Алиса Валдес-Родригес - Клуб грязных девчонок Страница 10

В тихие минуты, когда меня никто не видит, я мечтаю поменяться родителями и прошлым с Ребеккой. Только я никогда бы не вышла замуж за Брэда.

Неудивительно, что прозорливый английский Великий Могол компьютерных программ оценил ее идею создания журнала и отвалил Ребекке для начала два миллиона долларов. Как это понимать? Вы решите, что руку к этому приложил ее муж и будущий миллионер? Ничего подобного. Он просил денег у своих родителей. Даже взаймы. Но когда рассказал, для чего они нужны, ему ответили: «Брэдфорд, дорогой, как бы получше выразиться, эти люди не читают литературы. С тем же успехом ты можешь выкинуть эти деньги». Эти люди! Не понимаю, как Ребекка стерпела. Наверное, решила, что она не принадлежит к этим людям. Не забыли, она же испанка? Ведет род от гишпанского рыцаря и дамы его сердца.

Мы сидели, ждали, когда принесут заказ, и пили крепкий кубинский кофе из маленьких пластмассовых чашечек. Уснейвис попросила принести пару закусок, естественно, жареное. А Ребекка открыла сумку и извлекла из неедва экземпляра последнего номера своего журнала с Дженнифер Лопес в деловом костюме на обложке. Красивое издание. В который раз спросила, когда я что-нибудь напишу для нее, и я в который раз ответила, что газета – плантация, а я – ее собственность.

– Масса не разрешает мне писать для других хозяев, мисс Скарлетт.

Ребекка напряженно улыбнулась и пожала плечами. А Уснейвис, желая сгладить неловкость, предложила заключить пари, кто из sucia явится следующей, но спора не вышло: мы все согласились, что следующей придет Сара, а вслед за ней – Эмбер. Элизабет обычно опаздывала на наши застольные посиделки, поскольку вечернее время было для нее глубокой ночью. Чтобы подготовиться к утреннему шоу, Элизабет приходилось подниматься в три часа. И по вечерам она лежала под одеялами, а исключение делала только для sucias.

Следующей приехала Сара: пронеслась по заснеженной улице на своем зеленом с металлическим отливом «рейнджровере» со скоростью сто миль в час. Она вечно спешила. Но если бы у вас было столько же дел, сколько у нее, вы бы, наверное, тоже спешили. И то, что Сара сидит дома с детьми, ничего не меняет: она не менее загружена, чем каждая из нас. Вы слышали ее расписание. Между метаниями за рулем Сара занимается благотворительной работой и ведет курсы в Гарварде (дегустация вин, приготовление суши и дизайн интерьеров). Весьма загруженная женщина.

Ее манера вождения – вся эта дерготня и скрежет тормозов – сродни тому, как она перемещается в пространстве. Несмотря на красоту и обаяние, Сара неуклюжа. У меня нет другой знакомой, которую так же часто увозила бы «скорая помощь». Ее мама как-то сказала, что «Сари-та всегда была такой – с самых пеленок». Сейчас у нее два сына, но ничего не изменилось. Она вся, с головы до пят, покрыта царапинами и ссадинами – следами от крохотных ноготков и умных, высокотехнологичных, безмоторных деревянных игрушек. Неуклюжая, симпатичная, шумная и очаровательная. И обычно, несмотря ни на что, пунктуальная. Вот она какая, наша Сара.

Самолет Эмбер, должно быть, задерживался. Я уже приготовилась выслушать какой-нибудь рассказ Сары. А истории Сары необычны. У нее дар рассказчицы. Это заметили наши профессора в Бостонском университете, и все считали, что она должна идти работать в журнал или газету – настолько живо Сара писала. Беда только в том, что половина ее россказней было неправдой. Большое надувательство в журналистике. Сара преувеличивает. Хорошо, хорошо, согласна – она лжет. Такое определение вас устраивает? Она кубинка, чего еще от нее ждать? Мы любим преувеличивать. В наших рассказах рыба с каждым разом становится все крупнее. Истории Сары насыщены напряженностью и драматизмом, она вводит в них таинственность и интригу, даже если сюжет касается приобретения портьер для кабинета на втором этаже. По этой причине она не продержалась бы долго в средствах массовой информации. И очевидно, поэтому сидит дома. Хотя как знать?

