Дениз Хагерти - Лучи любви Страница 11

— Во времена ее величества королевы Елизаветы здесь устраивались собрания, балы, — торжественно сообщил дворецкий.

Мэг подошла к громадному камину, доходившему до потолка. Перед ним стояли смешные низкие креслица. Она устало опустилась на одно из них. Сэндби молчал.

— В шестнадцатом веке здесь было, наверное, весело, — задумчиво проговорила Мэг.

— О да, — живо отозвался Сэндби, как будто сам был непосредственным участником.

Балы… Мэг мысленно заполнила галерею и лестницу блестящими дамами и кавалерами в нарядах золотого шитья, усыпанных драгоценными каменьями. Они оживленно переговаривались друг с другом. В ушах Мэг зазвучали музыка и смех… Деликатное покашливание Сэндби вернуло ее к действительности.

— Это, так сказать, музейная часть. Леди Кэролайн сюда почти не заходила. Пройдемте в левое крыло. Оно обставлено исключительно по ее указаниям, и я покажу вашу комнату.

Осмотрев апартаменты левого крыла, Мэг поняла, что все написанное о красоте Окридж-холла и вкусе Кэролайн не было преувеличением. Интерьеры создавали впечатление простора и простоты. Здесь не было ничего нарочитого и лишнего. Они прошли через две гостиные, Одна небольшая, с палевыми стенами, палевой же обивкой кресел, яркими апельсиновыми шторами и сине-голубым плафоном потолка в тон ковра, и парадный салон, выдержанный в розовых тонах. В обеих комнатах современные диваны и глубокие кресла соседствовали со старинной мебелью.

Почти всю стену салона напротив рояля занимало большое полотно с изображением парка Окридж-холла конца девятнадцатого века, что было понятно по костюмам гуляющих мужчин и женщин. Напротив висела маленькая картина — лужайка с раскидистым дубом. Внимание Мэг привлекла изображенная в центре пара. Мужчина и женщина сидели на скамейке под огромным деревом, нежно прильнув друг к другу. Деревья, небо, дом были написаны рукой истинного мастера, а люди — в совершенно иной манере. Мужчина в камзоле и девушка в кринолине напоминали кукол.

— Как странно, — Мэг показала на фигурки. — Как будто писали два разных художника.

— Так оно и было, — пояснил Сэндби. — Картину написал сам Кром, а мистер Джон Феннел, он тоже иногда баловался кистью, пририсовал себя и свою жену Мэри. Они часто сидели здесь, и он решил увековечить эти моменты.

Мэг внимательно посмотрела на молодых влюбленных. О том, что они любят друг друга, говорили и поза, и выражение их лиц. Головка молодой женщины лежала на плече мужчины.

— Какие они милые! А дуб сохранился?

— И дуб, и скамейка. Сами увидите.

Сэндби повел Мэг дальше. Миновав золотисто-белую столовую в барочном стиле, они оказались в желтой комнате. Полосатые диваны, кресла и банкетки явно были выполнены по специальному заказу: золоченое дерево, итальянский шелк, бархат. Мэг чувствовала себя среди всего этого великолепия самозванкой. Похоже, такого же мнения придерживались и лица на портретах. Особенно пренебрежительно смотрела на нее красавица в белом платье с парного портрета над камином. Мэг даже вздрогнула.

— Виконтесса Лигонье, — пояснил Сэндби, — а это — виконт Лигонье, — указал он на другой портрет.

На нем был изображен молодой щеголь в красном камзоле конца восемнадцатого века рядом с породистой лошадью под седлом. Лошадь, подумала Мэг, выглядит намного дружелюбнее.

— Да-да, — словно читая ее мысли, сказал Сэндби. — Гейнсборо тогда упрекали, что он лошади уделил внимания больше, чем хозяину. Кстати, потомки этих Лигонье живут неподалеку и бывали здесь частыми гостями.

Наконец они поднялись по лестнице с резными перилами на второй этаж и остановились у одной двери.

— Сиреневая комната! — торжественно объявил Сэндби.

Мэг открыла дверь и замерла в восхищении. Это была самая красивая комната, которую ей когда-либо приходилось видеть в своей жизни. Сиреневые, затканные серебристыми ирисами портьеры обрамляли огромные до пола окна. Те же цветы украшали лиловые обои. Пол был устлан мягким лиловым ковром. Над туалетным столиком, инкрустированным розовым деревом, висел портрет молодой Кэролайн в вечернем платье. Пират, заметив огромную низкую кровать розового дерева с перламутровыми инкрустациями, радостно покинул Мэг и устроился на одной из многочисленных подушек, явно почувствовав себя здесь уютно. Сэндби стоял сзади и наслаждался произведенным эффектом.

— Сколько здесь лет Кэролайн? — спросила Мэг, указав на портрет.

— Двадцать, мисс. Она считалась самой красивой молодой леди в нашем округе и в том году была объявлена королевой гейнсборовского бала. Чай будет готов через пятнадцать минут, — добавил он. — Вот здесь ванная. — Дворецкий указал на скрытую в обивке дверь и, шаркая по ковру, удалился. Аттельстан жалобно посмотрел на Мэг и остановился в нерешительности у двери.

— Ну, иди ко мне, моя собачка, — позвала его Мэг, и тот, радостно виляя хвостом, уткнулся ей в колени.

Сэндби принес чемодан. Быстро облачившись в джинсы и любимую клетчатую рубаху, Мэг туго скрутила волосы в пучок. Увидев в зеркале свое отражение, она покачала головой и высунула язык. Да уж, поместью явно не повезло с хозяйкой. Странно, что портреты еще не попадали со стен, рассуждала она, спускаясь вниз. Аттельстан и Пират эскортировали ее. Видно было, что между ними установилось взаимопонимание. Пират не хотел связываться с собакой из лени, а Аттельстан, похоже, просто обладал хорошим нравом. Если Сэндби и был шокирован видом новой госпожи, то умело скрыл это.

— И все-таки, кто такой Розовый мальчик? — спросила Мэг за чаем.

— Молодой Николас, или Розовый мальчик, был написан Томасом Гейнсборо здесь, в Окридж-холле. Этот портрет был затем увезен из поместья, но незадолго до смерти Мэри, молодой жены сэра Джона Феннела, служанка увидела мальчика в розовом камзоле в библиотеке — он горько плакал. И теперь перед каждым несчастьем в доме слышится детский плач и появляется Розовый мальчик. В 1815 году он возник перед пожаром, в 1901-м его видел сэр Уолтер перед тем, как погиб на охоте. Сэру Филиппу Феннелу он явился перед его гибелью, и, наконец, — голос Сэндби снизился до шепота, — мальчика видели сразу трое слуг в левом крыле три дня назад. Поэтому прислуга покинула дом, не желая дожидаться очередного несчастья.

— А вы почему остались? — спросила Мэг.

— Я всю жизнь служил Феннелам, мисс. Даже если бы Розовый мальчик лично пожал мне руку, я не покинул бы этот дом, — с достоинством ответил Сэндби.

Торжественность минуты нарушил Аттельстан, стащив с тарелки печенье.

— Ах ты ворюга! Совсем песик распустился, мисс, — посетовал Сэндби, но по взгляду, брошенному им на собаку, было понятно, кто виновник сей распущенности.