Анна Харрелл - Вероломство

Анна Харрелл

Вероломство

Глава 1

Французская Ривьера, 1959 год

Абигейл Вайтейкер-Рид шинковала лук на щербатом столе у себя на кухне — просторной, наполненной светом и воздухом. Не в ее правилах было излишне волноваться, но сейчас она не могла унять дрожь в руках. По спине струился пот, от недосыпания резало глаза. Надо встряхнуться, подумала она, негодуя на себя за то, что позволила так распуститься. Неприятности не должны подрывать ощущение самоуверенности, не должны мешать радоваться жизни.

Не хватает еще, если Томас Блэкберн начнет ее утешать. Он приехал из Парижа на уик-энд с четырехлетней внучкой. Какая бесцеремонность! Абигейл его не звала. Коренной бостонец, как и она сама, он знал ее с рождения. Абигейл росла по соседству с его домом на Бикон-Хилл. Но она не могла считать его своим другом, хотя ей всегда хотелось, чтобы Томас восхищался ею: ведь он слишком стар, почти на двадцать лет старше нее. Кроме того, он слишком хорошо ее знает. Перед Томасом бесполезно прикидываться.

Он сидел за столиком с видом на розарий, прихлебывал кофе из кружки и читал парижскую «Монд». Абигейл без труда разглядела на развороте крупный крикливый заголовок. Опять про этого вора, похитителя драгоценностей, который вот уже два месяца не давал покоя обитателям Лазурного Берега. Его успели прозвать Котом — как героя Кэри Гранта в популярном американском фильме «Держите вора!». И вновь полиция обещает его скорый арест.

На сей раз это не пустой треп. Абигейл это было хорошо известно.

Томас, пожелав ей доброго утра, не сказал больше ни слова. Он приехал на Ривьеру, просто чтобы увидеться с ней. Так он заявил с вымученной улыбкой Абигейл. Он знал, что она не поверит. Как всегда, у него на уме крылась более возвышенная цель: убедить ее телохранителя-вьетнамца, из очень знатного тамошнего рода, уважаемого как на родине, так и за рубежом, возвратиться домой. Томас все толковал о том, как нуждается Сайгон в достойных доверия лидерах-центристах и как Куанг Тай мог бы спасти свою страну от катастрофы. Абигейл сохраняла видимое безразличие, хотя ее не радовала перспектива остаться без телохранителя. Она только хотела избавить себя от утомительной лекции Томаса на тему, что нельзя-де быть такой ограниченной и эгоистичной. Абигейл подозревала, что он уже догадался, что ей не хочется лишних хлопот, связанных с поисками замены Куанг Таю.

Абигейл вздохнула и принялась яростно рубить половину луковицы. Потекли слезы. Если не унять себя, то можно оттяпать палец. Томас долго не усидит в молчании. Блэкберны не из таких.

Газета захрустела, когда он переворачивал страницу. Абигейл услышала, как он сделал маленький глоток.

— Ладно, Томас. Ты победил, — сказала она, помахивая ножом. — Что ты еще хочешь мне сказать? Я же вижу, как ты отчаянно пытаешься промолчать. Выкладывай. Сам знаешь: рано или поздно придется.

Немного насупясь под ее испытующим взглядом, Томас свернул газету и положил ее на стол. Подобно всем Блэкбернам, он был человеком безукоризненной нравственности и незаурядного ума — этакий высокомерный бостонец, каких Абигейл всегда считала скучными и несносными. За два столетия из этого рода вышли историки, поэты, реформаторы, общественные деятели, завзятые патриоты. Среди них было мало людей, умевших делать деньги. Элиза Блэкберн — ангел-хранитель семьи — любимейшая у бостонцев героиня революции. Ее портрет работы Гильберта Стюарта висит в Массачусетском Государственном Доме. На нем она изображена с брошью-камеей, которую ей подарил сам Джордж Вашингтон — в благодарность за организацию контрабандных поставок оружия, боеприпасов и информацию, которую она передавала из занятого британцами Бостона патриотическим силам Америки. Вайтейкеры, напротив, на время войны за независимость обосновались в Галифаксе. Элиза, пожалуй, единственная за всю двухвековую историю фамилии обладала практической сметкой. Ее стараниями капитал судоходной компании Блэкбернов многократно увеличился за счет выгодной торговли с Китаем, но в 1812 году, с началом британской блокады и войны, операции пришлось свернуть, — С тех пор многие поколения Блэкбернов жили, в основном, на существенный доход с этого капитала. Однако потомки Элизы растранжирили богатство вместо того, чтобы приумножить его.

Абигейл приходилось слышать, что Томас, выпускник Гарварда, собирается открыть собственное дело. Сейчас ему почти пятьдесят, он признанный авторитет во всем, что касается истории и культуры Индокитая, но каким образом он собирается превратить свои познания в деньги — Абигейл не имела понятия.

Томас посмотрел на нее с невозмутимостью, которая лишь усилила ее волнение:

— Абигейл, я хотел бы задать тебе прямой вопрос. Ты знаешь этого вора?

— Не будь смешным. Откуда мне его знать?

У нее пересохло во рту, сердце забилось чаще, она почувствовала головокружение. За свои тридцать лет она ни разу не падала в обморок, и сейчас не время начинать. Стараясь унять дрожание рук, она отложила нож и оперлась на стол. В одежде и прическе Абигейл была заметна нарочитая небрежность: мешковатые мужские брюки цвета хаки; белая хлопчатобумажная сорочка, которая была ей явно велика; торопливый узел пепельно-русых волос. Если бы она хорошенько потрудилась над своей внешностью, то могла бы придать себе должный лоск, но Абигейл не обольщалась насчет своих данных. Она далеко не красавица: слишком бледная, с крупноватыми чертами, грушевидной головой, чересчур высокая. Почти черные брови были по-мужски густыми и могли бы утяжелить более утонченное лицо, но у нее сильный нос, щеки, как у Кэтрин Хепберн и большие глаза впечатляющей, запоминающейся синевы — лучшее в ней. В ранней юности она проклинала свои длинные ноги, но с годами поняла, что в постели они являются ее главным преимуществом. Даже ее муж, не самый страстный мужчина, и то стонал от удовольствия, когда она закидывала их к нему на спину и теснее прижимала его к себе.

— Абигейл, — сказал Томас.

Вот так он обратился к ней, когда встретил ее одну, шестилетнюю, на Бикон-Хилл. Старше нее на девятнадцать лет, он тогда уже был вдовцом с двухгодовалым сыном на руках. Эмилия Блэкберн, славившаяся неброской красотой и интеллигентностью, умерла от послеродовых осложнений. Абигейл тогда впервые узнала, что такое смерть. А в тот момент ей просто хотелось поплавать на лодочке-лебеде в парке, и она так и сказала Томасу, заверив его, что мама ей разрешила. Он сказал: «Абигейл» — точно так же: строго, с укором, не веря в очевидную ложь. И она созналась. Мама ничего подобного не разрешала, она была уверена, что дочка играет в саду. Томас тут же отвел ее домой.