Анатолий Ярмолюк - Подполковник танцует один

Анатолий Ярмолюк

ПОДПОЛКОВНИК ТАНЦУЕТ ОДИН

Все одинокие люди, откуда они пришли?Все одинокие люди, где их место?…

Мы не знаем, кто мы, откуда пришли и куда идем. Нас манит нескончаемый зов утерянного нами мира, и мы стремимся на этот зов. Но пока мы не нашли туда дороги, мы пребываем рядом с вами. Мы похожи на больших и нежных моллюсков. Мы носим внутри себя частицу нашего утерянного мира…

Подполковник ничего не помнил из своего детства. Так – какие-то обрывки из света и теней, запахов и звуков, чьих-то лиц и произнесенных кем-то бессмысленных слов. Все позабыл Подполковник о своем детстве. Лишь единственная картина из той поры накрепко засела в его памяти. А, может, даже и не в памяти, а где-то еще глубже. Скажем, в душе… Подполковник и сам не понимал, отчего именно эта картина вспоминалась ему. Да и – не стремился понять. А просто – когда у него бывало на душе пасмурно и одиноко, перед ним всегда возникал один и тот же давний-предавний сюжет из детства. Убогая, затерянная среди гиблых причерноморских солончаков деревня об одной улице, зима, нескончаемый дождь, холод, тоскливый ветер. И по той улице неведомо куда бредет одинокий ослик. Он мокрый, грязный и продрогший, у него низко опущена голова и печальная морда. Ослик бредет, а мальчишка, которому в будущем суждено стать Подполковником, смотрит из окна на ослика, и жалеет его…

Все позабыл Подполковник из своего детства, а печального ослика – помнил…

Заведение под названием «Грустный Ангел» было самым таинственным и опасным местом во всем Старом Городе. И все – из-за его посетителей. Это были очень красноречивые и убедительные посетители. Это были люди с душами, крест-накрест заколоченными досками. Это были пришельцы из иных миров, напрочь позабывшие об обратных дорогах в свои миры. Скажем, Железный Волк и вся его компания. Или, допустим, тип, которого все звали Челюсти. Или, к примеру, Соловей с его сладкой улыбкой и глазами убийцы. Или – Теоретик в вечно надвинутой на глаза шляпе. И еще много всяких – как мужчин, так и женщин…

Даже всякие человеческие отбросы, которые ошивались в заведении «Грустный Ангел», и те, если вдуматься, были личностями по-своему колоритными и с душами, запертыми на множество засовов. Например, бывший актер Ваше Мнение. Или, допустим, вышедшая в тираж проститутка Спинка Минтая.

Много драматических, трагикомичных и кровавых происшествий творилось в «Грустном Ангеле». А слухов и пересудов о тех происшествиях клубилось и того больше. Они были похожи на черный и едкий дым, те слухи…

А владел заведением человек без прошлого и настоящего Моня Мендельсон. То есть, наверно, у него было и прошлое, и настоящее, но никто ничего обо всем этом не знал. Ну а коль оно так, то какая разница – было ли у человека прошлое, и есть ли у него настоящее? Вот потому-то все посетители заведения «Грустный Ангел» считали Моню Мендельсона человеком без минувшего и настоящего. Даже бывший актер, а ныне пропойца и попрошайка Ваше Мнение, привыкший ничего не принимать на веру и во всем сомневаться – и тот был согласен, что Моня Мендельсон – человек без прошлого и настоящего.

Но, наверное, самой сумрачной персоной в «Грустном Ангеле» считался Подполковник. О, это была таинственная личность! Во-первых, Подполковник всегда бывал в заведении в одиночестве, и никого не приглашал к себе в компанию. Даже – бывшего актера, а в настоящем пьяницу Ваше Мнение, который по причине своего ничтожества и бедности всегда стремился усесться за чужой стол. За все столы мог садиться Ваше Мнение, а вот за стол Подполковника – не смел. Даже – никогда не предпринимал такой попытки, вот ведь какое дело.

Во-вторых, Подполковник никого не боялся. Ни Железного Волка со всей его компанией, ни типа, которого все звали Челюсти, ни Теоретика в вечно надвинутой на глаза шляпе, ни даже Соловья с его сладкой улыбкой и глазами убийцы. Можно сказать, что всех этих персонажей Подполковник просто не замечал. Он являлся в заведение всегда один, садился за третий от входа стол, заказывал себе водки, и весь вечер напролет смотрел в темное окно. Что он хотел увидеть в той тьме? А кто его знает, что хочет увидеть во тьме человек, который всегда пребывает в молчаливом одиночестве и никого не приглашает к себе в компанию?

