Идиллия Дедусенко - Исповедь неудачника, или История странной любви Страница 10

Митяй жил неподалёку и оказался дома. По моему лицу угадал, что я нуждаюсь в утешении, поэтому налил почти полный стакан водки. Я выпил залпом, но не сразу отрубился. Постепенно мы вдвоём опустошили ещё полторы бутылки.

Когда я каким-то образом поднялся к себе, Паша была дома и собиралась лечь спать. Она брезгливо отодвинулась от меня, когда я полез с объятиями, и постелила себе на раскладном кресле. Я рухнул на кровать прямо в одежде и отключился.

Утром я не обнаружил ни Паши, ни её вещей. Я побежал к её тётке. Но оказалось, что Паша уехала домой — каникулы же! Последовать за ней я не мог по двум причинам: не было денег на билет, и я не посмел бы предстать перед её родителями.

Вернувшись после каникул, Паша к нам не пришла, она вновь поселилась у тётки. Я понимал, что это не только её решение, но и отца с матерью: такой зять им, конечно, не нужен. Через несколько дней я подстерёг её у входа в университет, но она, даже не пожелав меня выслушать, сказала:

— Разве ты не понял? Я ушла навсегда. Такой ты мне не нужен, а перемен к лучшему не предвидится.

— Ну, конечно, девушки любят удачливых, — с усмешкой заметил я, пытаясь поддеть её.

— Девушки любят достойных, — парировала она. — Извини, говорить нам больше не о чем. Я устроилась лаборанткой в другой университет и не хочу опаздывать на работу.

Она нервно оглянулась, видимо, кого-то ждала. Ну, конечно! Он вышел и сразу направился к ней, тот самый, который помогает ей разбираться в сложных вопросах математики, физики, информатики… Теперь не я, а он провожает её туда, куда ей нужно. Мне ничего не оставалось, как отойти в сторону.

Снег падал крупными хлопьями и был похож на театральную декорацию. Он облепил деревья и кусты, мягко ложился на газоны. Всё вокруг казалось белым и сказочным. Но я едва замечал это, мне было не до красоты природы. Совершенно потерянный, я стоял, не зная, в какую сторону двинуться.

— Паша, здравствуй, — услышал я мягкий напевный голос.

Передо мной стояла тётя Вера, наша бывшая соседка. С её сыном Стёпкой мы начинали учиться в школе, но после девятого класса он от нас ушёл, потому что они поменяли квартиру и теперь живут в другом районе города.

— Паша, как ты повзрослел!

Ещё бы, мы лет пять не виделись. И как только она меня узнала?

— Я слышала, ты в университете учишься, — продолжала тётя Вера. — Молодец. Ты всегда был способным. Я тебя Стёпке до сих пор в пример ставлю.

Значит, неприятные вести не так быстро распространяются по городу, если она больше ничего обо мне не знает.

— А Стёпка кое-как аттестат получил, но в институт не стал поступать, — продолжала тётя Вера. — В нашем районе три завода, вот он и пошёл учеником слесаря-автоматчика. Работа чистая, на приборах. Ему нравится, а это главное. Не всем же учёными быть. Профессий много, каждый может выбрать по душе. Важно ведь что? Определиться. Знать, чего ты хочешь. Вот он и определился, уже на третий разряд сдал. Готовится к четвёртому. Так и будет расти до мастера. Хорошие рабочие тоже нужны. А как мама, бабушка?

Я слушал рассеянно, отвечал механически, желая поскорее избавиться от неожиданной собеседницы. Тётя Вера, видно, почувствовала это и быстро попрощалась. Я смотрел ей вслед и пытался представить Стёпку, мальчика спокойного, уравновешенного, сумевшего правильно оценить свои возможности. Он крепко станет на ноги, заведёт семью и будет изо дня в день, из года в год ходить на завод, чтобы прокормить себя, жену, детей. И, конечно, никогда не выйдет на площадь с плакатом «за справедливость», потому что получил от жизни то, что хотел. Так почему же меня болтает штормом? Если бы я «определился», как сказала тётя Вера, то удержался бы в университете и не потерял бы Пашу.

Сам не заметил, как с этими мыслями дошёл до Митяя. У него сидел парень, лет на пять-семь постарше нас.

— Михаил, — представил его Митяй. — Между прочим, тоже поэт. В душе, конечно. А вообще, истопник в нашей котельной.

Митяй сказал «тоже», имея в виду, что я ещё в школе кропал стишки для стенгазеты, а потом сочинял тексты для ансамбля. Он посмотрел на меня внимательно и спросил:

— Опять пробоина в сердце?

Я кивнул.

— Ничего, сейчас полечим, — пообещал Митяй, и мы втроём загудели по-крупному.

В голове мелькнуло предупреждение мудрой бабушки о том, что душевные раны залечиваются трудом, а не алкоголем, иначе есть риск увязнуть в пьянстве, как в болоте, из которого не выбраться. Но я счёл это ханжескими словами старшего поколения, не способного понять нас. Напился опять до бесчувствия и очнулся в какой-то подсобке — видно, Митяй на этот раз принимал меня здесь. Одежда была сильно измята и перепачкана то ли мукой, то ли мелом. Я долго чистил её, чтобы можно было показаться на улице. Ни Михаила, ни Митяя уже не было.

Дойдя до дома и поднявшись к себе, я стал рассматривать себя в зеркале, висящем в прихожей. На меня смотрело жёлто-зелёное лицо, помятое не меньше, чем моя одежда, да к тому же обросшее щетиной, на шею свисали длинные замусоленные пряди немытых волос. Неужели это я? Неужели на эту гнусную рожу ещё год назад с восхищением взирали нимфетки? Я понял: пора что-то делать, пора завязывать с алкоголем, найти работу и взяться за учебники. Но…

Благими намерениями проложена дорога в ад. Не я это сказал, а кто-то очень мудрый. Он точно подметил. Я привёл себя в порядок и пошёл искать работу. Там, куда бы я пошёл, требовали диплом о высшем образовании, незаконченная учёба в экстернате их не устраивала. А в слесари, плотники, токари и другие подобные работники меня не тянуло. Да и не умел я ничего! С этим разладом между желаниями и возможностями я ходил по разным организациям месяца два, пока меня не взяли на должность менеджера в фирму, торговавшую бытовой медицинской аппаратурой. Менеджер — слово солидное, но по сути это торгаш, который правдами и неправдами должен сбыть чей-то товар или услуги. На мой вопрос, что я должен делать, мне так и сказали:

— Будешь втюхивать пенсионерам наши товары.

Заработок зависел от того, сколько бабушек и дедушек удастся уговорить что-нибудь приобрести для поправки здоровья. Я не умел «втюхивать» заведомо не нужный им товар и к концу второго месяца понял, что больше трачу на проезд и случайные обеды в кафе, чем зарабатываю. Ушёл и стал помогать Митяю где-то что-то разгрузить или погрузить. Когда попадались тяжёлые ящики или мешки, то чувствовал, как садится позвоночник и ноет грыжа, из-за которой меня не взяли в армию. Поэтому на такие случайные заработки я ходил не часто и сидел без денег, выпрашивая на сигареты у мамы.

Занятый житейскими проблемами, я не стремился близко сойтись с какой-нибудь девушкой. Да и в теперешних моих компаниях, где преобладали любители спиртного и такие же девицы, новые знакомства заканчивались после двух-трёх ночей, проведенных с какой-нибудь из них ради удовлетворения плоти. Я невольно вспоминал Пашу, с которой давно не виделся, и сердце щемило от тоски. Забыться помогала только водка.