Господин Разрушитель (СИ) - Марина Лётная Страница 10

Юра включил все прописанные дорожки и зашипел в динамиках.

— Компрессия — как ты любишь. Что по громкости музыки?

— Норм.

Я достал телефон и открыл заметки, в которых хранил текста, разместил на подставке.

— Давай, распевайся.

Ещё чего. Во мне штормило столько злобы, выжигающей грудь и мозги, что я готов был выплеснуть всё с первой-последней попытки.

— Хер. Вы ещё не поняли? У нас сегодня битва. Кто сходу пропишется — тот брутальный самец, — пристроился я к микрофону и захрипел на расслабленных связках.

Из студии донеслось шуршание, а затем мужской смех.

— А можно к тебе зайти, брутальный самец? — Ева встала с дивана и гулко постучала в стеклянную дверь. Я удрученно приподнял брови, глядя на то, как она показывает пальцем на себя, а потом на меня. Что девчонка удумала… — Пустишь? Я просто никогда не записывалась в студии, хочу посмотреть, как ты это делаешь.

8. Я сожру тебя

— Да ладно? — Юрген приспустил наушники и удивлённо уставился на Кису. Артикуляция этого парня иногда пугала, особенно в сочетании с инопланетными прической и бровями. — Я думал у тебя есть студийка. Почему-то так казалось…

У парней дрогнули рты. Я тоже призадумался.

— А разве вы знакомы? — Андрюха перевёл озадаченный взгляд с Юры на меня, стоящего тут, за стеклом.

С самого аэропорта они ни разу словом не перекинулись.

— Лично — не знакомы. Но я её видел пару раз на питерских движухах, ещё вроде год назад.

Забавно, что девка так поздно нашла себе продюсера. Этот её шлюший финт в баре теперь показался мне криком отчаяния.

— Ева — это Юрген, Юрген — это…

— Ну, хватит трещать! — буркнул я. — Заходи.

Растерявшаяся девчонка заулыбалась и тут же запрыгнула в комнату, закрыв стеклянную дверь изнутри.

Помещение было довольно просторное, чтобы не вставать прямо рядом с пюпитром, но Киса, нацепившая образ соблазнительной дурочки, подошла ко мне вплотную и прикусила нижнюю губу. Её тело, расположившееся в паре сантиметров от меня, словно нарочно источало тепло и похоть. А когда хитрый зелёный взгляд опустился с моего лица на ширинку, я даже слегка опешил.

Возможно, эта идея превзойдёт по тупости мою утерянную бдительность с Муратовым.

— Будешь так близко стоять — забрызгаю слюной.

Я угрожающе прорычал мимо микрофона в сторону её любопытного носа. Парни заржали, а Ева снисходительно ухмыльнулась, как будто это лишь доставит ей удовольствие. Возле женских насмехающихся глаз проявились лукавые морщинки.

— Включаю?

— Да, — я пристроился к микрофону вплотную, рассчитывая, что девчонка отодвинется.

Но не шелохнувшаяся Киса буквально заглянула мне в рот. Я что, на приёме у фониатра?

Если Ева планировала меня смутить, то у неё получилось. В данный момент я собирался выжать из себя все силы, чтобы выдать результат, а неуместный флирт только нервировал. Так что, писать вокал в одной комнате с ней чувствовалось как нечто слишком интимное, хуже, чем прилюдная дрочка.

Но выгнать её я не мог, Господину не может помешать какая-то девка. Из-за стекла на меня, к тому же, нацелилось пять пар пытливых глаз.

Я постарался уйти в себя, когда заиграла музыкальная дорожка. Зажмурил глаза. Гитарные партии, подкреплённые басом, густо зарокотали в наушниках. У меня расслабилась челюсть, а голос загудел из самых лёгких.

— Не надо смотреть, как я живу эту жизнь.

Пересчитай свои кости, гребанный ты журналист!

Я засыпаю каждый вечер, зная, что мне не соскочить,

Ты же — губишь то, что даже видеть не заслужил.

Когда я сочинял эти строки, представлял, как показываю средний палец абстрактной толпе репортёров. Теперь у меня появился идейный вдохновитель, на возрастающей популярности которого было угодно сыграть.

Я сожру тебя, придурок.

Злобы скопилось предостаточно. На Муратова, на девчонку, с трудом смиряющую своё сбившееся дыхание, на всех сваливших от нас придурков и пустозвонов, пытающихся засунуть мне в рот микрофон с долбанным интервью.

К припеву я преисполнился ненависти так, что лоб и грудь вспыхнули, а голосовые связки послушно сомкнулись, позволяя благополучно орать журналюге пожелания отравиться. Собственно, в этом и заключался смысл песни. Лающий крик переходил в грудной голос, а затем и в вой. А гвозди на будущем надгробии журналиста — стаккато, которым я вколачивал каждый слог, между барабанами, отстреливающими сильные доли.

Удачи иметь дело с нашими фанатами, парень.

Ева проникновенно морщилась, глядя на то, как я чуть не откусываю поп-фильтр на микрофоне. У меня хотя бы были наушники, другие — слушали снаружи. А она продолжала парализовано стоять, не отходя ни на шаг. У Кисы приоткрылся рот, задрожали ресницы и губы. На оголённых руках, выглядывающих из-под закатанных рукавов блейзера, проступили мурашки.

И это я не распевался. Закрались подозрения, что прежде она не имела понятия, кому демонстрировала свой оборзевший характер. И, оказывается, чтобы вызвать у девчонки вспышки благоговения, нужно было хорошенько поорать.

Напоследок я решил разбавить скрим-партии гроулом, уже планируя вырезать этот кусок из песни. Но в данную секунду манёвр со сменой звукоизвлечения не оставил шанса белью девчонки остаться сухим. Музыка в наушниках оборвалась, а я утёр рот и дал круг почёта по репетиционной «клетке». С руками на боках, как после бойни на ринге.

Первый, на кого я посмотрел — Муратов. Он побледнел и, словно оглушённый, бегал взглядом то по стеклу, то по полу. Кроме меня, к счастью, его катарсис никто не замечал. С расправившимися плечами я почти оценил шок Гриши и челкастого, когда Юрген швырнул наушники на стол и натянул кожу на лице.

— О-хре-неть! — просипел он. — Вы, случайно, не планируете записать весь альбом за сутки?

— Да говно, мне не понравилось. Перезапишем всё по отдельности и без импровизации в конце, — я остановился поодаль от микрофона, потому что рядом с ним Ева всё ещё не моргала.

Мне было как-то некомфортно к ней приближаться.

— Самокритично… Даже на тебя непохоже. Я думаю, надо оставить, как есть. Вышло очень мясно, на эмоциях. На тебя так дама повлияла?

Никто не посмеялся, и даже виновница шутки откашлялась, приходя в себя. Возможно, это была не шутка.

Выпендриться мне реально хотелось.

— Хочу перезаписать! Дай послушать, — я уложил руку на горячую грудь и прохрипел, присматриваясь к своему состоянию. — Гр-р-ра…

— Не-а. Давай завтра вернёмся к ней?

— Лёнь, а*уенно вышло, — Андрей встал с дивана и приблизился к микрофону на столе