Светлана Сухомизская - Год лягушки Страница 10

– Нельзя быть такой мелочной, когда тебя грабят, моя дорогая. Надо говорить себе: а могли бы и ножичком пырнуть!

– Угу, прям не знаю, кому сказать спасибо, что жива! А что, мы приносим Гангрене такую прибыль?

– Честное слово, мне иногда кажется, что ты откуда-то свалилась – не с луны, так с пятого своего этажа. У Гангрены, кроме нас и нашего журнала, есть еще маленькая, но славная риэлтерская компания. Ну очень маленькая! Но очень элитная! И приносит ну очень большие деньги. Понимаешь?

Вместо ответа я затушила сигарету и, тяжело вздохнув, посмотрела в окно. Шел густой снег. Автомобили на Садовом кольце стояли в глухой пробке, и я не без злорадства думала о том, что и сама Гангрена, и ее именитые гости не смогут вовремя попасть на праздничную вечеринку.

К счастью, раздумья мои прервал официант, принесший нам пиццу. Одну на двоих, но очень большую! Разрезанную на шесть частей, с двойной порцией сыра, с беконом, с кусочками салями, перца, томатами… пышущую жаром… О-о-о!

Каждая из нас перетащила по сегменту пиццы на свою тарелку и проглотила первую порцию довольно быстро, в молчании, прерываемом лишь похожими на урчание междометиями, выражающими беспредельное наслаждение.

– Все из-за тебя, – томно сказала Аглая, втыкая вилку во второй кусок. – Я обожрусь и вдобавок разжирею!

– Ничего, не разжиреешь, – глухо и нечленораздельно отозвалась я. Разговаривать по-человечески мешал рот, плотно забитый пиццей.

– Не суди о других по себе! Ты лопаешь сколько влезет и никогда не потолстеешь – ну хоть чуть-чуть, чтобы меня порадовать! Я мечтаю разрезать тебя и посмотреть, что у тебя такое внутри, как тебе удается так много есть и оставаться тощей!

– Ну вот, я раскрыла секрет Джека-Потрошителя. На самом деле это была тетка, помешанная на похудании.

Аглая захихикала и взялась за баночку с сыром. Наблюдая за тем, как она щедро посыпает пиццу мелкой пармезановой стружкой, я размышляла. А что если, скажем, перемешать пармезан с ядом? У кого имеется возможность подбросить яд жертве? Конечно, у официанта, подкупленного, разумеется. Но зачем кому-то понадобилось убивать Аглаю? А может, жертвой должна быть совсем не она, а кто-то, кто должен был сидеть за этим столиком? Например, невзрачный человек со значком в виде звезды и меча на фоне щита, бывший сотрудник органов госбезопасности, слишком много знавший? Но кому была выгодна смерть отставного гебиста? Гангрене? Или ниточки тянутся в высшие сферы, где зреет заговор с целью смены существующего строя?

Политический детектив на глазах превращался в мрачную антиутопию, когда я отбросила сюжет о ядовитом пармезане, как совершенно ни на что не годный, разжилась третьей порцией пиццы и перед тем, как приняться за дело, сделала большой глоток ледяной газировки.

Внезапно в одном из зубов нижней челюсти, справа, где-то в самой глубине рта что-то то ли щелкнуло, то ли треснуло, и в глазах у меня вспыхнуло ослепительное пламя. Это была боль, такая острая, что все вокруг меня разом провалилось в густой туман…

С душераздирающим стоном я схватилась за щеку…

Перепуганный голос Аглаи, спрашивающий, что со мной, глухо донесся откуда-то из-за тридевяти земель…

– Жжуууп! – корчась, промычала я.

Волны боли расходились от зуба во все стороны. Казалось, голова сейчас разлетится на части…

– Откройте рот! – скомандовал незнакомый мужской голос.

Я изумленно уставилась на говорившего, но разглядеть его все равно толком не могла – боль, словно кривое зеркало, искажало все вокруг до неузнаваемости. Бедный мозг, охваченный смертельной тоской, отказывался реагировать на что-либо, кроме разрывающей боли в зубе… До моего сознания дошли только самые яркие пятна – светлые волосы незнакомца и красный шарф у него на шее.

– Да не глаза, а рот, рот откройте!

Незнакомец, довольно бесцеремонно оттянув вниз мой подбородок, полез пальцами мне в рот.

– А-а-а!

Никогда бы не подумала, что могу орать таким противным голосом.

– Ну, все ясно. Где ваша шуба или что у вас там? Одевайтесь и пошли со мной!

– Куда? – хором спросили мы с Аглаей.

– Голову ампутировать! – рявкнул блондин в красном шарфе и полез в карман.

Пока я надевала дубленку, до меня донеслись какие-то препирательства Аглаи с блондином, но вникать в их смысл у меня не было ни сил, ни желания.

