Александр Кулешов - Ночное солнце Страница 4

Командир корабля покидает кабину и подходит к комдиву:

— Товарищ генерал-майор, через пять минут будем на месте. По поступающим сведениям, десантирование на всех площадках проходит нормально.

Самолет ощутимо снижает скорость.

Генерал встает, начинается движение по рядам. Десантники проверяют снаряжение, парашютные сумки, вытяжные веревки. Тихо переговариваются. Где-то раздается приглушенный смех. Где-то раздраженное ворчание, кто-то зевает, кряхтит, вздыхает.

И хотя все с нетерпением ждут сигнала, рев сирены, как всегда, оказывается неожиданным. Загорается желтая лампа — большой равнодушный выпуклый глаз. Бесшумно разверзается гигантская пасть в хвосте самолета. Вспыхивает зеленая лампа. Выпускающие занимают свои места.

И вот с фантастической скоростью люди начинают покидать самолет. Один за другим они исчезают во мраке, в какой-то момент неясным светлячком мелькает белый купол парашюта и растворяется во тьме.

Есть что-то особенно грозное, устрашающее в ночном десанте. В его невидимости, в невозможности определить его масштабы, в той тишине, противоестественной для боя тишине, которая сопровождает десант.

Это ведь та же атака. Только в третьем измерении. Атака на поле боя, даже ночная, даже самая внезапная, видна. Грохот стрельбы и разрывов оглушает, огненные столбы вздымаются повсюду. К атаке «противника», чьи позиции порой лишь в нескольких сотнях метров от твоих, психологически всегда готов. Все иначе с воздушным десантом.

Непроглядная ночь, еле брезжущее утро… «Противник» в сотнях, а то и тысячах километров. И царит кругом тишина. Только где-то, вроде бы вдали, проплывает и затихает самолетный гул.

И вдруг, бесшумная и незаметная, соскальзывает с темного неба фигурка, похожая под белым куполом на кокон. Вторая, третья… Вот уже их десятки, сотни!

С земли в ночное небо несутся пунктиры трассирующих пуль. Такие же протягиваются с неба в ответ. С шипением вспыхивают коротким пламенем и тут же гаснут тормозные системы грузовых парашютов.

Воздушный поток подхватывает генерала Чайковского, стремительно несет его в бездну, переворачивает. Потом знакомый рывок, и начинается медленный спуск. Генерал снимает шлем, ему кажется, что так он лучше ощутит обстановку, что-то услышит. Но это иллюзия. Ночь по-прежнему непроглядна, и тем непроглядней, чем ближе к земле.

Чайковский знает, как обманчиво выглядит расстояние при ночном прыжке, каким нужно быть собранным и внимательным, чтобы не пропустить момент приземления.

Он приземляется удачно. Остается на ногах. Быстро отстегивает парашютную систему. Оглядывается…

Минуте этой предшествовал долгий и нелегкий путь военного человека.

Глава II

Лейтенант Илья Чайковский, окончив училище, получил назначение в Прибалтику, в красивый город, окруженный лесами. Здесь квартировала его часть. Он стал командиром взвода.

Молодой лейтенант никогда не забывал отца, тоже десантника, погибшего в Отечественную войну, и старался быть достойным его памяти.

Чайковский был серьезный офицер, отлично знавший свое дело. Пользуясь тем, что в городе располагалась и окружная команда по парашютному спорту, лейтенант порой умудрялся прыгать со спортсменами. Остроумного, красивого офицера, атлета, прекрасно танцевавшего, певшего приятным баритоном под аккомпанемент гитары романсы и лирические песни, все любили — и ребята, и девчата. Девчата особенно.

Впрочем, его и уважали за солидность, за твердый, волевой характер, за безупречное отношение к службе, которая неизменно была у него на первом месте.

Девчата тайно вздыхали, поглядывая на чернобрового синеглазого лейтенанта, никому не отдававшего предпочтения и сегодня отправлявшегося в кино или на танцы с Верой, завтра с Ниолей, послезавтра с Рутой или Зоей.

Конечно, бывали у него и флирты, и мимолетные романы. Так у кого их в двадцать-то лет не бывает? Да еще если ты свободен, если только начинаешь жить. Но серьезных увлечений у него не было.

Рута Верникова работала машинисткой в одном из военных учреждений. Она увлеклась парашютным спортом. Ее зачислили в окружную команду. Там она подружилась с Зоей Рулевой, ставшей ее тренером и подругой. Они даже снимали вдвоем одну комнату, небольшую, уютную, в аккуратном двухэтажном домике на окраине города. День у них был точно расписан: с утра на работу, после работы на парашютодром, после парашютодрома в Дом офицеров, в кино, на танцы, в гости, в парк… Да мало ли куда идут пр вечерам две молодые привлекательные девушки, полные энергии, жажды жизни, не знавшие, куда девать силы! Ходили они, естественно, не одни. В городе было достаточно интересных молодых людей.

