Франсуаза Бурден - Нежность Аксель Страница 11

Аксель кивнула головой, но по-прежнему выглядела задумчивой.

— Результат Крабтри меня поразил, — наконец сказала она.

— Если говорить честно, меня тоже.

— Это из-за смены наездника?

— Несомненно. Антонен самый опытный в конюшне, и даже если он не выдерживает конкуренции, всегда стремится к победе… Сегодня утром он был рассержен и, когда ему велели не прекословить, метал громы и молнии. Ромен же повиновался приказаниям и не добивался Макассара.

— Да, возможно… Ах, как бы мне хотелось самой пустить его в галоп!

Бенедикт не ответил, зная, что многого лишил ее, несколько лет назад запретив садиться на лошадь. «Ты ничего не увидишь, если будешь среди других. Нужно стоять на земле и спокойно смотреть на всех по очереди. И еще, между нами: ты никогда не завоюешь авторитет, если позволишь себе разъезжать со свисающей над дорожками попой!» Она поняла, что он хотел сказать, и пошла на эту огромную жертву.

— Памела меня разочаровала, — добавил Бенедикт. — Для такого спринтера, как она, не было ничего невозможного.

— Скоро она войдет в раж…

— Скажешь тоже.

Он поднял глаза и несколько секунд внимательно разглядывал внучку. Славная женщина-тростинка. «Тростинка» было подходящим выражением, поскольку Аксель была маленькой, как ее мать, и каким не суждено было стать Дугласу. Небольшая, но хорошо сложенная, привлекательная, с красивыми формами и тонкой талией. Несмотря на испачканные землей ботинки, джинсы и кожаную куртку, она выглядела женственной, с капелькой чувственности, от чего мужчины легко теряли головы. Ее всегда блестящие белокурые волосы по утрам были собраны в конский хвост, а после обеда, если она собиралась на ипподром, — в пучок. Дома она иногда распускала их по плечам или перехватывала большой заколкой. Подобно всем Монтгомери, кроме Кэтлин, у нее были яркие глаза лазурно-небесного цвета, тонкий прямой нос и улыбка, уже отмеченная двумя морщинками в уголках губ. У Бенедикта сердце сжималось, когда он думал, что ей пора выходить замуж и заниматься детьми, а не чистокровными скакунами. Но может быть, ей удастся сочетать одно с другим? Она достаточно волевая и энергичная для этого, и насколько ему известно, страсть к лошадям укоренилась в ней довольно прочно.

— Почему ты так на меня смотришь, Бен?

— Забавно, но ты напоминаешь моего отца.

— Гаса?

— Ты его не знала, но уверяю, в тебе есть что-то от него.

— Если бы я могла воспитать столько победителей, то считала бы себя счастливой!

— Победители у нас есть. Чего нам недостает, так это рысака-фаворита. Чемпиона, способного завоевать гран-при.

Все тренеры, будь то в Мезон-Лаффите или в Шантийи, мечтали о коне, который принес бы им высшее признание. Выиграть приз Триумфальной Арки или Жокей-Клуб означало войти в историю бегов и стать легендой.

— Посмотрю, что делают остальные, — решила Аксель.

Она отошла было, но снова вернулась.

— Забыла сказать, я сейчас обедаю с Дугласом…

Бенедикт молча кивнул, ожидая продолжения, но она больше ничего не добавила и ушла. Она имела право видеть брата и поддерживать с ним отношения. В один прекрасный день этот сорвиголова Дуглас вернется домой примерным мальчиком, и тогда Бенедикт протянет ему руку. До того дня он не желает ничего о нем слышать.

— «Фуа гра»[2] с печеным картофелем, сок а ля лакрица, — объявил метрдотель, ставя тарелки.

Изысканное оформление, уютная атмосфера, высококлассная кухня — все служило тому, чтобы очаровывать клиента «Тастевена», лучшего ресторана парка.

— Ты принимаешь меня, как набоба, а на самом деле я тебе ни к чему, — заметил Дуглас с натянутой полуулыбкой.

— Это просто ради удовольствия, — ответила Аксель.

Твердо решив не позволить втянуть себя в язвительный спор, она дала себе слово сохранять спокойный тон.

— Мы видимся недостаточно часто, и мне грустно из-за этого, — искренне добавила она.

— У тебя есть время об этом думать? При твоих-то обязанностях ты могла бы спокойно забыть обо мне.

— Перестань, Дуг. Ты мой брат, и речи нет о том, чтобы я о тебе забыла!

— Однако, учитывая ваше отношение, можно подумать совсем другое.

Он относил ее к лагерю Бенедикта, возможно, даже всех Монтгомери, и продолжал жить изгоем.

— Расскажи мне, чем ты занимаешься, — сказала она, не поддавшись на провокацию.

— Ладно, рассказ будет коротким! Я ничего толком не умею делать, и никто нигде меня не ждет. Без диплома, без образования и без опыта — не считая этих дурацких лошадей… Кто же захочет взять меня на работу? И на какую?

С горьким смешком он бросил ей вызов, и она должна была найти ответ. В наступившей тишине он набросился на печенку, но, проглотив несколько кусочков, снова принялся за свое.

— Аксель, ты вполне могла бы оказаться на моем месте. У тебя тоже нет бакалаврского диплома, и ты всего лишь пользуешься благосклонностью Бена. Если вы поссоритесь, ты перестанешь для него существовать, будешь нулем без палочки.

— Я не пользуюсь его «благосклонностью», — попыталась она защититься, — я с ним работаю. И те шесть месяцев, пока он в Англии, я работаю одна. Тренер — я.

— Э, только не пой эту песню мне! Если завтра Бена не станет, половина владельцев заберет своих лошадей. Ты еще слишком молода, чтобы быть, как ты говоришь, тренером, и скоро станешь староватой, чтобы найти достойную партию. Поскольку твоя охрана при тебе, старушка, только муж может спасти тебя от деда.

Она в ярости склонилась над столом и заметила тихим, но пронзительным голосом:

— Это наш общий дед — твой и мой. Ты уже не помнишь, кто тебя вырастил?

— Если речь идет о благодарности за кормежку… Это тоже было поводом для встречи? Ох, ну вы и комики!

Ценой большого усилия ей удалось подавить гнев. Каждая встреча с Дугласом заканчивалась одинаково. Сначала он выливал целый поток реальных или вымышленных претензий, обвиняя семью, а потом уходил, хлопнув дверью. Она не хотела скандала: ресторан был полон знакомых, которые уже начинали бросать на них вопросительные взгляды. Зачем она пригласила брата сюда? Если она полагала, что здесь мило, то ошиблась, но поняла это слишком поздно. Знакомые лица и роскошь «Теставена» поневоле напомнили Дугласу о том, чего он лишился и к чему не имеет доступа.

— Давай не будем спорить, — прошептала она. — Я очень люблю тебя, Дуг, я на самом деле хотела бы тебе помочь.

— Чем, бедная моя? Чем…

Ей показалось, что она тронула его, потому что он смотрел ласково.

— Ты должна знать, что не так давно я звонил Джервису. У меня была надежда, что он не настолько туп и не такой злой, как Бен, но это настоящее ничтожество. Как бы там ни было, он ничего не знает, он не вправе ничего решать, к тому же ему, будто он король, наплевать на все.