Анри Труайя - Семья Эглетьер Страница 58

— О чем ты думаешь?

Жан-Марк вздрогнул, словно чья-то тяжелая рука схватила его за плечо. В щель между портьерами падал солнечный луч, в котором кружились пылинки. Воздух в комнате словно загустел от жары.

— Об экзаменах.

— Ты действительно опасаешься за результат?

— По-моему, у меня восемь шансов из десяти с треском провалиться.

— Но ведь можно пересдать в сентябре?

— Это не очень весело.

Повернувшись на спину, Кароль спросила слегка обеспокоенно:

— Надеюсь, тебе удастся поехать с нами в Грецию, даже если ты провалишься?

— Вряд ли. Мне придется очень много заниматься.

— Но ведь это всего полтора месяца!

Жан-Марк отрицательно покачал головой.

— В таком случае, тебе обязательно надо выдержать, — сказала она, взяв у Жан-Марка сигарету и поднеся ее к своим губам.

Целую минуту он призывал на помощь всю свою волю. Кароль курила, не догадываясь о том, что с ним происходит. Когда она бросила сигарету в чашку, стоявшую у кровати, Жан-Марк собрался с духом. Он должен быть безжалостным. Один удар, но точный и решительный.

— Даже если я выдержу, Кароль, я не поеду.

Лицо Кароль сразу приняло настороженное и выжидательное выражение. Устремив неподвижный взгляд в потолок, она приготовилась слушать объяснения. А Жан-Марк, увязнув в долгом, томительном молчании, не знал, с чего начать. Он втайне надеялся, что Кароль бросит ему спасательный круг. Наконец прерывающимся голосом он сказал:

— Я много думал, Кароль. Мне кажется, и для тебя и для меня лучше расстаться на некоторое время. Тогда мы оба сможем разобраться в себе.

— Да, конечно, — ответила Кароль спокойно.

Жан-Марк осмелел.

— Ты, наверное, и сама понимаешь, что поездка в Грецию с тобой и отцом для меня невозможна. Если я провалюсь, я останусь в Париже и буду заниматься, а если сдам экзамен благополучно, поеду в Соединенные Штаты с Копленом. Он недавно предлагал мне…

— Что ж, отличная мысль.

— Ты согласна со мной?

— Конечно.

Лицо ее оставалось спокойным. Темно-серые глаза по-прежнему смотрели в потолок. Жан-Марк не мог не восхититься ее выдержкой. Скрывала ли она свои чувства из гордости или ее и вправду не трогала возможная разлука? Во всяком случае, своим тактом она облегчила его задачу. В благодарность он чуть не сжал Кароль в объятиях. Порыв ветра шевельнул портьеры. Солнечные блики замелькали на стенах комнаты. Кароль взяла со стула халат Жан-Марка и, вставая, накинула его на плечи так ловко, что он едва успел увидеть голую ногу и округлую смуглую грудь. Она пошла за ширму одеваться. А было всего шесть часов. Может быть, Кароль уходит раньше из-за того, что он ей сказал?.. Он не посмел спросить и тихо лежал на кровати, заложив руки за голову. Кароль появилась в своем светло-желтом костюме, причесанная, тщательно подкрашенная.

— Насчет Греции, — сказала она мягко, — я сама поговорю с твоим отцом, скажу ему, что мне не хочется, чтобы ты ехал с нами.

— Почему? — спросил он удивленно.

Кароль обратила на него непроницаемый взгляд, усмехнулась и ответила:

— А тебе не кажется, что так будет приличнее?

Филипп откинулся на спинку кресла, посмотрел на жену, сидящую перед ним на диване среди разбросанных подушек и, стараясь выиграть время, сказал:

— Надо признаться, это для меня неожиданность!

— Ты действительно огорчен, что дети не поедут с нами? — спросила Кароль.

— Нет, но…

— Мы так редко бываем наедине!

— Но мы не будем наедине, даже если не поедут Франсуаза и Жан-Марк! Остаются Жорж с Марианной. Адриен с Луизой, Дюурионы…

— Только супружеские пары, Филипп!

— Да, это верно!

— Мне бы хотелось, — сказала она, потупившись, — чтобы и мы хоть изредка были парой.

