Елена Лобанова - По обе стороны любви Страница 11

— Ну и что — достала все-таки? Вот видишь! Не знаю я, конечно, но, по-моему, тоже неплохой предмет. То — патриотическое воспитание, а это — общее развитие. Лично у нас вот такого не было!

Иногда Вероника не могла понять: нарочно он выводит ее из себя или на самом деле такой правильный? Ну просто равносторонний треугольник! Она посмотрела на мужа прищурившись.

— Предмет, может, и неплохой. Только меня, может, этому не учили! Такая вот маленькая деталь. Лично у нас в институте русскую литературу преподавали и старославянский язык, а слово «бодхисатва» я, может, вчера сама первый раз в учебнике прочитала! Да, да, бот-хи-сат-ва! Вот слышал ты что-нибудь подобное? Правильно, и я так же… А это у буддистов, между прочим, важнейшее понятие. Типа существо, стремящееся к просветлению и спасению человечества. Вот и преподавай детям такие штуки!

Наконец-то супруг явно озадачился. Даже прошелся по комнате туда-сюда с недоумевающим выражением.

— Да-а, это у тебя дело ответственное… Слушай! А может, с Петей посоветуешься? Ну, с Сашкиным шурином? Он как-никак у нас лицо духовное, хоть по первому образованию и инженер. Батюшка все-таки, отец Петр! Они же в своих семинариях наверняка такое изучают. Сашка говорил, он теперь в новой часовне, не то в храме на Гидрострое. Узнать, может? Он вроде вообще так ничего… Люди к нему на исповедь ходят. Одного мужика даже вроде от самоубийства отговорил!

— Очень рада, — мрачно откликнулась на предложение Вероника. — Только как-то мне не до Гидростроя сейчас! Тут временный журнал назавтра завести, протокол родительского собрания с мотивацией пятидневки, а через неделю, будьте любезны, — план воспитательных мероприятий на полгода плюс планирование календарное на весь год по классам. Не мало?! Ну и деньги собирать, само собой, на питание, на охрану, на классные-школьные нужды… И каждый дрожит, что убьют когда-нибудь с такими деньгами!

Последние слова развеселили мужа: он оскорбительно захмыкал. Потом укоризненно покачал головой.

— С живыми детьми вы работать разучились, вот что! — заключил он веско. — Хочешь обижайся, Венька, хочешь нет, но я так скажу — превратились вы в бюрократов! Ну-ка, сама вспомни: в наши времена нас как воспитывали?!

— О-о-ой, только не заводи опять про свою драгоценную Ольгу Федоровну! Тошнит уже! И не надо делать вот это… УМНОЕ ЛИЦО!

— Тошнит ее! А сами-то вы что можете? Ни в контакт с ребенком войти, ни понять интересы…

— А что там понимать? Интерес у этого Беспечного, кроме разных гадостей, один — бокс! Он в прошлом году месяц не ходил — болел, видите ли! Ну, я притащилась узнать — чем… Открываю калитку, а он во дворе во-от в такенных перчатках боксерскую грушу обрабатывает!

— Ну вот, видишь? Спорт! — обрадовался муж.

— Мордобой это, а никакой не спорт! Он на груше натренируется, а потом в школе всех подряд колошматит.

— Все равно должны быть какие-то методы, — упорствовал супруг. — Воспитательные я имею в виду. Может, с семьей надо почаще встречаться… Мать-отец у него есть?

— Да вроде бы… Мать вот сегодня на собрание вызвала. Является раз в год по обещанию.

— Ну вот и погово… подожди! Так ты уходишь, что ли? — спохватился он.

— Здра-а-асьте! О чем речь два часа! Говорю же, Светка докладную директрисе написала, вот собрание провожу внеочередное. Родительский актив через повестки собирала.

— А за Натальей в садик кто пойдет?

— И снова здрасьте! Она ж дома давно! Не слышишь?

Из-за стенки как раз донесся плаксивый Маришкин вопль: «Не трогай! Уйди! Ма-ам!»

— Так что каша вам в кастрюле, а чай сами заварите, — подытожила Вероника уже от двери.

— Опять пища лордов? — мрачно уточнил муж напоследок.

— Овсянка, сэр! — И она сердито хлопнула дверью. Но все-таки успела еще услышать Туськино негодующее: «Мама ушла?!» Теперь, значит, ожидай рева на добрый час, если не ухитрятся отвлечь ребенка…

На улице обнаружилось, что уже стемнело. То ли хмурый день раньше времени сдал свои полномочия ночи, то ли надвигающийся октябрь решил издали показать свой мрачный характер. Однако этот вечер выдался тихий, безветренный и какой-то смиренный, с приглушенными голосами прохожих и едва слышным шуршанием листьев.

Вероника как раз проходила мимо сквера, когда зажглись фонари. Она даже вздрогнула от неожиданности: вдоль всей ограды и внутри сквера, по обе стороны аллеи, в одно мгновение расцвели ряды светящихся матовых шаров, похожих на одуванчики. Когда же их успели здесь поставить? Они разом придали вечернему пейзажу завершенность — словно темный бархат украсили сверкающей вышивкой.

Беспричинная тоска опять подступила к Веронике.

Когда-то, тысячу лет назад, она шла по такой же аллее с мужем — нет, тогда еще не мужем, а неведомым и прекрасным, лучшим в мире человеческим существом. И сама она тоже была неведомым и прекрасным существом. И то, что они шли вместе по этой дороге среди цветов — живых, а не стеклянных, — означало что-то необыкновенно важное, самое важное, невыразимое словами…

Но разве никак нельзя больше вернуть это? Разве нельзя отправиться гулять по городу, как в юности, под шорох листопада и обрывки случайных мелодий? — возразила она своим же мыслям. И с обреченностью ответила сама же себе: нельзя. Ибо все те мелодии смолкли и осенние листья давно засыпали потайную тропинку к тому прекрасному и невыразимому… обману.

Так что лучшее, что можно теперь сделать, — это постараться устроить все как у людей. Посидеть вечером с детьми, или с мужем за кофе у телевизора — хотя кофе когда еще закончился! — вот-вот, купить кофе и попытаться наконец остановить это сумасшествие, вечно в спешке, бегом, высунув язык: вторая смена, или собрание, или успеть за хлебом, пока не расхватали… а кстати, пластилин! Надо же немедленно найти Маришке пластилин на завтра, на урок труда! Опять чуть было не забыла…

Однако вместо веселой ярко-желтой вывески «Канцтовары» на углу в глаза холодно блеснуло неоновое сообщение: «Сотовые телефоны». И не успело еще сознание переработать эту информацию, как прямо из-под неоновых букв навстречу ей снизошел не кто-нибудь, а сама Беспечная-мать в кожаной мини-юбке и во всем великолепии вечернего макияжа.

Беспечная была красавица в стиле вамп: с огненными очами, черными как ночь волосами и ярко-алыми губами. Таких роковых вампирш можно было встретить у Светки на страницах «Космополитена». Но сейчас Вероника, увы, не сидела с игрушечной кофейной чашечкой на Светкиной кухне, а торопилась на работу. И потому поспешила сделать официально-приветливое лицо.