Анна Богданова - Самое гордое одиночество Страница 11

Адочка, хоть и работала уборщицей в овощном магазине, в душе чувствовала себя творческим человеком. Если быть точной – великим модельером всех времен и народов: всю одежду, вплоть до обуви, как себе, так и Афродите, переделанной из болонки в йоркширского терьера с помощью стрижки и ежемесячного окрашивания животного хной, кузина моя делала своими руками. Она и по случаю Нового года сотворила себе эксклюзивный костюм снегурочки: поверх старого, вытертого светло-серого зимнего пальто Адочка надела будто сплетенную паутину – нечто вроде бледно-голубого платья; тоненькие ножки ее обтягивали вязаные рейтузы того же цвета, под коленками болталась голубая вязаная сумка-сарделька, где (не сомневаюсь) лежал хвойный освежитель воздуха, который выполнял две функции: использовался как духи и как средство самозащиты (зачастую она оборонялась, неожиданно брызгая обидчику в глаза аэрозолем). Вот только головной убор ее несколько не соответствовал образу внучки Деда Мороза, а напоминал колпак Санта-Клауса, но не красного, а небесного цвета.

Здесь самое время вернуться к теме мщения свободных женщин противоположному полу. Замечу, что никто из нас не пламенел сим чувством так ретиво, как Адочка. Она намеренно причиняла зло совершенно незнакомым мужчинам с целью расплатиться за все сразу. И за свой неудачный брак с мужчиной небольшого роста с огромным пивным животом, имени которого я до сих пор так и не знаю. И за свою недавнюю любовь к обманувшему ее Шурику (сыну той самой злобной вдовицы Эльвиры Ананьевны, что стала причиной развода родительницы моей с Николаем Ивановичем и которая упекла, якобы по ошибке, всех их кошек в немецкий приют). И за безобразное, пренебрежительное отношение к ней ее начальника – директора овощного магазина, который нарочно дует (по словам Адочки) мимо унитаза и заставляет ее по три раза на дню мыть пол в туалете...

Кузина в своей расплате немногословна, больше действует, не то что мы – пером, словом и воспитательными мерами...

Как-то около месяца назад она попросила меня съездить с ней вместе в магазин пряжи и выбрать цвет ниток (к Новому году сестрица решила связать мне длинный-предлинный шарф, похожий на нескончаемую змею). Поначалу все было вроде бы нормально – Адочка, перекрикивая шум машин и по нескольку раз повторяя одно и то же слово, рассказывала о подонке Васюкове – директоре овощного магазина, но стоило нам только попасть в метро, где народ сновал взад-вперед в огромном количестве, где все брыкались, чертыхались и толкались, сестрица принялась осознанно и со всей силы отдавливать ноги представителям противоположенного пола. Мало того – она активно работала локтями и пихалась спортивной сумкой, взятой специально по случаю поездки за шерстью.

Войдя в вагон, в страшной сутолоке я нечаянно наступила на ногу средних лет мужчине, на что тот слишком бурно отреагировал:

– Нужно смотреть, куда ходули ставишь! У меня мозоль на пальце, а ты прямо на нее попала своей ножищей! – закричал он на меня.

– Извините, пожалуйста, я не хотела... – промямлила я.

– Мозоль? Мозоль? – встрянула кузина. – А грибка нет? Нет грибка? – Тот недоуменно глядел на нее. На минуту немолодой мужчина с мозолью на пальце даже растерялся. – Жаль, Маша, ты ему на одну только ногу наступила! Жаль! Но это ничего! Ничего! Сейчас я быстро исправлю ситуацию. Быстро! – И Адочка наступила на его вторую ногу. – Надо было еще локтем под дых долбануть! Под дых! И сумкой по башке со всего размаху! Вот так! Вот так! – продемонстрировала мне она все, что я должна была проделать с немолодым мужчиной с мозолью на пальце. Тут поезд остановился. Кузина с невероятной быстротой достала из маленькой сумки-сардельки хвойный освежитель воздуха, пшикнула пару раз ему в глаза и, схватив меня за руку, выдернула из переполненного вагона на перрон. – Вот как с ними надо! А ты стоишь и слушаешь его дурь! Дурь его слушаешь и еще прощенье просишь! Прощенье еще просить у такого ка-азла! – Особенно смачно она произнесла тогда слово «ка-азел», но после той поездки в метро я стала опасаться перемещаться по городу с кузиной в общественном транспорте, потому что понимала – ничем хорошим ее действенная и пламенная месть не кончится.

Но вернусь к Новому году.

Огурцова уже не слышала эмоциональной Адочкиной речи – ее ноги устали держать отяжелевшее пьяное тело, подкосились, и кончилось тем, что Анжелка плюхнулась в сугроб и захрапела, забыв о так и не выявленных талантах Кузьмы – подруге нашей уже снился волшебный новогодний сон. На том праздник был завершен.

А в целом мы очень неплохо встретили этот Новый год. Сначала собрались дома у гоголеведов – выпили, закусили, потом пошли к нам – у нас снова закусили и выпили, засим к звезде телеэкрана и заведующей проктологической аптекой, а в конце отволокли спящую мать двоих детей до квартиры Нины Геннадьевны Огурцовой и разошлись по домам. Адочка в ту ночь осталась у нас.

Через день родительница моя, подхватив переноску с Рыжиком и с гордостью положив в сумочку мобильный телефон, отчалила в деревню Буреломы, строго-настрого наказав напоследок не связываться с кобелями (она так и выразилась – не связывайся, мол, ни с какими кобелями!), пообещав звонить мне каждый день и регулярно писать письма с подробным изложением тихой, счастливой и свободной жизни своей.

Несомненно, этот Новый год я встретила во стократ лучше прошлого, как и предрекала Пулька. Она, бесспорно, права, когда говорит, что с мужиками, в особенности на праздники, лучше не повязываться – кончится тем, что будешь сидеть в одиночестве и реветь белугой от обиды и несправедливости. Никогда не забуду встречу прошлого Нового года. Как перед боем курантов раскрываются двери лифта и я вижу Кронского с жирной, вульгарной, крашеной блондинкой с черными, отросшими волосами у корней в недвусмысленной позе... И как потом я пешком плелась под хлопки петард до своего дома.

К тому же всех нас – свободных, разведенных женщин, решивших справить этот Новый год вместе, объединяло совершенно одинаковое, если можно так выразиться, настроение или состояние духа. Все мы вплоть до «йоркширской терьерши» Афродиты, которая, по словам Адочки, никогда с кобелями не связывалась и до сих пор хранит девственность, испытываем чувство гордого одиночества – именно гордого – подобного тому, какое бедный, униженный и оскорбленный человек ощущает. По мнению великого нашего пророка Федора Михайловича Достоевского, человек, обиженный обществом и судьбой, горд своей бедностью и наслаждается этим своим социальным положением. Так, собственно, и мы упиваемся наступившим в нашей жизни одиночеством и гордимся им.