Блондин взял меня под руку и ободряюще сказал:

– Не бойтесь, у меня еще не было смертельных случаев. Если что, вы будете первой.

Когда мы перешли через дорогу и направились к входу в здание, где находилась наша редакция, я вдруг сообразила, почему лицо блондина показалось мне таким знакомым.

Новый красавец-доктор из «Мультидента»! Пару раз я видела его, когда выходила курить на специально отведенную для этого непохвального занятия площадку под лестницей возле сортиров. Я его, конечно, особо не разглядывала – я стараюсь поменьше смотреть на красивых мужчин, чтобы не давать лишнюю пищу и без того не в меру пылкому воображению.

Сейчас, правда, меня занимала мысль не о красоте доктора, а о самой клинике «Мультидент». Я была там всего один раз и не ради лечения, а чтобы забрать какой-то цветочный отросток для Гангрены – известной любительницы всего живого (кроме людей, разумеется). Почему эту почетную обязанность возложили на меня – убейте, не помню. Да это и не важно. Важно то, что на стенах коридора в «Мультиденте» висели фотографии счастливых пациентов, и были это не доярки и не монтажники с высотниками, не ветераны войны и труда, а разные певцы, актеры, политики да бизнесмены, и даже губернатор Таймыра, невесть какой зубной хворью занесенный в наши края.

А поскольку доходы мои ни в какое сравнение с доходами губернатора Таймыра идти не могли, к зубной боли добавился тихий, но мучительный ужас. Конечно, я сегодня получила зарплату, но мне хотелось бы жить на нее долго и счастливо – целый месяц, и я просто не готова была лишиться ее вот так, в одночасье. К тому же меня стало мучить подозрение, что моей зарплаты, пожалуй, может ведь и не хватить, и что я буду делать тогда?

На этой жизнеутверждающей ноте мои тягостные раздумья о собственной судьбе были прерваны – меня ввели в кабинет. Аглая потерялась где-то по дороге, наверное, эвакуировалась в редакцию, вместо того, чтобы оказывать подруге столь необходимую ей (то есть мне!) в этот трудный час моральную поддержку. Меня внезапно осенило: в случае необходимости, я могу занять денег у нее. Не может же лечение стоить больше, чем две редакторских оклада? О том, как я буду жить два месяца, я на всякий случай запретила себе думать. А заодно старалась не думать о том, как Аглая отнесется к перспективе отдать мне в долг всю свою получку.

Кабинет оказался рентгеновским. Перекидываясь шутками да прибаутками с блондином, толстая рыжая тетка проделала необходимые манипуляции, обращаясь со мной ласково, но бесцеремонно, словно какой-нибудь голливудский гример с Николь Кидман.

Когда черно-белый портрет моих челюстей вместе со всех их содержимым оказался в руках у блондина, меня подняли с кресла, в котором я обреченно дожидалась конца жизни и повели дальше по коридору.

Вскоре я уже сидела в стоматологическом кресле, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать тихонько поскуливать, а прекрасный стоматолог пришпилил пленку на светящийся экран, вгляделся в нее и с какой-то даже радостью объявил:

– Пульпит!

С перепугу меня бросило в холодный пот. Стоматолог бросил на меня быстрый взгляд, пошуровал в шкафчике, и через мгновение я вздрогнула от резкого запаха нашатыря.

Блондин сунул мне нестерпимо воняющий кусок ваты в руку:

– Постарайтесь все-таки не умереть.

Кресло с тихим жужжанием поехало вверх, а мое сердце беззвучно покатилось вниз.

Подголовник поправлен, вокруг моей шеи повязана салфетка, справа от меня поставлен одноразовый стаканчик с голубоватой жидкостью… Блондин – уже в халате, и даже в медицинской маске – уселся на высокий табурет и подкатил поближе столик с инструментами. Щелкнул выключатель и в лицо мне ударил яркий свет.

– Шире рот! – зеркальце на хромированной ручке негромко стукнулось о зубы. – Ну, поехали!

Я приоткрыла один глаз, увидела блеснувшую на свету тоненькую, словно комариный хоботок, иглу шприца и зажмурилась еще крепче…

А потом боль прекратилась, и я от этого почувствовала себя такой счастливой, что даже необходимость сидеть с разинутым ртом, в котором, к тому же оживленно ковырялись, не портила мне настроения.

– Так, ну вот, можете закрыть рот, – наконец, сказал прекрасный стоматолог, и я открыла глаза. – Нерв я вам удалил, канал закрыл, зуб запломбировал. У вас еще парочка небольших дырок, но ими мы займемся в другой раз.

В жизни своей ни у кого не видела таких синих глаз.

– И что, болеть не будет? – демонстрируя чудеса интеллекта, спросила я.

Синие глаза прищурились: