моими божественными близнецами.

– Вы турки? – спросила я. – Уроженцы Морей?

– Вовсе нет, – ответил тот, который до сих пор не произнес ни слова. – Мы совсем не турки, а греки родом из Спарты и вылупились из одного яйца.

– Из одного яйца?

– Ах, божественная Ревекка, – прервал другой, – как ты можешь так долго нас не узнавать? Я – Поллукс, а это мой брат.

Страх сдавил мне горло. Я вскочила с кресла и забилась в угол комнаты. Мнимые близнецы приняли зеркальный вид, расправили крылья, и я почувствовала, что они поднимают меня на воздух, но, по счастливому вдохновению, произнесла священное слово, известное из всех каббалистов лишь нам с братом. И сейчас же оказалась сброшенной на землю. Из-за этого падения я лишилась чувств, и только твои старания вернули мне их. Внутренний голос убеждает меня, что я не потеряла ничего из того, что должна была сохранить, но я измучена всеми этими необычайными происшествиями. Божественные близнецы! Я не достойна вашей любви. Я родилась для того, чтоб быть обыкновенной смертной.

Этими словами Ревекка закончила свой рассказ, и первой моей мыслью было то, что она с начала до конца просто смеялась надо мной, злоупотребляя моим легковерием. Я довольно поспешно отошел от нее и, начав обдумывать слышанное, сказал себе следующее:

"Эта женщина либо в сговоре с Гомелесами и желает подвергнуть меня испытанию, заставив перейти в мусульманскую веру, либо ради каких-то других целей хочет вырвать у меня тайну моих родственниц. Что же касается последних, то они если не дьяволы, то, конечно, состоят на службе у Гомелесов".

Погруженный в эти размышления, я вдруг увидел, что Ревекка рисует в воздухе круги и другие колдовские фигуры. Через минуту она подошла ко мне и промолвила:

– Я сообщила брату, где я нахожусь, и уверена, что вечером он будет здесь. А мы тем временем поспешим к цыганам, в табор.

Она простодушно взяла меня под руку, и мы явились к старому вожаку, который принял еврейку знаками глубокого уважения. Весь день Ревекка вела себя совершенно непринужденно, казалось, позабыв о тайных науках. Вечером прибыл ее брат, и они вместе удалились, а я пошел спать. Лежа в постели, я некоторое время еще размышлял над рассказом Ревекки, но так как впервые слышал о кабале, об адептах и о небесных знаках, то не мог сделать никакого твердого вывода и заснул в этой неопределенности.

ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ

Я проснулся довольно рано и в ожидании завтрака пошел пройтись. Издали я заметил каббалиста, который о чем-то горячо спорил с сестрой. Я повернул в сторону, не желая им мешать, но вскоре увидел, что каббалист устремился к табору, а Ревекка поспешно идет ко мне. Я сделал несколько шагов навстречу ей, и мы продолжали прогулку вместе, не обмениваясь ни словом. Наконец прекрасная израильтянка первая нарушила молчание.

– Сеньор Альфонс, я хочу сделать тебе признание, к которому ты не отнесешься безразлично, если моя участь имеет для тебя какое-нибудь значенье. Я раз и навсегда оставляю каббалистические науки. Минувшей ночью я глубоко обдумала это решение. На что мне это ненужное бессмертие, которым мой отец хотел меня наделить? Разве и без этого все мы не бессмертны? Разве не суждено нам соединиться в жилищах праведников? Я хочу прожить эту короткую жизнь не даром, провести ее с настоящим супругом, а не со звездами. Хочу стать матерью, увидеть детей моих детей, а потом, усталая от жизни и сытая ею, заснуть в их объятьях и вознестись на лоно Авраама. Что ты думаешь о моем намерении?