Василий Фомин - Легенда о царице. Часть вторая. Земная богиня Страница 10

– Можно ли допустить, что то, что происходит в мире сущем, на самом деле исчезает без следа? Нет, нет и нет! Все это, что когда-либо было, есть и сейчас, а то, что есть сейчас, будет и потом. – Странник энергично ткнул вниз пальцем. – И это «сейчас» можно будет увидеть потом, если, конечно, оно кому-нибудь будет нужно. Единственный вопрос – где это находится и как это увидеть? Вот так я это объясняю, если коротко, конечно. Так что там насчет каменоломни скажет мне теперь царица? А то что-то уж очень хочется попилить гранит медной пилой.

– А не спеши. Все впереди еще, еще попилишь.

– Так ты со мной согласна?

– Нет.

– Почему? – удивился вестник считавший, что убедил, силой своего интеллекта, малограмотную древнюю девушку. – Ты разве считаешь, что все бесследно исчезает?

– Не считаю. Я не считаю, что это главная тайна мира. Таких, как эта, еще очень много.

– Какова же главная? – с некоторой иронией спросил вестник.

Царица посмотрела на луну, подняла лицо к звездному небу, и долго молчала.

– Она звучит короче. – сказала наконец царица.

– А как именно?

– Два из них ты уже знаешь.

По-прежнему задумчиво глядя на звезды, царственная дева тихо произнесла:

– Всего три слова.

Затем она взглянула на своего собеседника и спросила прежним тоном непринужденной светской беседы:

– А ты-то кто в этом мире, как ты выразился – «сущем»?

– Скажу, что – сочинитель, так Вы все равно не поверите, тем более что теперь и сам я сомневаюсь.

– Ну, как раз вот это, проверить очень просто – к примеру, прикажу посадить тебя на кол – и как тебе понравится такое собственное сочинение? Вот тогда уж заодно, и побеседуем об авторстве такого вот произведенья.

– А знаете, мне и самому интересно, что из этого получится? Но, как Вы справедливо заметили, не будем торопиться, на кол сесть никогда не поздно, а скорее – всегда рано и остановимся на том, что я понял, как читать. Хотя у меня ощущение, что я имею какое-то отношение и к созданию. Видимо, все живое в мире в некоторой степени – сочинители, ведь наши поступки и есть наш способ вести сказания по-своему, и, может, они не всегда соответствуют мнению Сочинителя, если он обращает на это внимание, а основной текст все равно сохраняется. А насчет кола Вы очень остроумно заметили: если я – автор и этот мир – мое создание, было бы очень оригинально закончить сказание таким вот образом. Вот интересно – куда он потом денется, этот мир, мною созданный? Тогда это не мир сущий.

– Что ж, опять ничего нового ты не сказал. Ну да, есть Создатель нашего мира. Мир создан Птахом из Великого Ничто. Вначале было Ничто, и находилось оно Нигде, и не содержало Ничего. И Ничто – было Все. Это мне известно. И Великий Птах вначале создал своей мыслью весь мир в своем сознанье, а после словом перенес его сюда в Ничто и оно наполнилось вот этим миром до самых до краев. А то что «сейчас» будет и потом и после и всегда – мне очень понравилось. Однако, все это слова. Допустим, ты понял и сумел найти тайный путь из мира завтрашнего. Тогда ты должен знать что-то такое, чего не знаем мы, но учти – описания грядущих событий меня не устроит, прорицателей-то у меня хватает. Или скажешь, что мир так и останется неизменным?

– Не скажу, мир будет меняться, будет много нового, но кое-что старое забудется. Например, вот некоторые ваши деяния нам кажутся просто волшебством. Что касается доказательств моей причастности к будущему, то нет ничего проще – завтра же я изобрету колесо, или, скажем, арбалет.

– Звучит как-то неприятно, но послушай – мой народ не имеет этого колеса и не будет иметь, а ты принесешь к нам порождение твоего мира. Что тогда произойдет?

– Я думаю, что ничего, ну, в крайнем случае, устье небесной реки перестанет впадать в исток ее же и потечет в неизведанную даль и мир престанет вращаться сам вокруг себя. Вот только и всего. И не беспокойтесь о моем мире, я очень Вам советую подумать о своем, ибо он на пороге великих бедствий.

Некоторое время они сидели, молча, вдыхая аромат ночи, слушая звон цикад и таинственные клики совки-сплюшки со стороны Инебу-Хедж. Барка в очередной раз развернулась и поплыла к восточному берегу, навстречу огромной оранжевой луне, проложившей на воде световую дорожку. Странник повернул голову, любуясь царицей, освещенной призрачным багровым светом с чудесным камнем, вбирающим свет луны. Нейтикерт сидела в ритуальной тронной позе, сохраняя каменную неподвижность. Красноватый лунный свет придал ей сходство с медным изваянием. Впервые странника посетило сомнение в реальности происходящего.

