Л. Аделайн - Что хотят женщины Страница 10

– Откинься назад, обопрись на руки, – попросил он. – Я хочу, чтобы ты видела, как я это делаю.

Я послушалась, и оба мы сосредоточились на движениях его пениса, то погружавшегося в меня, то выскальзывавшего наружу, а вода при этом с плеском ударялась о края ванны. Доминик начал ласкать мой сильно набухший клитор, я и не представляла, что такое возможно.

– Ммм, – невольно вырвалось у меня. Крепко держась одной рукой за плечо Доминика, а другой опираясь на край ванны, я наконец поймала его ритм.

Темные глаза Доминика смотрели на меня с такой страстью, что я с трудом выдерживала его взгляд. Я откинула голову назад и крепко зажмурилась. Поверить не могу, что это происходит со мной, здесь, в моей собственной ванне!

– Ох, Соланж… ты черт знает как хороша! – простонал Доминик, врываясь в меня, а его большой палец продолжал кружить возле моего клитора, и все мускулы его тела напряглись.

Мы подняли целую бурю вокруг себя, и вода уже выплескивалась через край, погасив сначала одну свечу, потом вторую… А Доминик, наклонившись вперед и обняв меня за шею, снова прижался жадными губами к моему уху.

– Отдайся до конца, Соланж, – прошептал он. – Я хочу, чтобы ты отдалась… ради меня!

И тогда я ощутила, как стало таять мое внутреннее напряжение. Я упиралась ногами в край ванны, когда обжигающая волна вырвалась наружу и промчалась по всему телу. Я с силой откинулась назад, опираясь на руки, а взгляд Доминика стал теперь пылающим. Он продолжал вонзаться в меня снова и снова, мягко массируя при этом клитор, и эта искусная комбинация движений вызвала наконец во мне взрыв, который, казалось, невозможно выдержать, и я позволила ему сжечь меня изнутри, позволила произойти всему, и мой оргазм был яростным и жестоким… А Доминик продолжал двигаться, пока я стонала, глядя в потолок («Ох, да, да…»). Потом и он достиг финала, опустошив себя с громким криком, и никто не мог нас слышать сквозь закрытые окна, ни соседи с задней стороны дома, отгороженные соснами, ни тот сосед, который мыл машину на другой стороне улицы, ни прохожие, гулявшие с собаками неподалеку от моего уютного дома на Стейт-стрит.

Задыхаясь, я буквально упала на тело Доминика, мои руки повисли вдоль его спины, и я пыталась набрать в грудь воздуха, как какая-нибудь тонущая жертва. Доминик крепко обнял меня, целуя в плечо. Мы замерли так на несколько мгновений, пока мое дыхание не восстановилось. Вода уже начала остывать. Тогда Доминик осторожно отодвинулся от меня и вышел из ванны; вода потоками стекала по его великолепным бедрам. Он снял с крючка на двери мой халат и развернул его, как бы приглашая меня нырнуть в теплую ткань.

– Мадам, ваш халатик, – сказал он.

Я выпрямилась, ощущая головокружение, чувствуя себя немножко глупой и счастливой.

Выйдя из воды на коврик и повернувшись, я сунула руки в рукава халата. Доминик закутал меня в него и завязал пояс, энергично растирая мне руки и бока, чтобы высушить кожу.

– Спасибо.

Не глупо ли было говорить это?

А Доминик, наклоняясь, чтобы поднять полотенце и обвязать его вокруг бедер, сказал:

– Сунь руку в карман, Соланж.

Я так и сделала – и достала из кармана маленькую пурпурную коробочку. В ней лежала моя первая подвеска, золотая капелька в центре мягкого облачка. На одной ее стороне было выгравировано слово «Капитуляция», а на другой – римская цифра «I». Подвеска была точно такой же, как подвески на браслете Матильды и на всех браслетах женщин в Особняке, которых я видела в тот день…

– Поможешь? – спросила я, протягивая подвеску Доминику.

Мое сердце бешено колотилось.

– Конечно, – ответил Доминик, и его ловкие пальцы прикрепили подвеску к браслету.

Я подошла к зеркалу над умывальником, чтобы посмотреть на браслет.

– Он просто чудесный, – сказала я, поднимая руку на уровень глаз.

– Как и ты.

Я повернулась к нему лицом:

– Спасибо тебе, Доминик, за… за то, что сумел меня убедить… И за это… – добавила я, показывая на ванну. – А теперь что?

– Ну, теперь я бы предложил тебе немножко отдохнуть. И разрешить мне заняться посудомоечной машиной и раковиной на кухне и еще чем-нибудь, что тебе хотелось бы починить до того, как я уйду.

– Да уж, в моем списке неотложных дел найдется еще кое-что. – Я неловко улыбнулась Доминику в зеркало.

Он поднял с пола свою одежду и вышел, оставив меня стоять посреди ванной на все еще дрожавших ногах. Окна в ванной запотели от пара. Я это сделала. Я сделала нечто такое, чего никогда в жизни не делала: я просто-напросто отдалась прекрасному молодому человеку, которого, наверное, никогда больше не увижу. И я… я горжусь собой!

Я вышла в спальню, сняла с кровати покрывало, уронила на пол халат и голышом скользнула под прохладную простыню. Закрывая глаза, я позволила своей руке скользнуть туда, где начала ощущать легкую боль. Да уж… Я слышала, как Доминик внизу, на кухне, то запускает, то останавливает посудомоечную машину. Потом до меня донеслось позвякивание металла. Чудесно…

Засыпая, я думала о том, что он мог бы исправить по крайней мере еще одну вещь до ухода. Еще одну, и все…

Глава вторая

Кэсси

Все произошло слишком уж быстро. Что-то мне подсказывало, что не нужно было приглашать Уилла на тот благотворительный прием в обществе С.Е.К.Р.Е.Т. Но я не прислушалась. И еще что-то велело мне увести Уилла подальше от Пьера Кастиля в ту самую секунду, когда тот открыл рот, чтобы выложить всю правду о С.Е.К.Р.Е.Т. – о сексе, фантазиях, мужчинах, причем в самых грязных выражениях вроде «шлюхи», «суки» и так далее.

Но в ту роковую ночь я просто застыла в темном углу. Я ничего не сказала, когда Пьер объяснял Уиллу, что суть деятельности общества С.Е.К.Р.Е.Т. в том, чтобы «использовать и выбрасывать мужчин». Пьер заявил, что то же самое я проделаю и с Уиллом, если тот мне это позволит, и было похоже, что Уилл ему поверил.

Так сколько было мужчин, Кэсси? Сколько? И с каких все это пор?..

Тайны и ложь теперь окружали меня так же, как они окружали Трачину, бывшую подругу Уилла, женщину, весьма долго державшую его в уверенности, что ребенок, которого она носит, – его. И прошел лишь месяц с тех пор, как Уилл сделал ошеломившее его открытие: все это неправда, ребенок – результат связи Трачины с Каррутерсом Джонстоуном, ранее женатым, а теперь разведенным окружным прокурором, которого она по-настоящему любила. Не то чтобы Уилл любил Трачину. Нет, не любил, но ему ужасно нравилась мысль стать отцом. Я тогда надеялась, что наше счастливое воссоединение сможет помочь ему исцелить эти раны, но они открылись заново, и в этом была моя вина…