Клубника на десерт (ЛП) - Секстон Мари Страница 15

– Мне? – спросил я, гадая, чем я его разозлил.

– Да. Для зажатых бухгалтеров это идеальное хобби.

Сделав над собой усилие, я проглотил обиду.

– А чем занимаешься ты? – спросил отец Коула, и я кое-как подавил стон.

Лицо Коула приобрело то самое насмешливое выражение, которое порой казалось мне очаровательным, но сегодня вечером только раздражало.

– Ну прямо как Джонни. Один в один. Какие будут предположения?

– Ты повар?

Коул улыбнулся.

– Да. Я повар.

– Коул!

– Ну, тогда это все объясняет, – сказал отец, и я подумал, не имеет ли он в виду, что мужчина может захотеть научиться готовить только затем, чтобы зарабатывать этим на жизнь.

– Папа, не слушай его. Никакой он не повар.

– Как так? – спросил мой отец, сконфузившись, а Коул закатил глаза.

– Господи боже, солнце. Я люблю и умею готовить. Разве это не делает меня поваром?

– Но ты намекаешь…

– Ни на что я не намекаю, кроме того, что умею готовить…

– Ладно, забудьте, что я спросил, – сказал отец, но я не слушал его.

– Я не понимаю, почему ты не можешь взять и ответить честно.

– Где я соврал? Я сказал, что умею готовить. Если ты считаешь, что вопрос «чем ты занимаешься?» может относиться только к карьере…

– Так считают все, Коул! Абсолютно все!

– Неважно, – сказал отец уже громче. – Я просто хотел…

– Джордж, – внезапно молвил Коул, поворачиваясь к нему, – видишь ли, дело в том, что я безработный.

Наступила тишина. Мне очень хотелось пнуть Коула под столом, но он, увы, сидел не напротив, а рядом.

– О, – в крайнем смущении проговорил отец. – Сочувствую.

– Не сто́ит! – с улыбкой пропел Коул, отчего отец смешался еще сильнее.

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом?

Но я был пока не готов сменить тему. Я не хотел, чтобы отец думал, будто Коул какой-то никчемный бездельник, или что он живет за мой счет.

– Он просто богат, – выпалил я.

Они оба снова на меня оглянулись. На сей раз на лице Коула так явно проступила досада, что это заметил, похоже, даже отец – судя по тому, что он вдруг спросил, словно решив прийти мне на помощь:

– Коул, а ты сам откуда? Из Финикса?

На долю секунды Коул задержал на мне испепеляющий взгляд, но к моменту, когда он повернулся к моему отцу, на его лице уже не было злости, и он опять улыбался.

– Нет. Хотя, признаться, довольно сложно сказать, откуда конкретно я родом. Несколько месяцев в году мы проводили в доме моего отца в округе Ориндж…

– У тебя есть дом еще и в Ориндже? – удивленно спросил я.

Искоса он стрельнул в меня взглядом.

– Уже нет. – Потом продолжил беседу с отцом: – Когда я был очень юн, моя семья приличное количество времени проводила в Нью-Йорке, потому что наш тамошний дом нравился моей матери больше всего. Но к моим семи или восьми годам они с отцом разошлись, и, поскольку отцу в Нью-Йорке не нравилось, мы перебрались в Париж, где проводили обычно месяцев шесть в году. У отца в тех местах жила многочисленная родня – и живет, наверное, до сих пор, хотя после его смерти я от них ничего не слышал.

– Мне очень жаль… – заговорил было отец, но Коул взмахом руки прервал его.

– Ерунда, милый. Это было почти двадцать лет назад.

– Так вот почему ты так много путешествуешь, – произнес я, осененный внезапной догадкой, а он пожал плечами.

– Я скорее вынужден путешествовать, нежели мне нравится это делать. Я пытался осесть на одном месте, солнце, но у меня ни разу не получалось. Очень скоро я становлюсь беспокойным, капризным и до крайности невыносимым.

– Ты, наверное, был совсем молод, когда потерял отца, – сказал мой отец.

– Папа, – вмешался я, – вряд ли ему приятно обсуждать эту тему.

Однако Коул проигнорировал мое замечание и ответил:

– Мне было пятнадцать. До восемнадцати моей опекуншей формально считалась моя мать, хотя за три года я ее и в глаза не видел. Вообще, все предсказуемо, как кино недели. Пока я не уехал учиться в колледж, за мной приглядывали две домработницы. – Он улыбнулся в явной попытке поднять себе настроение. – Знаешь, солнце, моя мать тоже одинока и, уверен, отлично сохранилась – с учетом того, сколько денег она тратит на пластику. Может, я когда-нибудь попробую вас свести.