И лишь однажды Подполковник изменил своему мрачному нелюдимому правилу. Это случилось в тот вечер, когда в заведение с целью шального грабежа вломились четверо молодчиков из окрестной банды «Кладбище номер три». Молодчиков из банды «Кладбище номер три» опасались все – даже Железный Волк со всей своей компанией, даже Соловей с его сладкой улыбкой и глазами убийцы, даже Теоретик в своей вечно надвинутой на глаза шляпе.

А вот Подполковник – не испугался. Он лишь оторвался от пристального созерцания заоконной тьмы, молча поднялся со своего места, так же молча подошел к четырем молодчикам, и четырьмя короткими взмахами руки уложил их рядышком у порога. И все так же молча вернулся за свой столик. И это было – впечатляюще! Понятно, что после того, как молодчики пришли в себя и уползли за порог, по заведению зашелестели пересуды о том, что Подполковнику – несдобровать. Потому что – никому еще из тех немногих отчаянных личностей, которые посмели пойти против бандитов из «Кладбища номер три», не удавалось избежать скорой и лютой расправы…

А вот Подполковнику – удалось. Отсидев за столиком свое обыкновенное – до полуночи – время, он поднялся и молча вышел из заведения. А в следующий вечер явился вновь – живой, целый и молчаливый. Шорох почтительного удивления пронесся по заведению. И никто с той поры даже помыслить не мог, чтобы усесться за один столик с Подполковником без его приглашения. А он – никого не приглашал. Он так и сидел за своим столиком – в ежевечернем молчаливом одиночестве.

В-третьих, у Подполковника была впечатляющая внешность: коренастое, сбитое, будто у ловкого медведя, тело, чуть косолапая, но стремительная походка, темные и глубокие медвежьи глаза, а вдоль лба – большой извилистый шрам. И еще – рванье из множества мелких шрамов на руках. И еще – иногда Подполковник, глядя в черное окно, скалился рассеянной, страшной усмешкой… В заведении поговаривали, что Подполковник раньше и впрямь был подполковником на какой-то войне. Или – в полиции. Кто знает – может, оно так и было. То есть – или на войне, или в полиции…

Ну, а в-четвертых – Подполковник всегда танцевал в одиночестве. В «Грустном Ангеле» был свой собственный музыкант по прозвищу Старый Цыган. Время от времени Старый Цыган взбирался с гитарой на крохотную эстрадку в углу заведения, и исполнял оттуда репертуар. И вся публика, которая слышала тот репертуар, выходила танцевать. Всяк танцевал в паре: в заведении всегда присутствовали дамочки, которые надеялись, что их пригласят на танец, а затем, может быть, усадят за стол. Даже старый плут Ваше Мнение и тот танцевал в паре – с вышедшей в тираж проституткой Спинкой Минтая. А вот Подполковник всегда танцевал один. Он танцевал, прижимая к себе незримую женщину, и никто не знал, кем была ему та женщина: утраченной ли навсегда любовью, выдуманным ли горьким и безнадежным миражом – ибо выдуманные женщины всегда безнадежны и горьки. Он танцевал, как грациозный медведь, и косился в черное окно своими медвежьими глазами…

Новая публика в «Грустном Ангеле» появлялась нечасто. Но – иногда появлялась. Некоторые (таких было немного) здесь приживались и становились завсегдатаями, другие (таких было большинство) уходили, и больше уже не возвращались…

Однажды в заведении появилась некая особа женского пола – маленькая, худенькая, с короткой стрижкой и в очках. Случилось это в ненастный сентябрьский вечер. Да-да, тогда был сентябрь, и было ненастье. Шел дождь, в мире царила тьма, из тьмы прилетали пятипалые кленовые листья и приникали к черным окнам заведения «Грустный Ангел». Затем, через краткий миг, листья стекали по оконным стеклам и опадали, и на смену им прилетали другие пятипалые желтые листья – чтобы так же стечь по оконному стеклу и опасть окончательно во тьму…

Никто раньше не видел в «Грустном Ангеле» эту женщину. Поэтому, когда она вошла, головы завсегдатаев заведения обернулись в ее сторону, и глаза – одни с прищуром, другие – нараспах, третьи – с понимающей ухмылкой уставились на нее. Всяк стремился для себя определить, для чего в заведении возникла эта женщина, и что следует от ожидать в связи с ее появлением: выгоды, опасности, мимолетного шального удовольствия…

Женщина оглядела всех по очереди, и подошла к Моне Мендельсону.

– Скажите, – спросила она, – куда бы я могла присесть? Все столики заняты…

– Ваш вопрос, мадам, – ответил Моня Мендельсон, – из разряда философических. Иначе говоря, куда желаете, туда и садитесь. Вернее сказать, куда вам позволят – ибо в этом заведении существуют свои незыблемые правила. Можно сказать – ритуалы. Даже – каноны. У всякого – свой собственный ритуал и канон. И – все, и – больше ни о чем меня не спрашивайте! Потому что я – человек, у которого нет ни минувшего, ни настоящего, и что я вам могу еще сказать?…