Дмитрий Щеглов - Жиголо Страница 11

А Виктория запоздало казнила себя:

– Номер тебе рядом надо было снять! Я сейчас только об этом догадалась.

Минут через десять они поймали частника. Федор назвал улицу. Через пол часа были на месте. Блочная пятиэтажка хрущевского типа встретила их замирающей жизнью. Во многих окнах уже не горел свет. Виктория обвела прилегающую территорию взглядом.

– Ничего, чистенько! Цветы кругом. Я думала, будет хуже!

Федор пропустил ее вперед.

– Нам на третий этаж.

Поднялись пешком. Виктория первой ступила в квартиру и удивилась. Ее встретила стерильная чистота. Аккуратно заправленная широкая кровать. Пол видимо был недавно вымыт. Она заглянула на кухню. За стеклом в небольшом шкафчике стоял минимум необходимой посуды.

– Хозяйка, видно, убиралась днем, – сказал Федор, – мы с ней договорились, что раз в два дня она будет заходить. И ей спокойнее, и мне. Она неплохая старушка. Чистенькая.

– Вижу! – сказала Виктория и разулась у порога. – Как в больнице.

– И воду дали! – обрадовался Федор, пройдя на кухню. – Живем! Вика! Хочешь, душ прими, пока я в магазин сбегаю. Тут есть круглосуточный. Я скоро.

Хлопнув дверью, Федор скрылся, а Виктория стала оглядываться. Нигде не было бросовой вещи. Глазу не на чем было зацепиться. А где же его вещи? – удивилась Виктория. После вселения к ней в номер обычно нельзя было зайти. Начинались долгие примерки перед посещением обычного газетного киоска. Выбрасывалась из чемодана вся одежда.

Виктория заглянула в коридоре во встроенный шкаф. Оправдывая себя, она назвала это не тайным обыском, а чисто женским любопытством. Внизу стоял чемодан и пара белых дорогих полуботинок. Под целлофановым чехлом висел персикового цвета добротный летний костюм. Она удивилась.

А он в чем всю неделю ходил? Вспомнила его хлопчатобумажные брюки и легкую тенниску. Да если бы он прошелся с нею рядом в этом костюме или вошел в ресторан, посетители зарыдали бы от восторга при виде такой как они пары.

Виктория собралась закрыть дверь шкафа, но смутные сомнения испытанные ею еще в первый день знакомства с Федором, помимо ее воли уже водили ее руками. В костюме ничего не было, пустые карманы. А вот в чемодане. В чемодане в книжке со стихами Блока она нашла фотографию двадцатитрехлетней девушки. Если бы Федор в первый день не рассказал об их поразительной схожести с этой красавицей, то она подумала бы, что это ее собственная фотография сделанная десять лет назад. Одно сходство было, взгляд у обеих был строгий, престрогий.

Виктория поднесла фотографию к губам и, повинуясь внезапному порыву благодарности к незнакомке, поцеловала ее лик.

– За тебя, красавица, я расплатилась сполна! Он прелесть родниковая, чистая, не целованная! Прости!

Ей захотелось, чтобы в этот момент оказался рядом Федор. Она бы на него херувимчика, как на стеклышко нежно дышала, и языком слизывала каждую пылинку. Желание оказаться в его объятиях залило Викторию с ног до головы. И в этот момент, когда она собралась закрыть чемодан, где кроме носков и белья больше ничего не было, в книге самопроизвольно открылась еще одна закладка. Там лежал железнодорожный билет, выписанный на имя Федора Боровикова.

Машинально Виктория глянула на станцию отправления и на дату. Станция была та, о которой он говорил, захолустная станция …энской области, а вот дата на билете…. Он лгал ей в утро их встречи, когда говорил, что приехал вчера. Приехал он в этот город месяц с лишним назад. Она положила книгу на место и закрыла чемодан.

Как это понимать? Неужели через его руки пять или шесть женщин? А она седьмая? И всем он рассказывает одну и ту же историю! А она глупая совершенно потеряла голову, как сучонка побежала за ним на другой край города. А здесь, до нее было еще семь, восемь развратных дам. Он скоро начнет ее раздевать и сравнивать с теми, другими. И когда она уедет, то тут будут и десятая, и одиннадцатая.

А как красиво говорил, что она единственная и неповторимая, какими глазами на нее смотрел, как нежно ласкал. И все это ложь! Ложь! Ложь! Виктория села на кровать и решила дождаться Федора, прежде чем уйти. А у нее насчет него были такие планы! Она хотела сообщить ему их сегодняшней ночью.

Уйти сразу или подождать и потребовать объяснения. Голова у нее закружилась. Он мне не муж. Я даже с мужа не требую объяснений. Какое я право имею с него требовать. Мало ли что я хотела ему сегодня предложить. Он об этом ни словом, ни духом, ни ухом, ни брюхом.

