Даниэла Стил - Идеальная жизнь Страница 10

– Привет, мам, – радостно произнесла она. Блейз неизменно поражало, что в голосе дочери ни разу не послышалось даже малейшей нотки раздражения или упрека по поводу того, что она звонит ей не слишком часто. Только радость.

– Привет, дорогая. Чем занимаешься? – спросила Блейз, радуясь возможности поговорить с дочерью.

– Уроками, – ответила Салима. Голос у нее был почти детский и тембром напоминал материнский. Когда она приезжала домой на каникулы, люди по телефону нередко путали ее с Блейз.

– Ты собираешься в Лос-Анджелес?

Салима надеялась, что мать будет делать специальный сюжет о трагическом происшествии в университете, однако Блейз считала, что спешить с этим не стоит. Пока это новость номер один, а вот для полноценного репортажа с места событий еще рановато. У Блейз было редкое чутье, в какой момент подавать тот или иной материал, и оно ее ни разу не подвело. По ее мнению, делать репортаж из Лос-Анджелеса пока что преждевременно.

– Нет, сегодня вечером я улетаю в Лондон. Буду брать интервью у премьер-министра.

– Круто, – ответила Салима. Правда, в ее голосе просквозило разочарование. Сюжет из Лос-Анджелеса был бы куда интереснее. Встреча матери с каким-то там премьер-министром представлялась ей сущей скукой.

– Завтра вечером из Лондона лечу в Дубай на встречу с саудовским принцем, управляющим крупной нефтяной компанией. Говорят, он очень интересный человек. Ходят слухи, что его брат – террорист, но точно этого никто не знает.

– И ты непременно его об этом спросишь? – уточнила Салима и рассмеялась собственному вопросу.

– Может быть. Посмотрим, как пойдет разговор. После этого я вернусь домой. Меня не будет всего три дня.

– Не беспокойся, мама. Со мной все в порядке, – заверила ее Салима. Именно она всегда подбадривала Блейз, а не наоборот.

– Когда вернусь, обязательно приеду к тебе. Как дела в колледже?

– Тоска. Пытаюсь разделаться с обязательными предметами. Они ужасны. Сплошной отстой. В этом семестре у меня только один предмет по выбору.

– Какой?

– История итальянской музыки эпохи Возрождения, – ответила Салима с нескрываемой радостью в голосе. Блейз простонала.

– О, господи, какой ужас! Я бы на твоем месте выбрала математику! – с чувством произнесла она.

Салима не удержалась от смеха.

– Зато я этот предмет обожаю. Это такая прекрасная музыка. Когда я прихожу с занятий, я напеваю услышанные мелодии.

– Только ты у нас такая, – невольно улыбнулась Блейз. Салима любила петь и могла исполнить все, что угодно. У нее был прекрасный голос и тонкий музыкальный слух, а также прекрасная память. Этот редкостный дар проявился еще в раннем возрасте.

Они проболтали около получаса. Салима рассказала матери о занятиях в колледже, поделилась слухом о том, что у двух преподавателей, похоже, роман. Нет, она не знает, у кого именно, но время от времени возникали слухи, и они неизменно вызывали у нее интерес. Правда, откуда пошел этот слух, было не очень понятно. Болтать с Салимой было легко и забавно; Блейз в очередной раз испытала укол вины из-за того, что редко общается с дочерью. Впрочем, сама Салима никогда на это не жаловалась, так как была занята собственными делами и всегда пребывала в хорошем настроении. Будучи по натуре независимой, она не сидела на месте в ожидании звонка матери. Блейз тоже вечно была занята, к чему Салима давно привыкла.

– Позвоню тебе, как только вернусь, – пообещала Блейз. – Попытаюсь приехать к тебе на эти выходные.

– За меня не беспокойся, мама. Со мной все в порядке, – заверила ее дочь. – Не приезжай, если сильно устанешь с дороги.

– Посмотрим, – уклончиво ответила Блейз. Она любила приезжать к Салиме в это время года. Ей очень нравилась золотая осень в Новой Англии. Но еще больше ей нравились встречи с дочерью. Хотя Блейз редко виделась с ней, она очень любила Салиму. Салима же прекрасно понимала, как важна для матери ее работа.

– Счастливого полета! – пожелала ей Салима. Положив трубку, Блейз еще с минуту сидела молча, думала о дочери, затем пошла переодеваться. У нее в запасе еще есть время, чтобы перекусить. Потом можно и в аэропорт.

Когда она спустилась вниз, Талли уже ждал ее. Вид у него был усталый, даже более усталый, чем у Блейз, чей рабочий день был таким же долгим, а дел оказывалось гораздо больше. По пути в аэропорт она была непривычно молчалива и постоянно думала о Салиме. В эти выходные нужно обязательно съездить в Массачусетс. Блейз не видела дочь уже целый месяц. В последний раз они встречались в выходные перед Днем труда[1]. В общем, давно пора проведать Салиму.

Блейз пыталась приезжать к ней регулярно, раз в месяц или, при частых командировках, хотя бы один раз в полтора-два месяца, правда, и это удавалось ей нечасто. Впрочем, Салима никогда не жаловалась. В конце концов, ей уже девятнадцать, она давно не ребенок. Даже в первый раз уезжая в школу, она держалась стойко и ни разу не попросила мать забрать ее домой. Она искренне радовалась, когда Блейз приезжала ее навестить. Никаких упреков, никаких капризов. Было бы неплохо, если бы дочь хотя бы изредка навещал и Гарри, но тот предпочитал сохранять дистанцию.

Так что к Салиме приезжала одна только Блейз. Гарри Стерн был хорошим человеком, но никудышным отцом. После того как Салима в восемь лет пошла в школу, отношения между отцом и дочерью совершенно прервались. Впрочем, если сказать честно, их и раньше не было.

В аэропорту Блейз уже ждали два представителя авиакомпании «Бритиш Эйр». Они проводили ее в зал для пассажиров первого класса, где можно было отдохнуть и расслабиться в ожидании рейса.

Согласно ее пожеланию, она поднялась на борт самолета последней и заняла место в первом классе. Когда Блейз шла по проходу, в салоне возникло легкое оживление: многие пассажиры ее узнали.

В мире, наверно, не было такого человека, который не знал бы, кто такая Блейз Маккарти. Ее было нетрудно узнать, в том числе и по рыжим волосам.

Проводив ее до места, представители авиалинии ушли, вверив важную пассажирку заботам стюарда. Тот первым делом предложил ей журналы, газеты и шампанское. Блейз вежливо отказалась. Вместо шампанского она достала из портфеля подготовленные Марком распечатки, чтобы в полете подготовиться к завтрашнему интервью. Она захватила с собой в салон кашемировый плед и маленькую подушечку и, как только самолет поднялся в воздух, погрузилась в чтение. От предложенного ужина она отказалась, ограничившись чашкой чаю.

Блейз не любила поздние ужины во время ночных полетов. Более того, никогда не понимала, зачем люди запихивают в себя еду в неурочный час. По всей видимости, считают, что, раз за еду заплачено при покупке билета, им нет смысла лишать себя этой радости. Что касается Блейз, то несварению желудка она предпочитала хороший сон. Закончив читать, она выключила лампочку-ночник, попросила стюарда разложить кресло – именно поэтому она и путешествовала первым классом, – надела на глаза повязку и, укутавшись в плед, через пять минут погрузилась в сон.