Александра Флид - Шоу нашей жизни

Шоу нашей жизни

Александра Флид

© Александра Флид, 2016

© Ольга Флид, фотографии, 2016

ISBN 978-5-4483-1143-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Искусство обманывать, говоря при этом правду

Девица с черной челкой, одним фронтом перекрывавшей брови, смотрела на него с искренним интересом.

– Я слышала, что не так давно вы позировали для обложки журнала «Боги Олимпа». Это правда?

Эрик лучезарно улыбнулся, попутно пытаясь изобразить смущение.

– Да, правда.

Девица продолжила напирать со своими вопросами:

– А, правда, что вы работали с самим Соколом?

Он потер гладко выбритый подбородок и кивнул:

– Это замечательный фотограф. Настоящий профессионал, мы с ним часто работаем на одной площадке. Впервые мы встретились, когда я был еще совсем ребенком – мне было от силы семнадцать, не больше. И знаете что? С тех пор, приходя на фотосессию к очередному журналу, и обнаруживая, что буду работать с кем-то другим, я немного теряюсь. «А где же Сокол?» – вздыхаю я. Правда, это быстро проходит, потому, что настоящих профи в этом деле очень много, но все-таки эта детская привычка никуда не делась.

Яркий свет, отражающийся от покрытого белой матовой пленкой пола и закрытых белым же картоном стен. Эрик стоял в центре, там, где сходились две картонные плоскости. Прямо на него сверху и снизу глядели нагретые софиты.

– Ты, черт бы тебя побрал, понимаешь, что такое жизнерадостная улыбка? Жизнерадостно улыбайся! Жизнерадостно, понял ты меня?

Он растянул губы, обнажил зубки и внутренне пожелал Соколу смерти. Потому что только настоящий маньяк может крыть последними словами, заставляя при этом улыбаться «жизнерадостно».

Сокол в это время отвернулся и закричал на менеджера:

– Сколько ему лет? Пятнадцать? – Затем, услышав невнятный ответ и каким-то образом разобрав его, удивился: – Семнадцать? Боже он что – умственно отсталый? Иди сюда и объясни ему, что значит жизнерадостно! Он скалится так, словно хочет сожрать кого-нибудь.

Пользуясь тем, что Сокол смотрел в другую сторону, Эрик сомкнул губы и мысленно показал ему средний палец. Только мысленно.

Черноволосая нимфа все не останавливалась, и винить ее в этом было грешно – такая у нее работа все-таки.

– А еще недавно вы исполнили главную роль в этом прекрасном фильме с кучей эффектов.

Здесь он должен был подсказать, и Эрик склонился к ней, чтобы произнести запрограммированную без его ведома реплику для этого телевизионного спектакля:

– «Последний сон астронавта»?

– Да! – с восторгом откликнулась она, обрадовавшись его проницательности. – Как вам удалось? Такие сильные нагрузки, а один костюм по слухам весил почти тридцать килограммов…

Какой тонкий намек на его возраст. Эрик даже улыбнулся – вопросы возраста его не очень занимали. В сорок три года он уже не так отчаянно молод, как в двадцать, но еще и не стар.

– Костюм весил не тридцать, так что нагрузки были средние.

Костюм весил двадцать восемь, но уточнять Эрик не стал.

– А вы действительно герой, – подпустив нотку игривости, хихикнула девица.

Скафандр не только ужасно тянул вниз, но еще и давил со всех сторон. Внутри у него постоянно выпирали всякие железки, о существовании которых Эрик не догадывался, пока не влез в него. Наверное, стоило скинуть хотя бы три килограмма. Или даже пять. Но ведь будут еще съемки и без скафандра, а для них нужно выглядеть подкачанным и таким вот лоснящимся кусочком. Таким, чтобы сразу в «Макдональдс».

– Тебе точно не нужен дублер? – заботливо поинтересовался какой-то мелковатый и похожий на малолетку ассистент.

– Нет, у меня в этой сцене крупный план, – сквозь зубы процедил Эрик.

Не от злости, нет. Просто когда в районе копчика скребется какая-то проволока, тут уж не до любезностей. Он закрыл глаза и взмолился, чтобы ему хватило терпения не кривиться, когда камера подъедет ближе.

Допрос с томными взглядами продолжался, и Эрик заставлял себя выглядеть как можно дружелюбнее. Даже когда приходилось смотреть на собеседницу. А еще следовало не забывать о том, что к камере нужно поворачиваться исключительно правой стороной лица. Синяк, конечно, хорошо замазали (как же это было мерзко, кожа будто под коркой), но лучше было не рисковать. С этим дешевым освещением никогда не угадаешь. Так сказал Марк, и спорить с ним было бесполезно.

