Сандра Браун - Фантазия Страница 10

– Ты это всерьез? Да неужели я соглашусь опубликовать свои фантазии?

– Да, а что?

– Ну ты просто сумасшедшая!

– Ошибаешься, я вполне нормальная. Как и ты. И как твои фантазии. Просто в них больше подробностей и романтики, чем в других. Так почему бы тебе не отдать их для публикации этому издателю? Что в этом плохого?

– Что плохого? – вскричала Элизабет. – Ты, наверное, забыла, что я мать двоих детей.

– Надеюсь, они не станут читать этот журнал, не так ли?

– Не умничай, Лайла. Твоя идея абсурдна. Я просто потеряю покой, если сделаю нечто подобное. Я – мать. Вдова.

– Не надо быть синим чулком. Ты рано овдовела, но осталась молодой, привлекательной женщиной. А они как раз собирают истории «обычных» женщин. И ты вполне подходишь под эту категорию. Единственное, что в тебе необычно, это твоя интимная жизнь, точнее, полное ее отсутствие. Но, – поспешно добавила Лайла, видя, что Элизабет готова возразить, – это может принести свои плоды. Если тебе действительно не везет в любви, твои фантазии должны брать за душу. Элизабет закатила глаза.

– Я никогда не пойду на это. Даже представить себе не могу, как тебе такое пришло в голову.

– Послушай, – Лайла положила на стол ладони, – ты только напиши, а остальное предоставь мне. Я придумаю тебе псевдоним. И никто ничего не узнает. В общем, все сделаю я, а ты лишь обналичишь чек, который тебе пришлет издатель после издания твоей рукописи.

– Чек?

– Разве ты не прочитала этот параграф?

– Я до него не дошла.

– Вот, смотри. – Лайла указала на соответствующие строки. – Двести пятьдесят долларов за каждую, включенную в книгу фантазию, независимо от объема, от того, написана она от первого лица или нет, в историческом или современном плане.

Элизабет невольно заинтересовалась предложением. Вся страховка, полученная после смерти Джона, и все их сбережения вложены в магазин. Расположенный в вестибюле отеля «Кэйвано», он с самого начала стал приносить доход, но весьма скромный. Элизабет не нуждалась, но в то же время не могла позволить себе ничего лишнего. По мере того как дети росли, расходы на них увеличивались. Сможет ли она оплачивать их учебу в колледже? Эта мысль не давала Элизабет покоя.

Но разве не позорно превратить в заработок свои самые сокровенные мечты?

– Пойми, Лайла, я не писатель.

– Откуда ты знаешь? Ты что, пробовала свои силы на этом поприще? Вспомни, у тебя всегда были отличные отметки по английскому. Кроме того, насколько я понимаю, для писателя главное – воображение, это девяносто девять процентов успеха.

А воображения у тебя с избытком. С самого детства. Только и делала, что мечтала. Второй такой не найдешь. Вот и пришло время совместить приятное с полезным.

– Не могу, Лайла!

– Почему? Это будет нашей маленькой тайной, как в тот раз, когда мы приклеили домашние туфли бабушки к полу в туалетной комнате.

– Да, но эта блестящая идея принадлежала тебе, а я получила трепку за сообщничество.

– Забава стоила того! – Лайла пожала плечами.

Элизабет вздохнула. Она знала, что Лайла не отстанет, покуда не добьется своего.

– Да при всем желании у меня просто нет времени!

– А вечерами, перед сном, что ты делаешь? Лайла попала в самую точку, и Элизабет некуда было деваться. Она пошла к кофеварке, заметив по пути:

– Я сгорю со стыда, если кто-нибудь прочитает мою писанину.

– Вот и отлично! Значит, твои истории пикантны и остроумны. А это то, что нужно. Вот, взгляни: «Написанный достаточно откровенно, но не грубо, без пошлости», – прочитала Лайла выдержку из журнала. – Итак, без пошлости, но и без лишней скромности.

– Не совсем так.

– В общем, намерена ты взяться за это дело?

– Нет, не намерена. Кстати, почему бы тебе самой не попробовать?

– Потому что я лишена воображения. Именно ты всегда придумывала сценарии, когда мы в детстве воображали себя сказочными героями, а я была лишь исполнительницей ролей.

Элизабет чувствовала, как постепенно слабеют ее позиции. Это должно стать своего рода самоочищением, не так ли? Своеобразной отдушиной для ее сексуальной неудовлетворенности. Вызовом, который ей так нужен. Делать что-то не для детей, не для бизнеса, а для самой себя, как для женщины. Она никогда не потакала собственным прихотям.

– Не знаю, Лайла, – произнесла Элизабет неуверенно, не желая сдаваться. – Это кажется таким… таким…

Голос у нее дрогнул, когда она вдруг увидела из окна Тэда Рэндольфа. Он мастерил что-то вроде загона. Видимо, для щенков. Мэтт помогал ему, подавая гвозди. Миган сидела на качелях, которые бывший хозяин дома привязал к дубу, и давала советы. На коленях у нее дремал Бэйби.

Но не это привлекло внимание Элизабет, а сам Тэд. Из-под расстегнутой рубашки виднелись его крепкая грудь и плоский живот, покрытые темными курчавыми волосами. Мышцы играли под гладкой кожей при каждом движении. Прядь влажных от пота волос упала на лоб. Мэтт что-то сказал ему, и Тэд рассмеялся, запрокинув голову и показав сильную загорелую шею. Вот он распрямился, стряхнул опилки с джинсов, плотно облегавших его бедра, что не ускользнуло от Элизабет.

– В чем дело? – Лайла подошла сзади и тоже взглянула в окно, дыша Элизабет в затылок. Обе смотрели на Тэда, покуда он, взвалив себе на плечо свое хитроумное изобретение, не скрылся с ним в гараже, сопровождаемый Мэттом и Миган.

Пока Элизабет готовила кофе, Лайла с ехидной миной обратилась к сестре:

– Ничего себе пожилой. – И она захихикала.

– Я же сказала, что не знаю его возраста.

– Лиззи, такие мужчины, как этот, не стареют, а зреют. Пусть ему, черт возьми, все пятьдесят, даже сто пятьдесят, но как выглядит!

– Мне совершенно все равно. Ты, кажется, забыла об этом.

– Какие у него глаза?

– Если не ошибаюсь, голубые.

«А может быть, синие, с искоркой, переливающиеся», – подумала Элизабет.

– Чем он занимается, вернее, чем зарабатывает себе на жизнь?

– Хм, у него цементный завод, насколько мне известно. Кто-то из соседей сказал, еще когда господин Рэндольф переехал сюда. На его джипе есть рекламная надпись.

Лайла щелкнула пальцами:

– «Бетон Рэндольфа». Точно. Его грузовики можно видеть на каждой строительной площадке в городе. Он, должно быть, неплохо зарабатывает.

– Мама всегда учила нас, что считать деньги в чужом кармане – признак дурного тона.

Лайла давным-давно забыла, что такое дурной тон, и не отходила от окна в надежде снова увидеть Рэндольфа.

– Видела, как он обращается со своим инструментом?

Элизабет резко повернулась к сестре.

– Черт возьми! – захихикала Лайла. – Я имела в виду молоток. А ты что?