Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1 Страница 10

Тогда я громоздилась повыше и расправляла плечи, стараясь занимать как можно больше места в пространстве, и создавала тем самым людям, сидящим за мной, известные неудобства.

Мало того, что все мои пальто бабушка подбивала такими огромными плечиками, что они лезли к ушам, я специально для похода в кино надевала выходную мамину шляпу с высоченной тульей и с пышным букетом искусственных цветов с левой стороны.

В кинотеатрах в то время было не принято, чтобы дама снимала головной убор, но если сзади попадался какой-нибудь чересчур занудливый зритель, то он начинал приставать с вежливыми просьбами: «Девушка, извините, пожалуйста, вы не могли бы снять вашу красивую шляпку?»

Алексей тут же резко к нему поворачивался и холодно шипел: «Умолкни, понял?» Зритель, как правило, очень быстро все понимал, но это мне давало единственный легальный повод, как бы успокаивая, прикоснуться к Алексею, слегка сжав его стальное плечо. После этого я с облегчением снимала эту дурацкую шляпу. Вообще-то по улицам я ходила в белом пуховом берете, который мне связала бабушка.

Если же зритель попадался не столь понятливый, да еще и отпускал в мой адрес какую-нибудь грубую шутку или, не дай Бог, прохаживался по поводу моих габаритов, то Алексей, не пускаясь ни в какие дискуссии, в ту же секунду, даже предварительно не взглянув на шутника, бил его кулаком по физиономии.

Однажды в кинотеатре «Центральный», куда мы ходили на новые фильмы, не ожидавший такой реакции нахал от удара каким-то образом вылетел из своего кресла и сел на колени сидящему сзади подполковнику, от которого, в свою очередь, получил по шее.

Разумеется, раздался женский визг, зажегся свет, прибежала билетерша, и начались выяснения — мол, кто это его и за что? «Он знает за что», — буркнул Алексей, а подполковник подтвердил, что нахалу еще и мало попало за его похабные шутки. И он незаметно от жены со значением подмигнул мне. А я сидела и мечтала, чтобы поскорее погас свет и не нужно было бы сдерживать торжествующую улыбку.

В такие моменты я была абсолютно счастлива. Ведь это за меня вступился мой «рыцарь без страха и упрека».

Вы не должны меня осуждать за такое стервозное поведение. Он сам понуждал меня к этому. Ведь мне так нужно было от него хоть какое-то проявление чувств. Хоть такое… Все-таки, что бы вы ни говорили, это был неоспоримый знак внимания.

Потом он провожал меня домой. Мы обсуждали картину. Вернее, говорила без умолку я одна, а он молчал. Но, честное слово, он понимал в кино, да и вообще во всем, не меньше моего. А то и больше, несмотря на то что я прочла к тому времени пропасть книг, вечно поджидая его на лавочке, пока он толкался в блатной компании у голубятни.

Когда я напрямую спрашивала его мнение о фильме, он отвечал: «Нормальный», если он ему нравился, а если нет, он говорил: «Барахло». И ни разу при этом не ошибся в оценке.

Подведя меня к подъезду, он говорил: «Пока» — и уходил, доставая на ходу папироску.

Его не назовешь болтливым, не правда ли?

Я так подробно рассказываю о пустяках только потому, что, кроме этих пустяков, между нами с Алексеем ничего не было. Ведь он даже ни разу не дотронулся до меня. О том, чтобы пройтись с ним под руку, я и не мечтала. А об объятиях или поцелуях вообще не говорю…

Когда он, засунув руки в боковые карманы и ловко гоняя папироску из угла в угол рта, уходил по своим таинственным делам, я возвращалась домой, к своим книгам.

Нашу библиотеку начал собирать еще мой дедушка, Михаил Васильевич, страстный книголюб. Сама я это плохо помню, но бабушка рассказывала, как вечерами он садился в глубокое кожаное кресло, зажигал стоящий рядом, покрытый темной цветастой шалью торшер, ставил на широкий деревянный подлокотник стакан чая с лимоном в тяжелом серебряном подстаканнике с толстой замысловатой ручкой и погружался в новую книгу, которую только что выловил в букинистическом магазине на Кузнецком мосту. Букинисты хорошо знали дедушку и всегда припрятывали для него самое интересное.

Когда дедушка так капитально устраивался, бабушка знала, что лучше его не беспокоить по пустякам, и даже к телефону его не подзывала. Боялась она его смертельно, хотя, судя по ее же рассказам, он ни разу голоса на нее не повысил.

Мне очень жаль, что я его плохо помню. Когда он умер, мне было всего пять лет. Единственное, что хорошо врезалось в память, — это как они идут мне навстречу по осеннему Тверскому бульвару, величественные и красивые на фоне золотисто-багряных деревьев.

Дедушка в длинном пальто и в неизменной темно-зеленой шляпе, а бабушка в норковой свободной накидке и в коричневом берете. В руках у дедушки красивая палка, инкрустированная серебром, с набалдашником в виде головы льва. Бабушка опирается на его руку, и по всему видно, что она гордится своим спутником, что он ее настоящая надежда и опора.

А ведь дедушка был заметно ниже ее ростом, я думаю, сантиметров на семь-восемь, и весил меньше килограммов на тридцать… Но теперь, когда я разглядываю старые фотографии, где запечатлены они вместе, я понимаю, почему бабушка не замечала этой разницы в росте и весе. Дедушка выглядел куда монументальнее и значительнее ее при всей своей миниатюрности.

Торшер и кресло стоят в моем доме до сих пор, а подстаканник вместе с хрустальным стаканом в свое время побывал в комиссионном магазине на улице Горького. Разные бывали времена…

Так вот, любовь к книгам у меня определенно от дедушки. Не знаю, что читал он, но я предпочитала книги про любовь. И чтобы там было побольше про это… Слово «эротика» в то время было почти неупотребимо.

К тринадцати годам я прочитала всего Мопассана. Почему-то он был моден среди девчонок, особенно «Милый друг» и «Жизнь». Прочитала «Жерминаль» Золя, «Гав- риилиаду» Пушкина и все его нецензурные эпиграммы и стихи. У нас было большое академическое издание. Правда, о чем конкретно идет речь в «Гавриилиаде», мне объяснили много позже. На дальней полке, среди античной литературы, я нашла «Золотого осла» Апулея. Там же я случайно обнаружила Гая Светония «Жизнь двенадцати цезарей».

Разумеется, от девчонок я ничего не слышала об этой книжке и открыла ее из праздного любопытства, но, наткнувшись на описание оргий Нерона, страшно этой книжкой заинтересовалась.

Кроме того, я освоила все девять томов «Тысячи и одной ночи», «Декамерона» Боккаччо, знала почти наизусть все известные места из «Тихого Дона» Шолохова и даже пыталась по совету подружки читать «Бруски» Федора Панферова, но не смогла даже добраться до нужных мест.

Читала я в основном, как и дедушка, в его кресле, включив старинный торшер и поставив на подлокотник его стакан в серебряном подстаканнике с компотом из сухофруктов.