Анна Берсенева - Этюды Черни Страница 11

Она подумала о том, что опять в голове вертятся глупости, и сказала:

– Спасибо. Надеюсь, до тех пор, пока я попаду в квартиру, они не завянут.

– Вы забыли ключи? – поинтересовался он.

– Потеряла.

– Которая ваша дверь?

– Хотите взломать? – усмехнулась она.

– Можно вызвать спасателей, они вскроют.

– У меня паспорт в квартире, – сказала Саша. – А они без паспорта вскрывать не станут.

– Но как-то же вы собираетесь туда попасть. Ждете же чего-то.

– Вы мыслите логично, – снова усмехнулась Саша. И тут же подумала, что он вообще-то не дал ей никакого повода для того, чтобы над ним иронизировать. – Я соседку жду, – уже без усмешки объяснила она. – У нее запасные ключи.

– И когда же она придет?

– Понятия не имею. Она из дому редко выходит вообще-то. Но сегодня ее нет. Уж такой сегодня день.

– Он еще не окончен.

– Надеюсь. Надеюсь, что соседка все же вернется домой сегодня, а не завтра.

– Я не о соседке.

– А о чем?

Они перебрасывались словами, как жонглеры на арене. Его глаза блестели вороненым блеском. Все это будоражило и почти веселило. Даже то, что он не спрашивает, откуда у нее синяк на скуле, будоражило воображение.

«Может, потому и не спрашивает, – подумала Саша. – Интригует. Ну и пусть! Уж пошлости во всем этом нету точно».

– О том, что мы с вами не обязательно должны сидеть на лестнице, – сказал он.

– Мы с вами?

– Ну да. Я был бы рад куда-нибудь вас пригласить.

– В вашем павильоне есть замечательный закуток, – хмыкнула Саша. – Меня туда уже приглашали. И даже пытались там накормить. Плошки вынесли.

– Извините. – Он оторопел. – Я об этом не знал.

– А почему вы должны были об этом знать? – пожала плечами она.

– Потому что это я пригласил вас спеть на нашем празднике.

– Так это вы, значит, австрийский барон! – хмыкнула Саша.

– Какой австрийский барон? – удивился он.

– Неважно. Забудем.

– Нет, почему же.

Интересно, бывают вороненые лезвия? Саша подумала об этом, увидев, что глаза у него сузились и стали как ножи.

– Забудем, забудем, – повторила она.

Ей совсем не хотелось обсуждать с ним вопросы приличий и нравственности. Ей вообще ни с кем не хотелось обсуждать подобные вопросы, тем более что себя она образцом нравственности вовсе не считала.

– Так пойдемте? – спросил он.

Отказ выглядел бы слишком демонстративно, раз уж он знает, что все равно она не может попасть домой.

«Мужчины летят ко мне сегодня, как пчелы на цветок, – подумала Саша. – Или как мухи известно на что. Так и норовят спасти, прямо наперебой. К чему бы это?»

– Как вас зовут? – поинтересовалась она.

– Извините! Зовут меня Филипп. Прошу вас, Александра.

Он подал руку, и, взявшись за нее, Саша встала со ступенек.

Глава 6

Она так пригрелась в машине – узкой, серебристой, напоминающей спортивный болид, – что никакого ресторана ей было не надо. И общества этого мужчины – без сомнения, незаурядного, уж это человеческое качество Саша различала за версту, – не надо было тоже. Голова ее клонилась набок, она то и дело касалась виском стекла, и только это холодящее прикосновение не давало ей уснуть.

– Саша, – донеслось до нее сквозь неодолимую дрему, – может быть, вы не хотите в ресторан?

– Вы догадливый… – едва шевеля языком, пробормотала она. И, усилием воли заставив себя встрепенуться, добавила: – Да, правда. Отвезите меня обратно на лестницу.

– Зачем же на лестницу? Давайте здесь посидим.

Она глянула в окно машины. С Малой Бронной выехали на Садовое кольцо, но, оказывается, уже свернули с него и остановились теперь перед высоким массивным домом.

– А что это? – спросила Саша.

– Я здесь живу. Вон там, наверху.

При мысли о том, что не надо будет больше никуда ехать на ночь глядя, да и не на ночь глядя уже, а просто ночью, и можно будет просто сидеть в тепле – не холодно же у него дома, надо полагать, – Саша почувствовала такое удовольствие, что отказывать себе в нем было бы просто глупо. А жеманиться: «Что вы, что вы, я беспокоюсь за свою девичью честь!» – это она всегда считала крайним идиотизмом. Даже в далекие годы девичества, не говоря уж теперь.

– Что-нибудь выпить у вас есть, надеюсь? – сказала она. – Только крепкое. И молоко с медом. А то, боюсь, дорого мне сегодняшний концерт обойдется.

– Крепкое есть. Насчет молока не знаю.

– Пойдемте.

Саша вышла из машины и поняла, что они на Плющихе. Здание МИДа высилось прямо за домом, возле которого Филипп остановил свою машину.

Подъезд был ярко освещен. Дверь с жужжанием открылась, как только они поднялись на крыльцо.

Саша знала это странное ощущение – когда, войдя не в квартиру даже, а только в подъезд, ты словно в другой мир попадаешь. Оно никогда не возникало у нее ни в Европе, ни в Америке. Но в Москве, даже в такой лощеной, какой стала она в последнее время, возникало часто. Слишком уж отличался вот этот светлый, пахнущий весенней свежестью подъезд, в который она вошла, от московской осенней улицы, казавшейся неухоженной и какой-то неприкаянной, несмотря даже на чисто выметенный асфальт.

Саша чувствовала сонливость, пока поднималась рядом с Филиппом к лифту по широким ступенькам, и в лифте она ее чувствовала. Но стоило ей из лифта выйти, как сонливость исчезла. Как некстати! Она-то собиралась поскорее выпить водки и, если найдется, молока, выбрать какое-нибудь кресло поуютнее, да и подремать с полчаса в надежде на то, что Нора за это время вернется домой.

А теперь что же? Бодрость вряд ли скроешь. Придется под бокал вина вести беседу, такую же, как этот бокал, ненужную.

Филипп открыл дверь единственной квартиры на последнем этаже.

– Располагайтесь, Саша, – сказал он. – Сейчас молоко с медом поищу.