Вера Копейко - Последний фуршет Страница 11

Лиза долго ничего не делала на своем участке, через него уже проложили народную тропу. Ей пришлось возвести забор из сетки-рабицы вокруг ничего, потому что однажды утром асфальтовый каток подошел вплотную к ее территории, а рабочие прикидывали, какой ширины делать дорогу.

Теперь забор стоял уже другой, из штакетника, крашенного в желтый цвет, как и дом с мансардой, построенный из бруса и обшитый вагонкой.

Лиза поставила машину на площадку рядом с домом и закрыла ворота. Всякий раз при этом она чувствовала себя так, будто за ней гналась стая возбужденных собственным лаем собак, но ей удалось от них убежать.

Все, что Лиза видела перед собой, было ее. И такое, как она хотела: елочки вдоль забора, две сосны на севере, карликовая яблоня в центре, разбросанные по зеленеющему газону желтые тюльпаны, нарциссы чуть светлее. Ее взгляд замер на жемчужно-розовых гиацинтах, она втянула воздух и закрыла глаза, всего на секунду. Постояла, закинув голову, словно желая наполнить каждую клеточку этим, своим, воздухом. А когда уловила тонкий теплый аромат гиацинтов, открыла глаза. Все, она приехала к себе. Наконец-то снова.

Лиза взбежала на крыльцо, отворила дверь. В доме пахло деревом и донником. Каждую осень она собирала букет из желтого и белого донника — растения, у которого пахнут не только цветы, но и листья, и стебли. За зиму он высыхал, но даже сухой не терял запаха — надо сказать спасибо кумарину, хорошо известному, между прочим, парфюмерам.

Лиза приехала сюда успокоиться, сосредоточиться и подумать. Для этого занятия у нее есть хороший компаньон. Еще ни разу он не отказался помочь ей.

Бросив на веранде сумку, она шагнула к лестнице. Деревянная, довольно крутая, но с широкими удобными ступеньками, она вознесла Лизу в мансарду, где в сейфе из толстого металла, обшитого деревом, лежал самурайский меч.

Она перевезла сюда остатки отцовской коллекции клинков — не самые ценные вещи. Потому что дорогие Лиза продала и построила эту дачу. Конечно, пришлось добавить кое-что из денег за проданную квартиру в Петропавловске-Камчатском.

В первый раз, уложив клинки в недра сейфа, она поймала себя на мысли: не рискует ли, оставляя их здесь? А потом ей стало смешно — о самом доме, который гораздо дороже, не беспокоится, а о них — да.

Поднялась в мансарду, громыхнув связкой ключей, открыла металлическую дверь.

— Привет вам. Вы, я вижу, в порядке.

Лиза чувствовала, как бьется сердце, а рука тянется к главному мечу.

— Как хорошо, что я тебя сохранила, — тихо проговорила она.

А было искушение продать его первым, потому что из всей отцовской коллекции он самый ценный.

Лиза вынула самурайский меч и положила на стол. Зеленое сукно, в которое тот был завернут, оттеняло матовый цвет стали. Это они с отцом довели его до совершенства. По крайней мере, каким они себе представляли совершенство.

Лиза училась в восьмом классе, когда отец принес домой что-то, замотанное в серую мешковину. Лицо его было таким сияющим и молодым, что дочь прокралась за ним в кабинет. Он сделал вид, будто не заметил, как она спряталась за пузатым от поролона креслом. Когда отец развернул мешковину, Лиза приподнялась на цыпочки и заглянула через плечо.

— Да ладно, ладно, я знаю, что ты здесь. Смотри. — В его голосе звучало восхищение.

На тряпке лежал меч — зазубренный и траченный временем. Лиза поморщилась. Отец, который ожидал увидеть восторг, равный собственному, на лице дочери, удивился и с досадой спросил:

— Ты не понимаешь, какая это ценность?

— Не-а. — Лиза покрутила головой. — Ржа-авый, — она скривилась.

— Это самый настоящий самурайский меч. Примерно шестнадцатый век. Ты вдумайся! Он — теперь главная вещь в моей коллекции.

— А где ты его откопал? — спросила Лиза, ощущая легкую вину.

— Не я. Мои аспиранты. Я отправил их в экспедицию на Безымянный, а они нашли его под слоем пепла. Понимаешь, если там когда-то бывали японские самураи, то, значит, можно покопаться и найти еще что-то!

— Ты пойдешь на вулкан Безымянный?

— Обязательно. Лиза, Лиза, посмотри, какой металл. Прошли века, а он до сих пор жив. — Отец провел пальцем по шершавому клинку. — Это прекрасная сталь. Запомни, мы называем такую дамаск. Взгляни, — призывал отец, и голос его дрожал, как никогда, — цуба, гарда, металлические накладки по обе стороны рукояти, ее навершие — великолепно все!..

Лиза прошлась пальцем по холодному металлу. Всякий раз это движение успокаивало. Мысли словно обретали русло, оно, казалось Лизе, проходит по острому длинному клинку. Мысли злые, темные, недостойные не укладывались в это русло, оставались за его пределами.

Размахнуться бы мечом и... разрубить все узлы, которые завязались в последние годы в ее жизни. Когда Лиза смотрела на этот меч, ей казалось, что она глубже дышит и все то, что мешало, отпускает, отступает.

В двадцати томах Кикидуйосаи, изданных в Киото в середине девятнадцатого века, написано все об искусстве изготовления клинков. Лиза читала все двадцать, а потому хорошо представляет, как мастер готовился к работе над этим мечом. Он исполнял ритуал очищения всего организма. Надевал белую одежду, черную шапочку, по форме похожую на лодку. Потом становился в кузнице перед алтарем синто и настраивал свой дух на предстоящие свершения... Настраивал дыхание. Он не выходил в мир, пока работал над мечом. Неделями.

Свое имя он оставил на хвостовике меча, под деревянной рукоятью. И рядом с ним — пожелание счастья тому, в чьи руки он попадет. А значит — ей тоже...

Она помнит, как огорчился отец, когда снял рукоять и они увидели иероглифы. Ни он, ни Лиза не могли раскрыть их смысл.

— Я выучу японский! — заявила она отцу. Тот спокойно кивнул. Он не сомневался в своей дочери. Он верил ей, как верил в еще одно ее обещание: — Папа, я буду заниматься клинками всю свою жизнь.

Потом она сказала отцу имя мастера, успела. Его звали Аканума.

Лиза приподняла меч. Какой тяжелый. В бою меч всегда был оружием третьей очереди. Когда не помогали больше ни лук, ни дротики и копья.

Так что же? Не значит ли это, что пришло время клинков и в ее жизни? Лиза посмотрела в окно. Оно выходило на лес, перед глазами качались верхушки елей. Острые, как мечи.

— Зачем тебе ножи, кинжалы, самурайские мечи? — снова услышала она капризный голос Славика. — Я никогда не буду ими заниматься. Выброси из головы все японские слова на эту тему.

С тех пор как она увезла остатки отцовской коллекции на дачу, Славик, всякий раз наблюдая, как она укладывает сумку перед поездкой, насмешливо интересовался:

— Снова измена? Снова ты едешь на свидание к своим ножам?