– Еще нам известно, что вы до сих пор встречаетесь со своей бывшей женой. Недавно вас видели вместе…

Задать такой вопрос (без вопросительных интонаций) и остаться при этом тактичной невозможно. Девица и не старалась. Эрик со своей стороны сделал что мог – улыбнулся. Когда хочешь опозориться и выразиться непечатно – улыбайся. Когда хочешь врезать тому, кто сидит напротив – улыбайся. И когда тебя спрашивают о Норе – тоже улыбайся.

В последнем случае только улыбка и спасала.

– И где же это? – все еще напрягая мышцы лица и уже начиная уставать от этого, спросил он.

– У меня есть фотографии…

На большом экране развернули фото, сделанное явно с многократным приближением. Он и Нора. Рядом играет Берт. Семья в сборе? Да уж, если бы это не было так унизительно, он бы украл это фото для своего альбома, поскольку у него подобных «полных» снимков еще не было. Нужно бы попросить Нору все-таки сделать пару фотографий.

– Да, это мы ходили в местный парк. Там было уютно.

Девица тщательно и вполне себе качественно изобразила умиление:

– Как же это здорово! Вы еще и семьянин примерный к тому же. Ко всем своим талантам.

Нора только что уехала. Поездом. Это не то чтобы крайность, но Эрику была неприятна мысль, что она вот так поспешно сбежала, не взяв даже машину или хотя бы такси. Марк стоял рядом и курил.

– Ничего бы не получилось, старина, – с видом (и тоном) знатока всех премудростей земных, сообщил он. – Она слишком правильная для тебя. Хорошая девочка, только чуть просроченная.

За «просроченную» захотелось дать ему по затылку или хотя бы в солнечное сплетение, но Эрик сдержался. Нельзя было доказывать ей, что она права, тем более что она наверняка еще смотрела в окно.

Не чуя беды, Марк продолжал:

– Но если тебе будет совсем невмоготу, можешь приезжать к ней. Ребенок-то твой.

Да, Берт был единственной надеждой. Светлым лучиком, так сказать.

Очевидно, остается последняя часть разговора – о серьезном, проникновенном и просто житейском.

– Но ведь, только между нами, – девица склонилась к нему – вы не сразу стали таким, правда? Уж мы-то помним, как вы умели веселиться.

«Между нами» принято говорить на телевидении, и это самое замечательное из всего, что можно придумать, сидя в забитой студии и перед камерой.

– Вынужден согласиться, – с притворным раскаянием признал он.

– Как считаете, женитьба сделала вас другим человеком или это возраст?

– Тут несколько факторов, выделить что-то одно невозможно. Хотя я не стану говорить, что смог бы справиться без Норы.

– Вы как-то признались, что это была любовь с первого взгляда, – осторожно напомнила ему она.

– Так и было.

Противные электронные гудки резали слух, но Эрик упорно ждал. Потому что дозвониться до Марка нужно было просто позарез. Как только с другой стороны раздался щелчок, и зашуршала речь, он взорвался гневной и возмущенной волной:

– Кого ты мне подсунул, а?! Эта чертова монашка меня уже достала!

– А что ты ей сделал? – хрипло, видать, спросонья, полюбопытствовал Марк.

– Ей и делать ничего не надо. И почему это сразу я должен был что-то делать? Она тоже не ангел.

– Зато монашенка, – не упустил случая поддеть менеджер.

– Пошел ты, – все еще бушуя и клокоча, выплюнул Эрик. – Убери ее отсюда, иначе я ее покалечу.

– Ну-ну, остынь. Мы же договаривались, я тебе все объяснил. Так чего ты хнычешь? Это же тебе нужно больше, чем ей!

– Но ей-то тоже нужно! Или нет? Так какого черта она вообще не старается?

– А чего ты от нее хочешь?

– Пусть ведет себя нормально.

Марк ехидно посоветовал:

– Иди к ней и скажи, чтобы вела себя нормально. Чего проще?

– Я с ней больше не разговариваю.

– А теперь надуй губки и отвернись к стене.

Эрик отключился и едва не разбил трубку об стол.

От света прожекторов у Эрика уже горело лицо, и он мельком взглянул на часы, висевшие за спиной ведущей. Осталось две минуты.

– Ну, и в заключение нашего выпуска, хотелось бы попросить вас пожелать чего-нибудь прекрасного нашим зрителям.

Эрик повернулся к камере и уставился в черный круглый и покатый глаз, с трудом донашивая свою резиновую улыбку. Последние минуты, Господи, дай не отрубиться прямо на полу под креслом.

– Любите тех, кого любите. Любите так, чтобы они знали об этом.