Оливия Карент - Дигди? Никогда! Страница 11

— Клянусь дьявольскими потрохами, это так! — неожиданно произнесла Флора, употребив одно из самых распространенных выражений шотландцев. — Скормите меня акулам, если с моей стороны последует хоть одно возражение! Уильям, оставайтесь! И мы устроим такой славный вечерок, что чертям станет тошно! К дьяволу девичники!!! Мы же все свои в доску. Посыпьте меня солью и замаринуйте в бочке с медузами, как распоследнюю костлявую кильку, если это не так!

С этими словами Флора, дождавшись согласного кивка совершенно обалдевшего Билла, не знающего, как воспринимать ее поведение, снова отправилась на кухню.

Нэнси и Билл посмотрели друг на друга и расхохотались.

Флора прикрыла за собой дверь и, подойдя к окну, прижалась лбом к гладкой поверхности стекла. То, что происходило, было каким-то театром абсурда. Нэнси, с ее нелепой выдумкой и очередной сумасшедшей просьбой, поставила Флору в безвыходное положение: отказать невозможно, но и соглашаться — безумие. Господи, ты Боже мой!

Флора решила, что та линия поведения, которую она выбрала, единственно правильная. Флора взяла на себя роль «рубахи-парня», что исключало возможность флирта или ухаживаний. И возможно ее нелепое противоречивое поведение настолько разочарует Кренстона, что он навсегда откажется поддерживать знакомство со столь экстравагантной и непредсказуемой особой, как она, Флора. И вообще, на ее фоне, этакой грубоватой шотландки, Нэнси будет выглядеть очень выигрышно.

Флора облегченно вздохнула, взяла лед, поставила на поднос закуски и шагнула в комнату.

В подобном кутеже Флора давно не принимала участия. Сначала она, Билл и Нэнси благопристойно расположились на креслах и диване вокруг небольшого столика, уставленного напитками и закусками. Затем зажгли свечи и, сбросив обувь, устроились на полу. Достигнув какой-то необузданной и бесшабашной степени опьянения, когда компаньоны испытывают чувство полного единения и взаимопонимания, совсем незаметно для себя перешли на «ты».

Не на шутку разошедшаяся захмелевшая Флора принесла небольшую разноцветную щеточку на длинной ручке, которой обычно сметала пыль с мебели и книг, затем поставила свою любимую запись. В комнате загремел оглушительный марш шотландских гвардейцев. Флора в такт музыке начала взмахивать щеткой, изображая тамбурмажора, и двинулась, маршируя, по кругу.

Нэнси больше не раздражали громкие звуки волынок, и она присоединилась к Флоре. Вскоре затопал и Билл, замыкая процессию.

Когда кончился марш, они, до этого времени сохранявшие полную серьезность на лицах, буквально рухнули на том месте, где каждый из них остановился, и, уже не сдерживаясь, расхохотались.

— Фло, дорогая, — Нэнси умоляюще взглянула на подругу, — нет ли у тебя в фонотеке чего-нибудь менее возбуждающего? Я просто изнемогаю от того марш-броска, который мы только что совершили!

— Привяжите меня на рее брошенного корабля, если я не найду у себя и другие записи! — объявила Флора, встала и принялась копаться в кассетах и дисках.

— Нэнси, теперь тебе должно быть понятно, почему так стойки и неукротимы шотландцы, — вступил в их беседу Билл. — Под подобные звуки волынки даже последний трус станет героем. Я после нашего, как ты выразилась, «марш-броска» чувствую в себе столько сил, что выступил бы даже в корриде. И без всякого оружия! Завтра же, по примеру Флоры, накуплю кучу шотландских маршей, мелодий и песен, исполняемых на волынках. И все деловые переговоры, начиная прямо с завтрашнего дня, буду вести только под эти вдохновляющие на победу звуки! Или они помогают только шотландцам, Флора?

— Нет, Уильям, не им одним. Ты же сам в этом только что убедился. Клянусь диким рыжим быком, павшим от твоей руки, Уильям, на корриде! — засмеялась Флора, потом, поставив запись, предложила: — Для восстановления сил необходимо выпить. Или пусть сто чертей разнесут в щепки палубу нашей старой посудины!

Они дружно выпили налитое Биллом в бокалы вино, наслаждаясь покоем и негромко звучавшим итальянским бельканто.

— Лучано Паваротти… великий тенор… — заметил Билл.

— Да, гордость Италии… — согласилась Флора.

— … и Америки, — быстро дополнил Билл. — Солист «Метрополитен-опера», все-таки!

Она утвердительно качнула головой, а потом, обернувшись, с удивлением обнаружила, что Нэнси, уютно устроившись на диванчике, незаметно для них, уснула. Билл, определив направление взгляда Флоры, понимающе улыбнулся и мягко сказал:

— Все-таки для Нэнси наш марш-бросок оказался чрезмерным. Он в буквальном смысле свалил ее с ног!

— Да, — Флора уменьшила звук. — А вот тебе, Уильям, с твоим ростом и внешностью, была бы прямая дорога в шотландскую гвардию, традиционно охраняющую резиденции английских монархов и сопровождающую их при выездах. Я даже представила тебя в огромной медвежьей шапке и гвардейском мундире около Виндзорского дворца или Эдинбургского. Ну почему ты смеешься? Ты был бы великолепен!

— Извини, Флора, — не смог сдержать улыбку Билл. — Я польщен твоими словами. Но видишь ли, в чем дело… Когда ты весьма образно представляла меня в медвежьей шапке и гвардейском мундире, я, в то же самое время, живо представил себя… в килте и белоснежных гольфах!!! — и Билл захохотал.

Флора сначала обидчиво нахмурилась, потом воображение нарисовало описанную Биллом картину, и тоже захохотала.

Билл откровенно любовался этой рыжеволосой девушкой с изменчивым непокорным нравом. Флора ошиблась, когда думала, что непоследовательность и непредсказуемость ее поступков оттолкнет Билла. Она добилась обратного. Как и в вечер знакомства, и потом, так и теперь, за бравадой роли «рубахи-парня» Билл отчетливо увидел и почувствовал и ее ранимость, и ее слабость, и доброе сердце, и милую девичью беззаботность и открытость. Билл был достаточно опытным и проницательным человеком, поэтому, в отличие от многих, смог безошибочно разглядеть истинную суть Флоры Маккензи за теми отталкивающими масками, которую она время от времени надевала. Разглядел не совсем и не до конца понятную, во многом загадочную и непредсказуемую, но подлинную Флору Катарину Маккензи.

— Уильям, ты испортил торжественность момента, — замахала на него руками Флора.

— Извини, Флора. Я не нарочно, — лукаво посмотрел на нее Билл и без всякого перехода вдруг тихо продолжил: — Я вот о чем думаю последнее время. Вернее, о ком. Попробуй угадать. Как человеку, мне импонирует ее отвага, находчивость и стойкость. Как мужчине, мне нравится ее мягкость и пылкость, обаяние и темперамент. А как Уильяма Кренстона меня невероятно привлекает совокупность всего вышеперечисленного, смешавшегося в весьма необычном ассорти. Так о ком я думаю, Кэт?