Укрощение рыжего чудовища - Дарья Волкова Страница 10

– Вот что у тебя за манера, Тихон… Приглашаешь девушку в ресторан, когда она только что с работы.

– А чего не так?

– Ты на меня посмотри! – Варя развела руки.

– Посмотрел. – Он только что не облапил ее взглядом – от растрёпанной рыжей макушки далее к оранжево-коричневому шёлковому шарфу, бежевому плащу, синим джинсам и удобным темно-серым кроссовкам. – Меня всё устраивает.

– А меня нет! Люди в ресторан ходят в приличном виде! В красивых платьях! А не в кроссовках на босу ногу.

– Как скажешь. – Он как-то ненавязчиво и ловко подхватил ее под локоть. – В пятницу пойдём при полном параде – вечернее платье, декольте. Декольте обязательно, слышишь?

Варю так ошарашили его слова и натиск, что она позволила усадить себя в машину. И только там уже…

– А не обнаглел ли ты, Тихий? Декольте ему подавай…

– А я галстук одену!

– Надену, – машинально поправила Варвара.

– Надену, – согласился он. – Два. Галстука. Для симметрии к декольте.

И тут она не выдержала. И рассмеялась. И почему с ним так легко? Бывает. Иногда.

И снова в машине пахнет приятно и кожей. И опять «какая-то муть» наполняет салон осенней изысканностью джаза. И опять Варе уютно. И опять Тихон молчит. Но как-то уютно молчит.

– Что у нас сегодня в меню?

– Марго, – усмехнулся Тихон. – В смысле, расстегаи.

– Ого…

– Угу.

Варя улыбнулась незамысловатости их диалога. Собственное хорошее настроение изумляло.

Машина резко перестроилась, и Варю прижало к стенке автомобиля. Сзади раздался громкий сигнал клаксона.

– В ж*пу себе побибикай! – Тихон спохватился: – Извини.

– Ничего. По-моему, в Москве за рулём не ругается только тот, кто не следит за дорогой.

– Это точно! – Тихон потёр левой рукой шею, повёл плечом.

На этот жест Варя обратила внимание еще в прошлый раз. Как врач. Характерный жест. Неслучайный. И сегодня решила спросить.

– Хондроз?

– Чего?

– Ты шею постоянно трогаешь. И плечо. Шейный хондроз? Болит?

Он помолчал, пристально глядя на дорогу. Потом, словно опомнившись, ответил:

– Не. Нет никакого хондроза. Так. Просто привычка дурацкая. У меня ничего не болит.

Не болит. Ноет.

– Варвара, я тебя оставлю ненадолго. Надо кое-что лично проконтролировать.

Варя пожала плечами. Его ресторан, в конце концов. Мало ли. А она хоть в зеркальце на себя посмотрит. Может быть, что-то даже исправит – не оставляет ощущение, что выглядит она так себе. На троечку.

Варя успела припудрить нос, проинспектировать глаза на предмет осыпавшейся туши, нахмуриться по поводу особо непослушных сегодня волос – кончился бальзам. Попробовала на скорую руку убрать пряди в косу. И в этот момент на плечи ей легли большие тёплые ладони. Варя вздрогнула. Как она умудрилась не услышать, что Тихон вернулся?

А потом замерла. Даже дыхание затаила. Его пальцы разобрали наспех сплетённую косу. И принялись…

– Кто так косы плетёт, Варвара Глебовна?

Она не смогла ответить, даже если бы в голову пришли подходящие слова. Вообще, больше всего сейчас хотелось застонать от удовольствия. От того, что его пальцы неспешно трогают голову, перебирают волосы. Он… он что, в самом деле, заплетает ей косу?

Стон разочарования удалось подавить чудом – когда Тихон убрал руки.

– Ну вот, – раздался из-за спины удовлетворённый возглас. – Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал папаша, отрубив сынишке голову, чтобы излечить его от косоглазия.

Спасибо тебе сердечное, Тихон Аристархович. За волшебные прикосновения рук. За то, что заплёл косу. А больше всего – за эти слова, которые рассеяли неуместное волшебство.

– Да вы просто король метафор, Тихон Аристархович!

– Это не я король. А Диккенс. Фраза принадлежит Сэмюэлю Уэллеру из «Записок Пиквикского клуба», – Тихон устроился на стуле напротив нее.

– А синей книжкой было, видимо, полное собрание сочинений английского классика?

– Не, – помотал головой Тихон. – Это Махал Саныч у нас за работой любит в паузах на кухне почитывать классика. И фразы этого Уэллера у него на каждый случай жизни припасены. Так что весь ресторан уже в курсе. Вот так-то… Варежка.

– Что?! – Магия того интимного момента, когда он перебирал ее волосы, рассеялась окончательно – сначала радикальным лечением косоглазия, а потом – Варежкой.

– У сестры подружка есть. Варвара. Лиза зовёт ее Варежкой.

Варя подумала – и улыбнулась. Варежка. Мило. И вдруг осознала – Тихон сказал ей что-то, не касающееся ресторана. Что-то личное.

– А меня дома папа зовёт Вареником, – поделилась она в ответ семейным секретом.

Тин улыбнулся. Подпёр щеку ладонью.

– Ой, как я люблю вареники-и…

– И с какой начинкой больше всего? – Варя весьма успешно сделала вид, что подтекста не заметила. Но уголок губ неудержимо пополз вверх.

– С вишней! Вишня вообще самая вкусная ягода. Вареники, пирожки – с вишней всё вкусное!

– Ты прямо как мой брат Коля – тот за вареники с вишней родину продаст! И за сырники.

– Сечёт фишку! – рассмеялся Тихон. – Это тот брат Коля, который хирург?

– Он у меня один брат, слава богу. Двоих таких я бы не выдержала. А у тебя есть еще сестры, кроме Лизы? Или братья?

– Угу, – нейтрально улыбаясь, ответил Тихон. – А расстегаи сегодня с грибами. Ты же грибы ешь, я ничего не путаю?

– Ем. Не путаешь.

Расстегаи превзошли всю выданную им рекламу и авансы. Варя гордилась своими пирогами с капустой. Теперь поняла, что совершенно зря. Зато ясно, к чему стремиться.

А еще они пили какой-то невозможно ароматный чай. И ели мед с брусникой и кедровыми орешками. Тоже невозможно вкусные. Варя собиралась допросить с пристрастием Тихого, а вместо этого развлекала его историями своей студенческой юности. И он так заливисто хохотал, что о своих планах она забыла.

Уже ближе к концу чаепития Варвара вдруг спохватилась. Ведь она снова не обратила внимание…

– Тихон, а как называется твой ресторан?

Он молча подтолкнул ей меню в кожаной папке, лежащее на углу стола. Тёмно-зелёная кожа, тиснёная надпись: «РесторанЪ “ТинЪ”».

– Да уж, от скромности вы не умрёте, Тихон Аристархович!

– Три раза не умру. – Он почему-то не улыбнулся в ответ на шутливую реплику. – Вообще не умру.

– Бессмертный?

– Не доживу до кончины – не тот типаж.

Фраза показалась странной, чужеродной. Словно снова цитата. Из Диккенса или откуда-то еще. И Варя решила не уточнять. Многия знания – многия печали, как любит говорить отец. Вместо этого спросила другое:

– А почему