Даниэла Стил - Горький мед Страница 10

Она не осмелилась напомнить ему о том, что ее родители чуть не с младенческого возраста возили ее по всему миру. Отец Глэдис — куда бы он ни отправлялся по заданию редакции — обязательно вызывал к себе жену, когда у нее был отпуск. Таким образом уже к пятнадцати годам Глэдис объездила чуть ли не весь мир. Эти совместные путешествия были незабываемы. Ей очень хотелось, чтобы и детей тоже объединяло нечто подобное.

— Мне нравилось путешествовать с родителями, — робко промолвила она наконец, и взгляд Дугласа сразу же стал колючим.

— Если бы у твоего отца была нормальная работа, ты тоже не попала бы в Европу так рано, — раздраженно бросил он. Дуг очень не любил, когда Глэдис начинала, по его собственному выражению, «давить» на него.

— Ты не прав. Дуг! У моего отца была нормальная работа, не хуже и не лучше других, — возразила Глэдис. — Во всяком случае, он работал больше, чем мы с тобой.

«Чем ты сейчас», — хотелось ей добавить, но она сдержалась. Джек Уильяме был в этом отношении совершенно удивительным человеком. Он обладал колоссальной трудоспособностью и безграничным терпением, что в конечном итоге и помогло ему добиться столь многого. Пулитцеровская премия — не шутка! Впрочем, Дуглас предпочитал об этом не вспоминать, и Глэдис это очень задевало. Ей казалось, что Дуг ни во что не ставит карьеру ее отца только потому, что он добился успеха не за столом, заключая и подписывая контракты, а путешествуя по всему миру с фотокамерой в руках. Для Дугласа это действительно не было работой или, по крайней мере, — серьезной работой. «Детские игрушки» — так пренебрежительно говорил он о карьере Джека Уильямса, и ему было наплевать, что, играя в эти «игрушки», отец Глэдис получил престижную премию и потерял жизнь.

— Твоему отцу здорово повезло, и ты не можешь этого не понимать, — продолжал Дуг. — Ему платили за его хобби, и платили неплохо. Ездить за счет издательств по разным экзотическим странам и смотреть на людей — разве это работа? Один удачный снимок — и тысяча долларов у тебя в кармане… Это ты называешь работой? Нет, Глэдис, то, чем занимался твой отец, нельзя и сравнить с тем, чем занимается большинство нормальных людей.

— Чем же оно занимается, это большинство? — тихо спросила Глэдис.

— Нормальные люди каждый день ходят на работу и корпят над документами, — отрезал Дуг, слегка подчеркнув голосом первое слово. — И при этом им еще приходится считаться с политикой, конъюнктурой мирового рынка и со всякой чепухой!

В глазах Глэдис вспыхнул огонек, который должен был послужить Дугласу предостережением, но он его не заметил. Между тем гнев Глэдис объяснялся не только тем, что Дуг унизил ее отца, перед которым она преклонялась, но и тем, что при этом он уничижительно отозвался и о ее карьере, словно забыв о том, кем была Глэдис до того, как они поженились.

— Я считаю, что то, чем занимался мой отец, намного труднее и опаснее, чем просиживать штаны в офисе, и называть его работу «хобби» это… это… пощечина, вот что это такое!

Пощечина ее отцу и ей самой — вот что подразумевала Глэдис, и ее глаза запылали, как два костра.

— Что это на тебя нашло? — удивился Дуглас. — А-а… понимаю. Наверное, Мэйбл опять сорвало с якорей и она пошла куролесить!

Да, Мэйбл действительно сыграла тут определенную роль — с этим Глэдис не могла не согласиться. Ее подруга всегда была этаким возмутителем спокойствия, и Дуг знал эту ее особенность по рассказам самой Глэдис. Но в данном случае дело было не в Мэйбл, а в том, что Дуг сказал о ее отце. О нем и о ней самой.

— Мэйбл тут ни при чем, — заявила Глэдис. — Просто я не понимаю, как ты можешь так говорить о моем отце, ведь он получил Пулитцеровскую премию — высшую журналистскую награду! По-твоему, все его достижения заключались в том, что он сделал пару удачных снимков взятой напрокат «мыльницей» и сумел выгодно их продать?

— Ты слишком упрощаешь. — Дуглас досадливо поморщился. — Но согласись, что твой отец был просто фотограф. Он не руководил ни заводами «Форда», ни корпорацией «Дженерал моторе», ни «Майкрософтом». Я допускаю, что у него был талант, но и ты согласись, что во многом ему просто везло. И если бы сегодня он был жив, он наверняка сказал бы тебе то же самое. Такие парни, как он, обычно очень любят похвастаться своим везением!

— Ради бога. Дуг, прекрати! Какую чушь ты несешь! Может, ты думаешь, что и мне «просто везло»?

— Нет, — спокойно ответил Дуг, успевший овладеть собой настолько, что на лице его не отражалось даже тени недовольства из-за того, что размолвка с женой случилась именно сейчас — в конце длинного и нелегкого для обоих дня. Он продолжал недоумевать, что такое случилось с Глэдис? Быть может, это дети вывели ее из равновесия, а может, во всем виновата эта невыносимая Мэйбл? Дуг всегда ее недолюбливал, поскольку в ее присутствии отчего-то начинал ощущать странную неловкость. Мэйбл постоянно на что-то жаловалась — на детей, на жизнь, на мужа, и Дуг в конце концов решил, что она плохо влияет на его жену.

— Нет, я так не думаю, — повторил он. — Просто я считаю, что ты делала это в свое удовольствие. Фотография — отличный предлог, чтобы ездить, куда хочешь, делать, что хочешь, словом — потакать своим капризам. Но некоторые люди в конце концов взрослеют, а некоторые так и остаются большими детьми. Ты занималась фотографией несколько лет, и, на мой взгляд, этого вполне достаточно.

— Если бы я не бросила фотографию, — запальчиво воскликнула Глэдис, — сейчас я, быть может, тоже бы получила «Пулитцера»! Это тебе в голову не приходило?

И она в упор посмотрела на Дуга. В то, что она тоже могла получить Пулитцеровскую премию, Глэдис не очень-то верилось, однако чем черт не шутит! Исключать эту возможность она не собиралась — ведь она никогда не считала себя ни неумехой, ни бездарью. К тому же несколько премий и призов Глэдис уже получила, и кто знает, к чему бы она в конце концов пришла, если бы не бросила фотографию, чтобы стать домашней хозяйкой!

— Ты действительно так считаешь? — удивленно переспросил Дуглас. — Значит, ты жалеешь, что оставила фотожурналистику? Ты это хотела мне сообщить ?

— Нет… То есть не совсем. Я никогда ни о чем не жалела, но фотография не была для меня ни хобби, ни капризом. Я занималась ею серьезно, и мне удалось кое-чего достичь. И до сих пор я… — Дуг посмотрел на нее, и Глэдис осеклась. Он просто не понимает, о чем она говорит. Дуглас по-прежнему был убежден, что для нее фотография была увлекательной игрой, которой Глэдис предавалась прежде, чем выйти замуж и зажить нормальной, взрослой жизнью. Но для Глэдис ее ремесло никогда не было забавой. Занимаясь фотографией, она действительно получала удовольствие, но никогда бы она не стала ради забавы рисковать жизнью. В ее биографии были моменты, когда она сознательно подвергала себя опасности, чтобы сделать хороший снимок. Это было дело ее жизни.