Филиппа поневоле тронули эти слова, произнесенные тихим голосом. Как она к нему привязана! Последнее время он слишком отдалился от жены. Близость между ними исчезла незаметно для него. Чужие под одной крышей. Она уже давно перестала его интересовать. Но сегодня… В бледно-желтом костюме с открытой шеей, немного грустная, она показалась ему привлекательной, особенно в этой гостиной, выдержанной в мягких тонах, которые так удачно гармонировали с красками ее лица и даже с ее манерой говорить, двигаться… И все же Филипп жалел, что в угоду Кароль он вынужден отказаться от общества Жан-Марка в Греции. Он уже представлял себе, как они будут бродить по выжженным холмам, среди благородных, полных древней мудрости руин, говорить об античной архитектуре, о смысле истории, цивилизующей роли торговли, о достоинствах и недостатках молодого поколения. Никто не поймет его лучше сына. Филиппа нисколько не тронуло то, что Франсуаза раздумала ехать, другое дело — Жан-Марк. Он и сам не ожидал, что просьба Кароль так огорчит его. Бедный мальчик, как он мечтал об этой поездке! Впрочем, растрогавшись, Филипп тут же спохватился и стал убеждать себя, что прихоть красивой женщины значит для него больше любого желания сына. Для мужчины в расцвете сил легче поступиться отцовской привязанностью. Настоящий мужчина зачинает детей, но не подставляет им свою шею. Для него только женщина что-то значит. Жена или любовница — не все ли равно? Женщина есть женщина! Однако не следует слишком быстро уступать Кароль. Он пробурчал:

— Мне неприятно за Жан-Марка. Ведь мы ему обещали… Он, должно быть, расстроится!

— Напрасно ты так думаешь! — возразила Кароль. — Молодежь трудно понять! Родители часто идут ради детей на лишения и жертвы, пока не замечают, что те мечтают об одном: чтобы их оставили в покое. По-моему, Жан-Марку гораздо больше хочется поехать со своим приятелем Копленом в Америку.

— Коплен собирается в Соединенные Штаты?

— Да, как будто. Сразу после экзаменов.

— И Жан-Марк хочет ехать с ним?

— Я так заключила из некоторых наших разговоров, но, может, я и ошибаюсь…

Вдруг просветлев, Филипп поднял голову. Он уже загорелся новой идеей:

— А знаешь, ему полезно съездить в Америку!

— Ну, конечно! — согласилась Кароль.

— Я поручу Кроуфорду заняться им. Мальчик усовершенствуется в английском языке, поездит по стране, познакомится кое с кем из наших клиентов… Но, насколько я его знаю, он вряд ли захочет менять свои планы!

— Спроси его сам.

— А если он ответит, что предпочитает поехать в Грецию?

— Ну уж ты-то сумеешь его убедить! — ответила Кароль, ласково коснувшись руки мужа.

Филипп засмеялся, расправив плечи и выпятив грудь. В такие минуты ему казалось, будто он стоит на носу корабля. Ветер бьет в лицо, а он напряженно вглядывается в линию горизонта.

— Значит, вся семья разбредется в разные стороны. Даниэль на Берег Слоновой Кости, Жан-Марк — в Соединенные Штаты, Франсуаза — в Тук… Да, кстати, я бы все-таки хотел, чтобы она вернулась к экзаменам!

— Не слишком рассчитывай на это, Филипп, — сказала Кароль, вставая.

— Почему?

— Сейчас объясню. Но пойдем, я хочу переодеться перед обедом.

Филипп последовал за женой в спальню. Кароль сняла костюм, надела легкое домашнее платье цвета чайной розы и уселась перед туалетным столиком, чтобы поправить прическу. Стоя за ее спиной, Филипп в зеркало наблюдал за ней. Он уже забыл про Франсуазу. О ней заговорила Кароль.

— Да, так насчет Франсуазы… Она пережила серьезную драму!

— Подумаешь, девичьи увлечения!

— Но это увлечение зашло довольно далеко, Филипп!

— Что?! Все же, надеюсь, она не спуталась с этим типом? — вскричал он.

Собственная горячность удивила Филиппа. На его взгляд, Кароль слишком медлила с ответом. Наконец она сказала:

— Не думаю, хотя от нынешней молодежи всего можно ожидать.

Филипп вдруг рассердился на Франсуазу за то, что она тоже всего лишь самка. То, что он ценил в других чувственность, слабость, легкомыслие, — претило ему в дочери, словно порок.

— Комедиантка! Вспомнить только, какой у нее всегда вид — этакая святоша, примерная ученица…

— Не нападай на нее. Повторяю, по-моему, между ней и этим юношей не произошло ничего серьезного.

— Кто он такой?

— Студент, кажется.

— Как его зовут?

— Не все ли равно! Она дала мне понять, что больше его не увидит…

— Ну, так я сам хочу от нее услышать это. В воскресенье мы поедем в Тук и заберем ее. Нечего ей торчать у Мадлен!

Кароль покачала головой.

— Не стоит, Филипп. Увидев тебя, она может разволноваться. А врач сказал мне…

— Врач? Какой врач? Да что тут у вас было?

Кароль со вздохом повернулась к мужу и проникновенно посмотрела ему в глаза.

— Ну что ж, придется тебе все рассказать… Франсуаза пыталась покончить с собой.

Филиппа будто ударили, резкая боль сжала его сердце, но тут же он сказал себе: «Она жива, это главное!» И едва пробормотал: