Любовь и Хоккей - Монти Джей Страница 10

И, конечно же, Бишоп.

Когда я уходила утром на тренировку, он встречал нас на катке, всегда готовый подтолкнуть меня. В то время как мой отец играл вспомогательную роль, тот, кто никогда не давил слишком сильно, Бишоп был сержантом по строевой подготовке. Я думаю, именно поэтому мы так много ссорились. Би хотел от меня всего наилучшего каждую секунду, пока я была на льду. Он стремился к совершенству, и я любила его за это.

К шести годам я уже играла за целую лигу. В девять лет я была впереди всех. Но я никогда не хотела останавливаться, вот почему Бишоп сказал, что я была так хороша, потому что у меня было сердце чемпиона.

С женщинами не обращались на игровом поле так же, как и с мужчинами, но я собиралась это изменить.

— Привет, папа. - Я вздыхаю, обнимаю его за талию и прячу лицо у него на груди. Успокаивающий запах Old Spice говорит мне, что все будет хорошо.

— Хорошо проводишь день рождения? - спрашивает он.

Я киваю, глядя на него с улыбкой.

— Хорошо. - Он целует меня в макушку.

— САЛЛИ! Пожалуйста, подойди и скажи этому придурку вафле, почему мы, чикагцы, не едим кетчуп на хот-догах?

Гости разразились дружным смехом, в том числе и я. Аурелия Элизабет Монтгомери Риггс. Какой, блядь, большой рот.

Она родилась в мире светских львиц и старых денег, но вы никогда не узнаете об этом, когда встретите ее. Риггс была одарена тем типом красоты, который люди считали Удачным для обложки журнала, моделью Victoria's Secret, симпатичной.

Вот только с красотой приходит боль, и никто не знал этого лучше, чем она. Ее отец был политиком, а мать - королевой-дебютанткой с юга. Я предполагаю, что когда у них родилась Аурелия, они были очень рады нарядить свою маленькую принцессу и превратить ее в идеальную дочь. Я бы все отдала, чтобы узнать, какие у них были лица, когда она попросила пару коньков вместо платья.

Спорт, предназначенный для мужчин, и полная противоположность конкурсам, которые ее мать представляла для своей маленькой девочки. Как только они бросили ей пару коньков, она стала для них всего лишь объектом. Они никогда не приходили ни на тренировки, ни на игры. Они были дерьмовыми гребаными людьми.

Вот откуда взялся весь гнев на льду, Риггс была там ураганом. Если бы она провела хоть одну игру, не попав в штрафную, я бы забеспокоилась, что с ней что-то не так. Хоккей не был для нее любовью, как для меня, это был способ выпустить весь гнев, который она накопила внутри себя.

Я направляюсь к ней, позволяя ей обнять меня за плечи.

— Как получилось, что Бишоп существует так долго и все еще ест эту томатную диарею в своей еде? - она заявляет, что наблюдает, как Би ест, с выражением отвращения на лице.

У Риггс нулевой фильтр, она не боится сказать вам все как есть. Это то, что делает нас такими близкими, мы честны друг с другом.

Бишоп откусывает огромный кусок хот-дога, жует его и напевает, просто чтобы позлить ее. Они всегда ссорятся, как братья и сестры. Они никогда не ладят, никогда. Я думаю, это в основном потому, что Риггс никогда не было легко любить, и большую часть времени она отвергает это. Бишоп просто не из тех, кто так легко отступает.

— Чертовски вкусно. Может, тебе не стоит так сильно беспокоиться о моих привычках в еде, Аурелия, - замечает он, и я закатываю глаза. Отлично, теперь она будет в бешенстве.

Она показывает ему средний палец. 

— Прекрати называть меня так, Маверик. Если бы от твоих привычек в еде меня не тошнило, я бы, блядь, не возражала, придурок.

— Не называть тебя как? Твоим именем? Аурелия, - подталкивает он, его ухмылка растет по мере того, как растет ее гнев.

— Ты, ублюдок…

— Дети, давайте обуздаем это, пришло время для торта! - Заявляет Попс из-за наших спин, останавливая Риггс от того, чтобы надрать Бишопу задницу. Бишоп сдерживает смех, в то время как Риггс пристально смотрит на него. Я со смехом качаю головой.

Этот дом наполнен любовью и поддержкой. Мои любимые люди во всем мире собираются, чтобы отпраздновать мою жизнь, и это делает этот день достойным всей боли, которую он приносит. Моя жизнь не была идеальной, как и я сама, но в моей жизни были люди, благодаря которым стоило жить.

Все это возможно благодаря двум вещам.

Любовь и хоккей.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мне действительно нужно подстричь эту гребаную швабру на голове, а моя борода нуждается в серьезной стрижке. Я взял за правило не стричься во время плей-офф, но теперь, когда сезон закончился, мне пора перестать выглядеть разъяренным лесорубом.

Я могу очень быстро превратиться из чистюли в страшного Снежного Человека. Я убираю волосы с глаз, насколько это возможно, и продолжаю свою тренировку.

Пять конусов установлены на льду в виде большой пятиконечной звезды. Я пробираюсь сквозь них, ведя шайбу по пути. Совершаю резкие движения вокруг конусов, раскрываюсь и убеждаюсь, что могу быстро менять направление.

Всегда нужно быть уверенным, что я быстро двигаюсь. Это ключ к отличной защите.

Но, блин, я чертовски ненавижу agility* дни (*имеется ввиду день отработки ловкости, скорости и манёвренности).

Я ненавидел их с тех пор, как начал играть. Что глупо, потому что почти каждый день был днем agility. Это хоккей, о котором мы говорим. Может быть, мне следовало играть во что-нибудь менее физически сложное, например, в бейсбол или шахматы.

Мои икры горят, легкие болят в середине вращения. И теперь моя мирная практика разрушена громким голосом Пэта Бенатара, доносящимся из динамиков арены. Я слегка подпрыгиваю, не ожидая звукового вторжения. Представьте себе это. Взрослый мужчина ростом шесть с чем-то футов, испугался резкого "Ты настоящий крепкий орешек …" из динамиков.

Как это уместно.

На моем лице появляется улыбка, и я качаю головой, в основном из-за этого образа в моем сознании, но также и из-за того, кто только что катался на льду, покачивая головой, как профессиональная певица 80-х. Лично я предпочитаю тренироваться в межсезонье в тишине. Только я и звуки коньков по льду. Мне больше ничего не нужно.

Однако я знаю только одного человека, который практикуется, разминается, черт возьми, даже слушает рок-музыку восьмидесятых. По ее словам, это настраивает ее на правильный лад.

— Ты пытаешься заставить меня оглохнуть, Вэлли?

Валор Салливан.

Она смотрит на меня, ее веснушчатое лицо расплывается в улыбке. Я смотрю, как ее красивые длинные ноги скользят ко мне. Она такая «старая» душа. Кого из пятнадцатилетних вы знаете, кто слушал Eddie