Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова Страница 10

Этот вопрос изрядно его озадачил: Айвар не очень любил приводить в свое жилье чужих людей. У него иногда бывали гостьи, но чаще он старался ограничиваться подсобками в баре, а если женщины вызывали доверие, принимал приглашение в отель. Сейчас же ему стало не по себе еще и от ответственности такого поступка, как привести домой эту несамостоятельную девушку, совсем не похожую на всех, кто бывал там раньше. С другой стороны, предоставить ей идти своей дорогой было еще страшнее, а настаивать, чтобы она вернулась в неприятный для нее кемпинг, Айвар не хотел.

— Ну хорошо, пойдем, — ответил он наконец. — Вот только когда ты теперь вернешься к своим? И что ты им собираешься сказать?

— Ничего страшного, все уехали на экскурсию в Лалибелу с ночевкой, — сказала Нерина, и в ее глазах впервые сверкнул какой-то озорной огонек. — Так что меня никто не контролирует.

— О как, — протянул Айвар с интонацией, которую можно было истолковать по-всякому. — Но зачем ты хочешь идти ко мне? Настолько не переносишь одиночества?

— Вовсе нет, с одиночеством я всегда была в дружбе. Но всем порой бывает нужно, чтобы их услышали, а у меня надежда только на тебя.

Айвар удивленно посмотрел на нее и ответил:

— Ты в самом деле удивительная, Нери, но гораздо более нормальная, чем тебе кажется. Ладно, пойдем.

Они отправились в противоположную от кемпинга сторону. По дороге парень заметил, что Нерина слегка прихрамывала — изящные туфли явно были еще не разношены. Айвар жил в одном из убогих панельных домов, без канализации и с суровой обстановкой. Но в сравнении с многими жителями окраин Аддис-Абебы, обитающими в старых вагончиках или просто на улице, его жизнь была еще более-менее благоустроенной.

Обстановка комнаты Айвара все же показалась Нерине очень аскетичной. Уехав от родственников, парень стал очень бережно относиться к деньгам, и поскольку питаться можно было на работе, тратился в основном на сигареты, кофе и шоколад. Еда не отличалась разнообразием, часто приходилось перебиваться рисом или булгуром, сдобренным для вкуса перемолотыми бульонными кубиками. А вот любимыми, хоть и вредными привычками он категорически не хотел жертвовать.

И еще он всегда покупал контрацептивы, которые здесь стоили совсем недорого, но не пользовались особой популярностью. Эфиопы все еще считали, что от половых инфекций мужчин лучше всего предохраняет обрезание. Однако в деревнях оно до сих пор больше калечило, чем помогало, — инструменты никто не стерилизовал, а кроме того, после операции мальчики обязаны были некоторое время провести в уединении. Поэтому риск сепсиса был очень высок, и Айвар в свое время так и не позволил произвести над собой эту процедуру.

О нежелательной беременности в Африке вообще мало кто заботился, но Айвар благодаря привитым в детстве правилам был брезглив и считал глупостью экономить на своем здоровье, а помимо того, при всем неуважении к своей «клиентуре», не хотел испортить кому-то жизнь.

Комната, где жил Айвар, была довольно маленькой, с грубо окрашенными стенами и несколькими нишами, в которых хранилась посуда, гигиенические принадлежности, а также довольно много книг, журналов, безделушек и аудиокассет. Имелся здесь и магнитофон, старой марки, но еще вполне исправный. В приземистом деревянном шкафчике была сложена одежда. Также тут был примитивный рукомойник — воду для него приходилось носить из дворовой колонки, — походный туалет за ширмой, пластмассовый таз, в котором Айвар замачивал белье, и электроплитка. Около рукомойника висело небольшое зеркало.

Стены были украшены несколькими простенькими картинами и иконами на коже и пергаменте, а также яркими вырезками из журналов. Кое-что Айвар собирал сам, другое осталось от прежних жильцов и ему не хотелось это выбрасывать.

В принципе эта обстановка его на данный момент устраивала, так как дома приходилось проводить не так много времени. Но Айвар всегда выкраивал его для чтения и мыслей, наедине с которыми чувствовал себя не так уж и плохо. Во многом выручал давний четкий распорядок — с утра он выпивал крепкого кофе, заедая куском хлеба-инджеры с сахаром или медом, отжимался, приводил себя в порядок и шел работать. Если у него была вторая смена, то можно было сходить в баню, на рынок или в интернет-кафе, где он переписывался с дальними знакомыми и узнавал, что происходит в мире.

— Ты что же, сам тут убираешься? — спросила девушка, осмотревшись.

— Ну конечно, и убираюсь, и посуду мою, только стряпать не умею. Так что питаюсь по-простому, но ничего, я не привередливый! А что делать? Я ведь давно живу самостоятельно, так что волей-неволей многому научился. Стираю прямо в бане: мы там трем белье на доске и кипятим в чане.

— Какое-то странное занятие для мужчины, — заметила Нерина.

— Нет, в Африке это совсем не считается зазорным: женщины у нас шьют, варят мыло, а прачечное ремесло в основном мужское. Так что молодежь привыкла заботиться о своих вещах. А к бане вообще у многих особое отношение: это у нас как клуб досуга. Правда, мыла часто нет, и приходится довольствоваться песком и маслом, но мы привыкли. Зато как себя чувствуешь, когда разотрешься и окатишься прохладной струей! Я это дело люблю, к тому же, в бане у нас есть и массаж, и траволечение, и кофе можно попить, и просто поболтать с ребятами. Они славные, только немного легкомысленные и ленивые. Но я ведь и сам не без этого!

Нерина взглянула на него с уважением. Она заметила в комнате кое-какие предметы из советского интерьера, казавшиеся ей приятными артефактами. На стуле лежала домотканая подушка из ярко-голубой ткани, расшитая желтыми одуванчиками, среди посуды была кофейная чашка с блюдцем, расписанная видами моря, и стакан в узорном мельхиоровом подстаканнике, в котором виднелось несколько черенков затейливых латунных ложечек. Это были не стилизованные новоделы, а настоящие вещи из прошлой эпохи. На столике, где стояла электроплитка, лежал также старый деревянный пенальчик с выдвижной крышкой, украшенной выжженными подсолнухами. Айвар пояснил, что письменный прибор у него в основном служит для сведения доходов и расходов и практики в русском языке. А пара внушительных утюгов из чугуна заменяла ему гантели.

— А собирать всякие безделицы я у родителей научился, — сказал он, окинув взглядом содержимое своего жилища. — Они с удовольствием брали за гроши разную подержанную мелочь на барахолках в Питере, на Удельной, например. Правда, их отчасти и нужда заставляла: своих вещей-то поначалу почти не было. Но порой им попадались красивые, трогательные предметы, наверняка хранящие какие-нибудь тайны. Одному