Злата Савина - Меня не колышет твое мнение Страница 10

Мне стало плохо, будто ударили в живот. Я уже и не помню, как вылетела на улицу, в памяти осталось только чувство тошноты и головная боль. Очень сильно тряслись руки, ноги несли меня по улице в поисках места, где можно сесть, я не могла ни говорить, ни слышать. Мне казалось, что голова отключилась, остались только никому не нужные эмоции: тревога, ужас, опустошенность, грусть, ощущение предательства, где-то в глубине даже животная ненависть. Через какое-то время скитаний я нашла отдаленное место, где люди не заметили бы одинокую девушку. Старая лавка в глубине всеми позабытого двора в далекой от центра части города. При всем желании, я бы не смогла сейчас сказать, как я сюда попала.

Я снова вернулась в свою пугающую серую реальность. Воспоминания в картинках проносились перед глазами одна за другой со скоростью света. По щеке скатилась одинокая слезинка, по проложенной дорожке вслед за первой скатилась и другая - я всего этого не замечала. А когда поняла, что лицо мокрое не от того, что идет дождь, - небо было достаточно чистым сегодня - подумала о том, что я девушка, и мне можно быть слабой.

В незнакомом месте я провела долгое время, пока окончательно не стемнело. Это были те минуты слабости, о которых долго думаешь, но вспоминать их не хотелось бы. Долго плакала, жалела себя, пыталась осознать, что случилось, думала над поступком Ники, над её мотивами. Ни одной разумной мысли не нашлось, я постоянно срывалась на истерики, готова была накинуться на любого прохожего - но, к их собственному счастью, на глаза мне они не попадались. Что же случилось там? Этим вопросом я задаюсь до сих пор. Что могло толкнуть Нику так сделать, зачем она хотела, чтобы я это увидела? Почему сейчас? Почему я? И, закономерный вопрос, за что? И насколько случайно совпадение, что всего этого я не должна была увидеть?

В беспамятстве добрела до дома. Была крайне удивлена, что ели плетущиеся ноги привели меня к нужному месту. Сейчас домой идти совершенно не хотелось, но телефон уже разрывался от маминых звонков, да и перспектива провести ночь на улице меня как-то не радовала.

Мама в гневе - это что-то страшное. Когда закончились первые крики (не из-за того, что иссяк словарный запас, а из-за того, что голос у мамы пропал), она обратила внимание на мои опухшие красные глаза и раскрасневшийся сопливый нос. На вопросы 'что случилось?' вяло отнекивалась и, в конце концов, пообещала рассказать все на следующее утро - я чувствовала, что сейчас из меня ни слова не вытянуть - и мама, как всегда, поняла меня без слов. Заварила крепкого чаю и отправила спать, что я с радостью поспешила выполнить.

Я была рада, что отчим не увидел меня в таком состоянии. Нет, он никогда не был строгим, и по возможности относился ко мне, как к родной дочери. Банально было стыдно. Он всегда учил меня быть сильной и ни давать волю эмоциям. Но я не всегда была согласна с этим - например, сегодня. Мне кажется, если бы я скопила всё это в себе, было бы только хуже.

Долго ворочалась в кровати. Дура. Идиотка. Ведь еще когда маленькая была, я все прекрасно понимала. Я - просто картинка, фон, на котором красивая упаковка будет выгодно смотреться. Я всегда была той, кого можно унизить - но не открыто, а исподтишка. По сравнению со мной Вероника была эдакой героиней - и красавица, и любимица всего универа, просто очаровашка, а рядом вечно ошивалось ходячее недоразумение, которое, как злой рок, преследовало безупречную Нику.

-Ты бы позвонила Нике. Я думала, ты с ней ходила, но теперь мне кажется иначе. В любом случае, она и сюда звонила. Должно быть, волновалась, - мама заглянула ко мне перед сном и шепнула эти слова, когда уже закрывала за собой дверь. Мама вышла, и уже через несколько непростительно долгих секунд мои глаза застилала пелена неконтролируемой злости.

'Я так и знала, что ты не захочешь со мной разговаривать. Все было правильно, Ев: ты построила в своем несуществующем мирке розовые замки, и продолжала жить с надеждой, что однажды неудачницам улыбается удача. Глупая мечтательница - пора было вернуть тебя с небес на землю. И ты будешь считать меня предательницей, в то время как сама пускала слюни по моему Сереже? Тупая идиотка. Как же мне надоело с тобой нянчиться, холить и лелеять твои мечты. Видит Бог, я хотела тебя наставить на путь истинный, но нашей Святоше Краснова подавайте! Буду рада, трусиха, если ты наберешься смелости мне ответить'. Это сообщение я получила в полночь, когда в попытках уснуть, металась по кровати.

Тогда у меня и возникла эта шальная мысль... уехать. А почему бы и нет? Внезапно промелькнула мысль о том, что окажись я за сотни километров отсюда, чувствовала бы себя гораздо легче. И вот, эта мысль имела все более четкие очертания. Я бы не должна была каждый день видеть Сережу с Никой, я бы так не расстраивалась из-за этой парочки, я бы начала жизнь с чистого листа - никакого Сергея, никакой Ники. Может, нашлись бы люди, которые меня поняли. Я бы приезжала на выходные повидаться с родителями, а потом уезжала снова. Этих 'бы' становилось все больше и больше, а на душе становилось легче и легче. Смахнув последние слезинки, я пообещала, что больше не буду реветь, если на то не будет важной причины. Отныне, Сергей Краснов и Вероника Лазарева для меня запрещенная тема. Никаких слез. Все, что не делается - все к лучшему.

А у меня еще все получится. Для меня наступает белая полоса в жизни. Главное, убедить родителей в целесообразности моего отъезда.

* * *

Подул промозглый ветерок. Не требовалось осматриваться по сторонам, чтобы не понять: сегодня здесь собралось достаточно много людей. Кто-то был, возможно, счастлив, другие безумно грустили, а третьи, как я, не знали, как воспринимать сложившуюся ситуацию.

Вокзалы я никогда не любила. Слишком большой отпечаток на душе оставляло место, где люди встречаются и прощаются. Я всегда чувствовала непреодолимое волнение перед поездкой и какую-то грусть, ведь ты расстаешься с привычным тебе, таким родным, городом детства и едешь в будущее, которое было таким далеким, но таким стремительно надвигающимся на одну маленькую меня.

На мамины глаза снова наворачивались слёзы, а я почувствовала себя самой настоящей эгоисткой. Узнав о моем намерении уезжать, мама чуть с ума не сошла. Я рассказала ей все, как оно было. Бездарная влюбленность, которая никогда не привела бы ни к чему хорошему, потеря человека, которого считала близким, а на проверку оказавшимся лживой свиньей. Мы долго просидели с мамой. Она успокаивала меня и говорила, что это было моим первым серьезным ударом, который я приняла самостоятельно - можно сказать, посвящение во взрослую жизнь. Ведь отныне все черные полосы, уготовленные мне судьбой, я буду преодолевать самостоятельно.