Щелкнул замок и на пороге появился Федор. Лицо его блаженно улыбалось. В его руках Виктория увидела два наполненных доверху пакета.

– Будем гулять до утра! Я взял бутылку коньяка, два шампанского и всякой закуски. Икра правда не черная, а красная. Ты как насчет красной?

Обычно в номере у Виктории начинались кувырки, после того как она возвращалась из буфета. Он ее доносил до кровати и начинал раздевать, будто они не виделись год и два месяца. Отдаваясь ему, она восклицала, что по такому случаю готова через каждый час снова спускаться в буфет.

Ненасытными были оба. Федор думал, что и сейчас она его встретит подобным образом. Ритуал отработан. Он или она прямо с порога начинали раздевать друг друга. Но Виктория задумчиво курила. Федор догадался, что эта недоверчивая, эта мнительная женщина проверила его карманы, заглянула под кровать, в чемодан, во все углы и что-то нашла. Что ее может беспокоить? Раскладывая на кухне продукты, Федор вспомнил. Он еще в первый день встречи с нею подумал, что надо бы выбросить билет, он ведь ей сказал, что приехал только вчера. Билет увидала и подумала, что он сюда баб косяками таскал. Или за ресторан надулась? Догадалась! Правильно говорят, ни на минуту женщин нельзя одних оставлять.

Федор сделал вид, что не замечает скверного настроения гостьи, и стал выставлять на стол тарелки и фужеры.

– Ты мне поможешь?

– Помогу! – ответила Виктория. Она в корне поменяла свои планы. Никакого предложения, как задумывалось ранее, а всего лишь у них будет прощальная, незабываемая ночь.

Когда общими усилиями стол был накрыт, и рюмки с коньяком должны были созвониться, Федор задержал ее руку.

– Подожди!

Он сходил в прихожую, достал из чемодана книгу Блока и положил ее на стол.

– Уверяю, Викуша, ты никогда не угадаешь, за кого я предложу поднять эту божественную влагу в хрустальном бокале. Пусть теснит мое сердце грусть, но в стесненном сердце замирает радость. Я хочу выпить бокал этого жидкого огня, за ту, которая была для меня несбыточной мечтой, а стала светлой и прекрасной явью. Любовь моя! Кипит моя душа, и кровь кипит. Ты, Вика, стала для меня, и солнце жгучее, и уголь антрацит. Я пью за вас двоих божественный напиток, два золотых бруска, я переплавил в новый слиток. За тебя, Викуша.

Федор торжественно раскрыл книгу и положил перед Викторией фотографию девицы, в которой с большой натяжкой можно было увидеть ночную гостью.

– Это она? – спросила Виктория.

– Она!

Женщины, есть женщины. Пока своего не получит не успокоится. Виктория пригубила бокал с коньяком и стала перелистывать книгу стихов Блока. Якобы, невзначай, она наткнулась на железнодорожный билет и стала его между делом изучать. Затем быстро спросила:

– Федя, помнишь, ты мне говорил, что ты в тот же день приехал, что и я, а билет за прошлый месяц. Значит, ты мне солгал?

Федор возвел руки к небу.

– Я так и знал, что у тебя только одно на уме! Ты уже столько раз пытала меня на эту тему… Да, я приехал раньше, но уверяю тебя, ни одна женщина, кроме, старушки хозяйки, не переступала порог этой квартиры. Тебе, не к кому меня ревновать. Я расскажу сейчас, а ты мне не поверишь. И вообще, почему я должен перед тобой оправдываться?

Федор сделал вид, что хочет обидеться.

Виктория его остановила.

– Если сможешь правдоподобно оправдаться, то уверяю тебя, не пожалеешь.

Чего скрывать, за недельные труды, за то, что он доказывал ей, что она единственный свет в его окошке, Федор ожидал тяжеловесного презента.

– Хорошо, я покажу, чем занимался весь этот месяц, только ты отвернись.

Виктория отвернулась. А Федор вышел в холл, сбросил с себя дешевый, китайский хлопок, и облачился в персиковый костюм, в белые туфли из мягкой кожи, в сорочку в пышным жабо, на голове появилась белая шляпа, а в руках гнутая трость.

Концом трости он осторожно постучал в полуоткрытую дверь, ведущую в единственную комнату, и нарисовался на ее пороге.

– Смею ли обеспокоить? Виктория Петровна, здесь собирается почивать?

Перед Викторией стоял высокий, стройный, молодой мужчина, с чистым лицом и пронзительными глазами. Денди! Джентльмен. Мачо! Все три сравнения легким облачком отразились на ее челе.

– Собиралась! А сейчас в раздумье!

Федор стоял в проеме двери.

– Ваш покорный слуга весь этот месяц до встречи с вами, одевался подобным образом и как форменный идиот, как павлин в гордом одиночестве фланировал по городу. Вы можете достопочтенная Виктория Петровна этому поверить?