Светлана Демидова - Вся палитра нежности Страница 10

– Войти-то можно? – спросил Колька, и девушка посторонилась, чтобы он вошел. Как же здорово, что дома никого нет, даже соседей. Все ушли на работу во вторую смену, а значит, никто им с Якушевым не помешает. Никто ничего не скажет и, главное, ничего плохого не подумает.

– Ну так… как ты? – опять спросил Якушев. – Ты, главное, забудь про эту физру, потому что все уже забыли. Всегда кажется, что все только и делают, что о тебе думают, а на самом деле у всех своих забот хватает.

Галочка хотела спросить, какие же у него, Кольки, заботы, но он сам сказал:

– Я вот все размышляю, куда лучше ехать поступать, в Москву или в Ленинград? Ты что на этот счет думаешь?

Галочка ничего не думала, потому что поступать в институт не собиралась. Не то чтобы не хотела, нет… Она намеревалась для начала годик поработать у отца в бригаде, чтобы заработать денег для семьи и отблагодарить таким образом родителей за то, что разрешили ей доучиться в школе до одиннадцатого класса. Соседской Любке, например, родители не разрешили, и она ушла на завод сразу после окончания семилетки.

– Я не знаю, – честно сказала Галочка. – Мне вообще не хотелось бы, чтобы ты уезжал…

Безусловно, Кольке было понятно, почему ей этого не хотелось, но он все-таки спросил:

– Почему?

Галочка покраснела всем лицом и шеей и почти шепотом ответила:

– Ты же знаешь…

Конечно же, Якушев догадывался, а потому эдак бочком подобрался к Галочке поближе и осторожно ее обнял. Она сразу захлестнула его шею руками, и они начали целоваться так же страстно, как вчера на колесе обозрения, как в парке на аллее и, главное, как в темноте подъезда. Несмотря на то что в квартире было светло, молодые люди чувствовали себя как в темноте подъезда. Никого рядом не было. Только они одни. И рука Якушева, конечно же, опять оказалась на груди Галочки. Конечно же, не случайно. И она уже понимала, что не случайно, но ей хотелось именно этого. И так кстати под тоненьким халатиком больше ничего не было, и Колька мог наконец удостовериться, что Галочкина грудь хоть и много меньше Люськиной, но тоже очень даже ничего и здорово похожа на грудь той Венеры, с картины… Девушка даже вспомнила фамилию художника – Боттичелли.

Якушев же, видимо, тоже вспомнил картину Боттичелли или что-то в таком же роде, потому что уже расстегивал на Галочке пуговки халатика… чтобы, значит… сравнивать…

Девушка поначалу пыталась оттолкнуть его руки, но они уже все сделали, все расстегнули и теперь ласково гладили ее наливающееся жаром тело. Галочка удивлялась, что ей совершенно не стыдно. Вот с грязными штанами на физкультуре – это да, это противно, гадко и стыдно… А то, что Колька своими теплыми руками касается ее сосков, живота… это вовсе не стыдно… это приятно… это сладко до боли…

Якушев вдруг поднял ее на руки и опустил на ту самую родительскую кровать, под кружевным подзором которой валялись белые маечка и трусики. Как же вовремя Галочка их скинула. А Колька вдруг начал целовать ее грудь. Девушке даже не приходило в голову, что можно делать еще и это. Оказывается, ничуть не хуже поцелуев в губы. Оказывается, это еще горячей, еще сладостней, оказывается, от этого теснится уже не только в сердце, а уже где-то в животе… и даже еще ниже… И когда Колькина рука оказалась между ног девушки, она уже была готова к тому, что от этих его прикосновений ей станет еще лучше. И ноги ее сами собой раздвинулись в стороны, чтобы возлюбленному было удобнее.

Когда Якушев вдруг тоже начал раздеваться, Галочка немножко удивилась. Зачем бы? С другой стороны, может быть, ему тоже будет приятно, если и она станет целовать его без одежды.

Некоторые части тела Якушева оказались несколько не такими, какими Галочка видела их у мужчин, изображенных на репродукциях художественных альбомов, где она, собственно, и познакомилась с Венерой Сандро Боттичелли. Пожалуй, девушка даже испугалась того, что Колька оказался устроенным не совсем так, как классические образцы. У тех все было как-то мельче и вертикальнее. Кроме того, разоблачившись, Якушев еще и резко переменился в приемах, которыми одаривал Галочку: стал как-то грубее и даже циничнее. Когда девушка вскрикнула от боли, он и не подумал прекратить процесс дальнейшего проникновения в ее лоно, а даже будто сошел с ума, потому что стал делать ей все больнее и больнее, при этом резко и громко задышал и как-то странно забился над ней.

Наконец Галочка изловчилась и оттолкнула от себя мучителя. Якушев, закрыв глаза, как-то странно отпал от нее на спину, и девушка с ужасом увидела, что он весь в крови. Более того, на прилично смятом белом пикейном покрывале родительской постели расплывалось небольшое, но тоже кровавое пятно. Бедной Галочке даже не пришло в голову, что это ее собственная кровь. Якушев не подавал никаких признаков жизни, а потому она решила, что он неожиданно обо что-то острое внутри ее поранился и теперь скорее мертв, чем жив. Она так душераздирающе вскрикнула, что «мертвец» тут же ожил и даже закрыл ей рот ладонью, поскольку побоялся, что на этот вопль непременно сбегутся все соседи.

– Совсем сдурела! – сказал он ей грубо.

– Но ведь кровь… – свистящим шепотом еле выговорила Галочка.

– Так всегда бывает в первый раз.

– То есть… это так всегда у мужчин?

– Ну и дура же ты, Галька! – расхохотался Якушев. – Неужели вы с девчонками никогда ничего такого не обсуждали?

Галочка, с которой вообще никто никогда ничего такого не обсуждал, промолчала, продолжая с ужасом разглядывать уже слегка побуревшее кровавое пятно. Якушев посмотрел на нее с некоторым испугом, прикрылся собственной майкой и опять спросил:

– То есть ты даже не понимаешь, что кровь – твоя?

– Моя? – еще больше ужаснулась девушка.

– Только вот не надо прикидываться изнасилованной невинностью! – вскричал Колька, резко вскочив с постели и уронив при этом на пол свою майку. «Изнасилованная невинность» с удивлением рассматривала его мужское достоинство, наконец приблизившееся по размерам и конфигурации к образцам из художественных альбомов. Якушев отыскал под ногами свои трусы, быстро сунул в них ноги, натянул их за резинку на положенное место и опять обратился к Галочке: – Имей в виду! Я тебя не насиловал! Ты сама на все согласилась и вообще была уже почти голой, когда я к тебе пришел! – Знаменитым жестом Владимира Ильича он указал на ее обнаженную грудь и добавил: – Не будешь же ты этого отрицать?

Галя Харина медленно покачала головой. Все так и было. Когда пришел Колька, на ней был всего лишь полузастегнутый халатик, надетый на голое тело, а ласк и поцелуев Якушева просило не только ее сознание, но и все как-то враз истомившееся тело.