«Ну не сон ли все это? – думал он. – Это живое изваяние с бездонными глазами, в которые опасно смотреть; эта царская барка, благоухающая цветами, это озеро с лунной дорожкой? Вот сейчас я что-то осознаю, и совершится переход от сновидения к реальности, и исчезнет сказочный Инебу-Хедж, исчезнут каменные громады пирамид, исчезнет река с собирающимся туманом, исчезнет Мен-Нефер и весь мир, и это странное существо то холодное и бесстрастное, то яростное, но всегда опасное. О, все боги всей Та-Кем! До меня сейчас лишь все дошло – ведь это та самая царица Нейтикерт, та самая легенда ничем не подтвержденная и она передо мной сидит живая, теплая. Можно протянуть руку и ее потрогать, можно наклониться к ней и почувствовать ее дыханье. Живая Нейтикерт. Она уже исчезла из мира много тысяч лет назад и с ней исчезли все ее переживания, ее страсти, и ее же мысли и осталась только пустота. И все же вот она передо мной, живая!».

– Страна погибнет? – неожиданно спросила Нейтикерт.

Странник вздрогнул, и ничего не произошло – все осталось, как и прежде: ночь, луна, царица.

– Нет, страна не погибнет, рухнет государство. Прекратится власть царей Та-Кем и наступит власть Хаоса

– Что будет потом?

– Из обломков погибшего государства возникнет новое.

– Священная птица Бенну, – прошептала Нейтикерт, – сжигающая себя и возрождающаяся из пепла.

«Да, господа сановники, вельможи и прочие, обожравшиеся от щедрости владык, искоса глянув на царицу, подумал странник, – как это вы умудряетесь не видеть очевидного – как под видом каменной куклы созрел для вас очень горький фрукт. Видно блеск сокровищ слепит глаза. Ну и не жалко, счастливой вам дороги в египетскую преисподнюю! А, правда, можно ли ее потрогать живую и реальную царицу Нейтикерт?»

Странник, слегка подзабыв, что он не только трогал, но и в обнимку катался с царицей по кровати, осторожно протянул руку (Нейтикерт с удивлением посмотрела на него) и осторожно коснулся указательным пальцем большого пальца на ноге царицы. Палец шевельнулся – живая! Она самая. Настоящая царица.

– Ты что?! – шепотом спросила, округлив глаза Нейтикерт. – Что ты делаешь?

– А?! – чуть не подскочил странник. – Ох, прости царица, я вдруг подумал… вдруг все… вдруг вот это… ну вдруг..

– А не многовато этих «вдруг»? И одного хватило бы вполне. Но за неслыханную дерзость я тебя прощаю, ибо понимаю, в чем ты усомнился, однако более прощать не буду и так я что-то очень уж снисходительна к тебе. Ты, пожалуй, вообразишь себе, Бес знает что.

Что же она понимает? Впервые у странника возникло впечатление, что царица, что-то о нем знает и, возможно, она знает не меньше, чем он. А может…?

Да нет, откуда у девчонки, пусть и божественной, какие-либо знания о структуре времени-пространства. Хотя эта девчонка наделена довольно-таки острым умом, вон как быстро она его просчитала, а ведь он думал, что об этом здесь никто не догадается во век. Более того он считал, что в это никто и не поверит, даже если он сам расскажет. А эта, мало того что поверила, и как-то очень быстро, так еще и сама о многом догадалась. Вот тебе и неграмотная девица на несколько тысячелетий более близкая к дикарям.

Ха! а кто ж это решил, что неграмотная?

Кто-кто! да, сам ты, как обычно и решил! А она для своего времени получила прекрасное образование. Великие гении древности не становятся глупей из-за этой самой древности. Возможно, что по остроте ума они последователей превосходят, ибо у них отсутствовали предшественники, и мир они постигали собственной силой мысли. Пусть царица не знает о кварках, интегралах и коллапсах, о них, кстати, и в твое время мало кто знает, а большинство обходится простым природным инстинктом – хватать и жрать, она, может случиться так, намного больше знает о человеке и его душе, поскольку много ближе к истоку человечества. Впрочем, не о душе, – по ее-то вере душ у человека много и не доказано и до сих пор, что все это не так. И вера ее намного глубже, тоньше и изящней будущего дуалистического примитивизма грядущих поколений.

– Ваше величество, – произнес он вслух, – царица, не надо этого делать. Зачем тебе вся эта жуть?