Сара припарковалась рядом с машиной Ребекки у бакалейного магазина и вылезла из «рейнджровера». А с пассажирского сиденья, как девочка-видение Мерилин Мэнсон, выскочила Эмбер. Вот устроилась! Каждые полгода кто-нибудь из нас оплачивает ей чек за билет из Лос-Анджелеса, и sucia с машиной встречает ее в аэропорту Логана. Видите ли, Эмбер не способна осилить это сама. Мы подтруниваем над ней, а она отвечает: «Подождите, скоро вы будете выстраиваться в очередь за моим автографом». И говорит совершенно серьезно. Потому что с тех пор, как познакомилась с Мексиканским движением, потеряла всякое чувство юмора. Мексиканское движение – для тех, кто не знает, – включает в себя мексиканцев и мексикано-американцев, настаивающих на том, чтобы их называли коренными американцами, например ацтеками, а не испаноязычными или латиноамериканцами. Сара что-то рассказывала и для убедительности сопровождала слова энергичной жестикуляцией. Она все еще говорила, когда обе приблизились к нашему столику и начались объятия и возгласы. Эти женщины не могли бы больше отличаться одна от другой, даже если бы очень постарались.

Сара Бехар-Асис была одета, как ее кумир Марта Стюарт. Так она всегда одевалась. Кто-то может вообразить, что эта женщина способна бродить по своему огромному дому в майках, халатиках или в чем-то в этом роде. Но клянусь, она создана для чинности. А иначе на нее нападает нечто напоминающее кататонию. Сара всегда была такой – даже в колледже жила чинно. Ее семья, бывшие кубинские ромовые бароны, давала Саре денег на одежду больше, чем зарабатывал мой отец-профессор. И черт меня побери за то, что я вам это говорю, – я всегда донашивала за ней и брала подачки. До сих пор иногда удается перехватить кашемировый свитер.

И в этот вечер Сара, разумеется, выглядела ухоженной до кончиков ногтей, но, вероятно, считала, что выглядит небрежно. Мазки маскировочного карандаша скрывали пару царапинок под глазом. Когда Ребекка спросила, что с ней такое, Сара ответила: результат игры сыновей с их новым набором клюшек для гольфа. Она была идеальным воплощением расчетливо-небрежной городской мамаши в невероятно идиотском варианте Лиз Клайборн. На Саре были бежевые шерстяные брюки, водолазка, а поверх нее бледно-желтый свитер крупной вязки, который она сама называла «бледно-лимонным». Не берусь утверждать, но мне показалось, что я заметила на воротнике приставшее пятнышко красной чешуйке ки кожи – последнее свидетельство неудачного катания на лыжах в Нью-Хэмпшире с нашими мужчинами. Пока Роберто и Эд изображали слалом на крутых лыжнях, ржали и хлопали друг друга по спинам – в общем, занимались типичной мужской мурой, я сползала на заднице по пологому склону и с ужасом наблюдала сквозь лыжные очки, как слишком самонадеянная Сара устремила свое тело, обернутое в красную куртку, сквозь строй корифеев прямо на морозные сосны, пропахала на брюхе семью из пяти человек и под аккомпанемент родительских криков прихватила с собой младшенького. Никто не назвал бы ее спортивной женщиной. После того как Сара проутюжила лицом полгоры, раскинув ноги с лыжами наподобие старой телевизионной антенны, я подобрала ее внизу, и весь остаток дня мы пили в приюте горячий шоколад и смотрели по телевизору спортивную аэробику. Сегодня Сара явилась в туристических ботинках, не изведавших ни одного похода. Так же, как ее огромный внедорожник никогда не съезжал с шоссе, разве что за рулем сидел кто-то другой. И в черной кожаной куртке. Ее светлые волосы натуральной блондинки смахивали на прическу Марты. Тот же стиль, тот же оттенок, то же обаяние. Сара – белая, что потрясло бы моих издателей, но не удивляет тех, кто жил в Латинской Америке или в Майами, где белые кубинцы до сих пор не подпускают к общественным организациям людей иных оттенков кожи.