Вид у моего отца стал немного встревоженный.

– Коул, – сказал я. – Нет.

Он закатил глаза.

– Милый, угомонись. Это была шутка.

Моя мать умерла, а он отпускает шуточки на тему, не устроить ли моему отцу свидание вслепую?

– Неуместная.

– Джон, – сказал отец. – Все нормально.

– Видишь? – обратился ко мне Коул. – Все нормально.

– Нет, не нормально, – сказал я. – Он не хочет ни с кем встречаться!

– Солнце, ну откуда ты знаешь? Ты его спрашивал? Джордж, ты с кем-нибудь встречаешься?

– Коул!

– Что, солнце? Это обычный вопрос.

– Моя мать умерла!

– Господи боже, прелесть, я в курсе! Но это же не вчера произошло, верно? Мне что, надо было сделать вывод, что он теперь до конца жизни собирается блюсти целомудрие?

– Мальчики… – встрял отец, но Коул прервал его.

– Джордж, прости, если я тебя оскорбил. И в мыслях не было. Честное слово.

– Ты не…

– Дело не в этом! – сказал я.

– Джон, – проговорил отец, – по правде говоря, я думаю, не попробовать ли какую-нибудь службу знакомств…

– О господи! – вскричал я. – Мы можем сменить тему? Пожалуйста!

Коул метнул на меня ядовитый взгляд, и мой отец, тяжело вздохнув, снова пришел мне на помощь:

– Так как вы вдвоем познакомились?

Секунду мы с Коулом сверлили друг друга взглядом. В его зеленовато-карих глазах сверкал вызов – он явно был мной недоволен. Наконец я повернулся к отцу.

– Нас свел один общий знакомый.

– Да, – с сарказмом подтвердил Коул. – Ума не приложу, каким местом Джаред при этом думал.

– Знаешь, тебя никто не заставляет здесь оставаться, – раздраженно огрызнулся я.

Он улыбнулся мне.

– Верно подмечено, лапа. – Потом повернулся к отцу. – Был рад повидаться, Джордж. Надеюсь, ты остался доволен своим днем рождения. Я знаю, ужасно неприлично вот так убегать, но уверен, вы с Джонни все равно хотели пообщаться наедине. – И он, даже не взглянув на меня, поднялся из-за стола.

– Ты что, уходишь? – изумился я, потому что вовсе не хотел выгонять его.

– Именно так.

Отцу, судя по виду, опять стало крайне неудобно. Стараясь подавить гнев, я проследовал за Коулом в гостиную, где он обулся и подхватил свои ключи.

– Поверить не могу, что ты вот так уходишь посреди ужина, – прошипел я, надеясь, что отец нас не слышит. – Это невежливо.

– Невежливо вел себя только ты, – сказал он, поворачиваясь ко мне лицом. – Ты настолько увлекся, обращаясь с нами, будто с детьми, что не заметил, когда это перестало быть нужно!

– И что, черт возьми, это должно значить?

– Ничего! – сказал он и захлопнул за собой дверь.

А я остался стоять в гостиной, пытаясь успокоить себя перед тем, как возвращаться к отцу. Я сосчитал до пяти. А может, до двадцати пяти.

Как только перед глазами у меня перестали плыть красные пятна, я вернулся в столовую, но отца там не было. Я обнаружил его на кухне. Он стоял у плиты и кусочком хлеба вычищал горшочек из-под чоппино.

– Пусть этот парень и пирожок, – сказал отец, – но готовить он точно умеет!

***

Весь следующий день от Коула не было ничего слышно. Я был бы счастлив, если бы тишина продлилась еще несколько дней, поскольку еще не перестал на него злиться, но вечером мы собирались идти в театр.

В четыре я сломался и позвонил ему, чтобы убедиться, что наши планы остались в силе.

В нормальной ситуации мы бы сперва зашли в ресторан, но сегодня мы оба были склонны пропустить этот шаг. Коул согласился встретиться со мной у меня дома и оттуда вместе выехать в театр.

Мне не терпелось увидеть шоу. Любовь к театру мне привила мать – отец театр не любил, поэтому с моих десяти лет она стала вместо него брать на спектакли меня. Я любил музыку, любил интересные сюжеты, но более всего театр привлекал меня тем, что напоминал мне о матери. Я относился к театру с тем благоговением, которое большинство людей приберегало для церкви, и, несмотря на подпорченное из-за Коула настроение, был счастлив наконец-то воспользоваться своим абонементом.