Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография] - Купер Джеймс Фенимор Страница 4

— Чортъ возьми, Ричардъ, y васъ совсѣмъ особая манера выпроваживать изъ саней гостей вашихъ.

Грандъ упалъ на колѣни, не потерпѣвъ никакого вреда, и заботливо осматривалъ своихъ спутниковъ. Первое время Ричардъ совершенно смѣшался; но, видя что никто не потерпѣлъ вреда, снова принялъ свой самодовольный видъ.

— Ну, что же, мы отдѣлались довольно счастливо, сказалъ онъ, гордо осматриваясь. Да, да, съ моей стороны было благою мыслью не бросать возжей, не то это проклятые черти давно бы покатились съ горы. A что, Дукке, развѣ я не выказалъ храбрости; еще минута и все пропало; я зналъ, какъ лучше удержатъ бестій, ударъ въ правую сторону и дерганье возжами привело все въ настоящій порядокъ.

— Да, нечего сказать, много сдѣлали твои удары и дерганье, сказалъ судья, чистосердечно смѣясь. Вы всѣ лежали бы въ безднѣ раздавленными вмѣстѣ съ вашими лошадьми, безъ храброй помощи этого юноши. Гдѣ же господинъ Лекуа?

— Ah! mon Dieu monsieur, я еще живъ, отозвался тотъ задыхающимся голосомъ. Подите сюда, мосье Агамемнонъ, и помогите мнѣ подняться на ноги.

Али подскочилъ и помогъ французу встать на ноги. Мосье Лекуа выразилъ свое неудовольствіе, но, убѣдившись, что совершенно невредимъ, снова пришелъ въ веселое расположеніе духа. Послѣ насмѣшекъ надъ неловкостью Диккъ-Джонса, въ который этотъ однако не сознался, всѣ сѣли снова въ сани, и безъ дальнѣйшихъ приключеній продолжали дорогу къ дому Ричарда.

У дверей дома ихъ встрѣтили слуги, между которыми особенно выдавались, по своему званію и наружности: дворецкій и довѣренный Ричарда Джонса, Веньяминъ Пенгильянъ, старый, упрямый, но весьма добросердечный дѣтина, и ключница, дѣвица Птибонъ. Съ собачьей своры Ричарда раздавался страшный шумъ, въ которомъ слышались всевозможные голоса, начиная съ волчьяго воя до тявканья барсука. Ричардъ отвѣчалъ удачнымъ передразниваньемъ на это громкое привѣтствіе. Собаки, сконфуженныя превосходствомъ его, возобновили свой шумъ; только красивый бульдогъ съ мѣднымъ ошейникомъ оставался спокоенъ. Во время шума своихъ собратій, онъ величественно подошелъ къ Ричарду, и повернулся къ Елизаветѣ, которая поласкала его. Благородное животное узнало ее, несмотря на ея многолѣтнее отсутствіе, и выказывало свою радость. Когда она удалилась, животное наблюдало за ней, потомъ вошло въ свою конуру, какъ будто сознавая, что въ домѣ теперь есть кладъ, который должно охранять.

Общество въ это время отправилось въ освѣщенную залу, переодѣлось и расположилось весьма уютно. Всѣ казались веселыми и довольными, только раненый молодой человѣкъ стоялъ y окна, облокотясь на ружье, и, казалось, строгимъ взглядомъ осматривалъ присутствующихъ. Судья, вспомнивъ, что надо оказать ему помощь, послалъ за докторомъ, который явился чрезъ нѣсколько минутъ и приготовился осмотрѣть рану.

Безъ особенныхъ требованій, незнакомецъ открылъ плечо, и показалъ рану, сдѣланную дробью. Вечерній холодъ пріостановилъ кровь; докторъ въ этомъ мѣстѣ сдѣлалъ надрѣзъ, обнаружилъ дробину, вынулъ ее, и только-что собирался сдѣлать перевязку, какъ дверь въ залу отворилась, и въ комнату вошелъ старый Чингахгокъ, Большой Змѣй, котораго теперь жители деревни звали Джонъ Могиканъ. Много лѣтъ пронеслось надъ нимъ, и онъ былъ уже старикомъ, но черные глаза его блестѣли, какъ огонь, и туловище его было такъ же крѣпко и прямо, какъ въ дни молодости. Замѣтивъ, что присутствующіе обратили на него вниманіе, онъ спустилъ съ плечъ плащъ, покрывавшій верхнюю часть его тѣла, подошелъ къ молодому охотнику, осмотрѣлъ его рану, и кинулъ взоръ на судью, который былъ изумленъ странными пріемами индѣйца, но все же протянулъ ему руку и сказалъ:

— Добро пожаловать, Джонъ, не хочешь ли ты принять на себя лѣченіе своего друга?

— Блѣднолицые не любятъ крови, отвѣтилъ Чингахгокъ по-англійски, но все же молодой орелъ былъ раненъ рукой, которая не должна дѣлать ничего дурнаго.

— Могиканъ, старый Джонъ Могиканъ, не думай, что я съ намѣреніемъ пролилъ человѣческую кровь.

— Часто злой духъ поселяется въ лучшихъ сердцахъ

— Но съ какой стати сдѣлаю я вредъ молодому человѣку, котораго прежде никогда не зналъ и не видалъ, Джонъ; стыдитесь приписывать мнѣ такой грѣхъ.

— Уши мои открыты, и я слышу слова моего брата: онъ невиненъ и не хотѣлъ сдѣлать ничего дурнаго.

Старый индѣецъ взялъ корзинку, въ которой были разныя травы, и искусно сдѣлалъ перевязку молодому человѣку.

— Я не хочу васъ болѣе безпокоить, сказалъ молодой человѣкъ, надѣвая платье. Теперь намъ остается только рѣшить наши права на оленя, господинъ судья.

— Я соглашаюсь, что онъ принадлежитъ вамъ; но останьтесь y насъ до завтра, тогда мы рѣшимъ это дѣло къ удовлетворенію обѣихъ сторонъ и приведемъ его въ ясность.

— Оно должно рѣшиться сегодня, отвѣтилъ юноша, такъ какъ я уже сказалъ вамъ, что мнѣ нужна дичина, и я не хочу остаться y васъ на ночь.

— Но онъ будетъ вашъ рѣшительно весь, исключая спины, перебилъ Джонъ своего брата.

— Вы какъ разъ оставляете ту часть животнаго, которою я могу пользоваться. Мнѣ нужно спину, и я долженъ имѣть ее.

— Долженъ? повторилъ Ричардъ: долгъ есть крѣпкій грѣхъ, крѣпче даже внутренностей оленя.

— Да, долженъ, сказалъ молодой человѣкъ, гордо откинувъ голову, если только человѣкъ долженъ пользоваться тѣмъ, что онъ убилъ.

— Законъ за васъ, сказалъ судья Темпль, съ видомъ обиды, перемѣшанной съ изумленіемъ. Позаботься, Веньяминъ, чтобы всего оленя положили въ сани молодаго человѣка, в отвезли въ хижину Кожанаго Чулка. Но вѣдь y васъ же есть имя, молодой человѣкъ? и я васъ опять увижу, чтобы загладить вредъ, причиненный вамъ мною.

— Меня зовутъ Оливеръ Эдвардсъ, и меня легко найти; я живу по сосѣдству, и мнѣ не зачѣмъ прятаться, такъ какъ я не сдѣлалъ никому зла.

— Но вѣдь вредъ произошелъ отъ насъ, сказала Елизавета, и вы обидите отца моего, если отвергнете его помощь. Намъ бы всѣмъ было очень пріятно видѣть васъ завтра.

Молодой человѣкъ покраснѣлъ, низко поклонился, и отвѣтилъ:

— Хорошо, я завтра навѣщу судью Темпля, и въ знакъ дружбы воспользуюсь предложенными санями.

— Дружбы? повторилъ Мармадуке: я не имѣлъ намѣренія обидѣть васъ, и вы ни на минуту не должны были подозрѣвать это.

Незнакомецъ съ минуту стоялъ неподвижно и озабоченно, потомъ дико и живо осмотрѣлъ комнату своими темными глазами, поклонился и вышелъ изъ нея съ миной, устранявшей всякую попытку удержать его.

— Странно, сказалъ Мармадуке, такъ молодъ и такъ несговорчивъ; вѣроятно, завтра, когда онъ придетъ сюда, съ нимъ легче будетъ сговорить.

Елизавета, къ которой обращены были эти слова, ничего не отвѣчала, повернулась и прошла чрезъ залъ въ столовую, куда послѣдовало и все общество, исключая Чингахгока, который, накинувъ плащъ; отправился въ свою хижину.

Глава вторая

На слѣдующее утро погода измѣнилась; небо покрылось облаками, и поднявшійся южный вѣтеръ служилъ несомнѣннымъ признакомъ наступающей оттепели. Елизавета проснулась, когда на восточныхъ горахъ явились уже солнечные лучи, набросила на себя шубу и отправилась на чистый воздухъ, дабы удовлетворить своему любопытству осмотромъ окрестностей. Когда она вышла изъ воротъ, то встрѣтила своего дядю, шерифа Ричарда Джона, который тотчасъ присоединился къ ней для сопровожденія ея въ предпринятой прогулкѣ.

Разговаривая о разныхъ предметахъ, они довольно удалились отъ дома, и пришли на пустое мѣсто за деревней, гдѣ снѣжное поле пересѣкалось мрачнымъ сосновымъ лѣсомъ. Шумъ вѣтра, проносившагося по верхушкамъ деревъ, покрывалъ шумъ ихъ шаговъ, между тѣмъ какъ вѣтви закрывали ихъ самихъ. Скрытые такимъ образомъ, они приблизились къ мѣсту, гдѣ молодой охотникъ Эдвардсъ, Кожаный-Чулокъ и Чингахгокъ заняты были серьезнымъ разговоромъ. Первый говорилъ съ большимъ жаромъ, между тѣмъ какъ Натти и его другъ вслушивались болѣе чѣмъ съ обыкновеннымъ вниманіемъ.

— Дядюшка, пойдемте дальше, сказала Елизавета Мы не имѣемъ никакого права подслушивать тайны этихъ людей.