Лейтенант Чайковский вошел в их жизнь случайно и неожиданно.

— Вот, — сказал, улыбаясь, Зое Рулевой один из ее коллег-инструкторов, — знакомься, будущий генерал, ныне лейтенант, Чайковский. Помоги с прыжками, жаждет стать мировым рекордсменом. Разрешение начальства есть. И смотри — не влюбись! — предостерег он в заключение.

Но предостережение не помогло: Зоя влюбилась.

Гордая, сама привыкшая к ухаживаниям, она скрывала свое чувство, и внешне отношения ее с новым знакомым оставались самыми дружескими.

Но там, где была Зоя, там была и Рута. И через две недели сцена повторилась. На этот раз Зоя знакомила своего подопечного со своей подругой. Почти в тех же выражениях.

— Это мой новый ученик, — сказала она. — Совершенствуется в прыжках. По общему мнению, его ожидает блестящее будущее, во всяком случае в парашютном спорте. Могу лично засвидетельствовать. Пожмите друг другу лапки. Но будь осторожна — не влюбись! Он очень опасен. Посмотри какой красавец! Смотри, смотри внимательнее. Не стесняйся. Обойди кругом.

Предостережение не помогло и здесь. Рута тоже влюбилась. Так вот и дружили.

Конечно, лейтенант при всей своей молодости и не столь уж большом опыте по части женского характера кое-что понимал, но предпочитал отмахнуться.

Ему нравились обе девушки. Прежде всего как веселые, надежные, интересные товарищи, с которыми он с удовольствием проводил время, ходил в Дом офицеров, обсуждал местные и космические проблемы, спорил, иногда даже ссорился, правда, ненадолго.

Их связывали, как он выражался, «деловые отношения». Зоя тренировала его, Рута печатала на машинке конспекты и разные бумажки, он в свою очередь водил их в тир и обучал стрельбе из пистолета, услаждал слух пением под гитару и давал почитать интересные книжки — он уже тогда начал собирать библиотеку.

— Ничего себе деловые отношения! — преувеличенно возмущалась Зоя. — Султан Чайковский! Устроил себе гарем, эксплуатирует несчастных женщин, а сам знай поет под гитару!

— Ничего себе гарем! — парировал Чайковский. — Всего на две штатные единицы, да и те не жены, а неизвестно кто. Того и гляди, без парашюта с самолета сбросят.

— И сбросим! — включалась Рута. — Что толку от такого повелителя. До сих пор в девках ходим. Пошли регистрироваться!

— Все втроем? — спрашивал Чайковский.

— А что?

— К счастью, у нас нет групповых браков, — констатировал Чайковский.

Рута умолкала. Она не знала, что такое групповой брак. Так шутили, подзадоривали друг друга, смеялись.

Но, оставшись наедине, девушки страдали. Что делать, когда влюбились? Что?!

Страдали порознь. Делились друг с другом всем, только не этим. Догадывались, что влюблены обе. Потому и не говорили об этом. Долго, разумеется, так продолжаться не могло.

Первой не выдержала Рута, как самая молодая и горячая. Однажды вечером (Зоя на несколько дней уехала на соревнования) она явилась к Чайковскому домой и приступила к решающему разговору.

— На, — сказала она удивленному ее поздним визитом Чайковскому, — вот твои конспекты. Обещала завтра, а закончила сегодня. Вот — принесла.

— Спасибо, — проговорил Чайковский. — Проходи, раз пришла.

— Что значит «раз пришла»? Не очень-то ты любезен, Илья.

— Садись. Чаю хочешь?

— Хочу, — сказала Рута.

Она поежилась: в комнате было холодно из-за распахнутого настежь окна. Поудобнее устроилась на единственном стуле — лейтенант Чайковский вел спартанский образ жизни, быт мало его волновал.

Он ушел на кухню, поставил чайник и, вернувшись, сел на кровать, устремив на Руту внимательный взгляд.

— Ну? — сказал он, когда молчание слишком затянулось.

— Что «ну»? — Рута отвернулась, смотря крайне заинтересованным взглядом на оконные занавески.

— Ты же не за тем пришла, чтобы принести мне конспекты.

— Верно, не за тем, — согласилась Рута и покраснела. Теперь она глядела на лампу под зеленым абажуром.

— Зачем же?

— Надо поговорить, Илья.

— Давай поговорим. — Он был подчеркнуто серьезен и внимателен.