Даниэла Стил - Большая девочка Страница 11

Она усиленно занималась, ее баллы росли, и Виктория подала документы в семь учебных заведений: Нью‑Йоркский университет, колледж Барнард, Бостонский и Северо‑Западный университеты, Университет Джорджа Вашингтона в Вашингтоне, Университет Нью‑Гэмпшира и в Тринити‑колледж. Все это были вузы либо на Среднем Западе, либо на Восточном побережье. Ни одно учебное заведение Калифорнии ее не привлекало, что огорчало отца с матерью. Она и сама не могла бы сказать, что ею движет, но твердо решила после школы уехать из Лос‑Анджелеса. Ей больше не хотелось ощущать себя не такой, как все, и хотя Виктория понимала, что будет скучать по дому, особенно по любимой Грейси, она твердо решила начать новую жизнь. Это был ее шанс, и упускать его она не собиралась. Она отчаялась сравнивать себя с девушками, похожими на старлеток или манекенщиц и мечтающими стать таковыми в будущем, ей больше не хотелось находиться рядом с ними. Отец убеждал ее подать документы в Южнокалифорнийский университет либо в Университет Лос‑Анджелеса, но Виктория отказалась. Ей хотелось учиться с другими людьми, такими, кто не помешан на своем внешнем виде, с теми, кто ценит внутреннее содержание человека, знания, а не всю эту мишуру.

Однако ни в одно нью‑йоркское учебное заведение Виктория не попала. Не взяли ее ни в Бостон, ни в Университет Джорджа Вашингтона. В конечном итоге Виктории осталось выбирать между Северо‑Западным университетом, Нью‑Гэмпширом и Тринити. Последний ей очень нравился, но хотелось чего‑то помасштабнее. А в Нью‑Гэмпшире были хорошие условия для горных лыж… Но выбор Виктории пал на Северо‑Западный университет, который она сочла для себя наиболее подходящим. Это было прекрасное учебное заведение и расположено далеко от дома — эти аргументы и определили в конце концов ее решение. Родители сказали, что гордятся ею, хотя и были заметно огорчены предстоящим отъездом дочери и не понимали ее выбора. Им и в голову не приходило, что именно из‑за их отношения старшая дочь столько лет чувствовала себя чужой и нежеланной. Обожая младшую, восхищаясь и гордясь ею, они никогда всерьез не задумывались о том, как чувствует себя обделенная их вниманием Виктория. И она больше не желала оставаться Золушкой в родном доме. Может быть, после получения диплома она и вернется в Лос‑Анджелес, но сейчас она твердо решила, что должна уехать.

Виктории, как одной из трех лучших выпускников, поручили произнести речь на церемонии вручения аттестатов, и ее проникновенные и эмоциональные слова произвели на собравшихся большое впечатление. Виктория искренне говорила о том, как всю жизнь чувствовала себя белой вороной и как старалась стать такой, как все, о том, что никогда не была спортивной, не была крутой, не пользовалась косметикой. «Я знаю, — говорила Виктория, — меня считают занудой и зубрилой. Но мне действительно интересно заниматься древней историей и латынью. Это мой выбор». Потом Виктория мужественно, как по списку, прошлась по всем своим качествам, ставившим ее особняком, но ни словом не обмолвилась о том, что такой же чужой ощущала себя и в родном доме.

А потом сказала, что, несмотря на все вышеперечисленное, она безмерно благодарна учителям и школе за то, что помогли ей найти свой путь. Обращаясь к одноклассникам, Виктория сказала, что они выходят в мир, где каждый из них может стать не таким, как все, где для того, чтобы добиться успеха, каждому придется быть самим собой и идти своей дорогой. Она пожелала своим товарищам и себе успехов в этом поиске и сказала, что когда‑нибудь, когда это произойдет и каждый откроет в себе что‑то ценное и станет тем, кем ему предназначено быть, они встретятся снова. «А пока, друзья, — сказала она, — всем нам большой удачи!»

Глаза ее одноклассников и их родителей были мокры от слез. Многие ребята теперь пожалели, что не узнали ее поближе. А родителей Виктории ее выступление потрясло еще и своим красноречием. Оба вдруг отчетливо осознали, что скоро расстанутся со своей дочерью, и это было горькое осознание и собственных ошибок. Родители, скрывая волнение, от души поздравили Викторию с прекрасной речью. Кристина остро почувствовала, что теряет дочь, которая, возможно, уже никогда не вернется домой. Когда церемония окончилась и счастливые выпускники подбросили вверх академические шапочки, предварительно отрезав от них кисточки, чтобы вложить их потом в папку с аттестатом, погрустневший отец подошел к Виктории и легонько похлопал ее по плечу.

— Прекрасная речь! — похвалил он. — Бальзам на душу всем чудикам в твоем классе, — добавил он.

Виктория в изумлении посмотрела на отца. Даже в этот момент ее торжества он не упустил случая ее уколоть. Неужели он ничего так и не понял, не услышал горечи в ее словах, не понял ее надежду на новую жизнь?! И это ее собственный отец!

— Да, папа. Чудикам вроде меня, — негромко ответила она. — Я ведь одна из них, из чудиков и белых ворон. Я ведь имела в виду другое: что не стыдно быть не таким, как все, и даже надо быть не таким, как все, если хочешь чего‑то добиться в жизни. Это единственное, чему меня научила школа. Отличаться от других не стыдно!

— Надеюсь, не слишком отличаться? — усмехнулся отец. Джим Доусон всю жизнь был конформистом, для него главным было, как он выглядит в глазах окружающих. В его голову за всю жизнь не пришло ни одной оригинальной мысли, он был человеком коллектива до мозга костей. И с дочкиной теорией он никак не мог согласиться, хотя ее речь и то, как она ее произнесла, удивили его. Особенно ему была приятна реакция окружающих. Джим расценил успех Виктории как собственную заслугу — он сам был о себе высокого мнения. Когда‑то он считался неплохим оратором. Но Джим никогда не стремился выделяться среди окружающих или быть не таким, как все. Он, наоборот, чувствовал себя уверенно только в общей колонне. И Виктория это прекрасно знала, отчего всю жизнь и чувствовала себя рядом с отцом неуютно, а сейчас это чувство лишь усилилось, ведь у нее не было с отцом и матерью ничего общего, вот почему она уезжает из дома. Если ей суждено наконец обрести себя, найти свое место в жизни — она готова расстаться с уютным и безбедным существованием. И где бы ни было это ее место, она твердо знала, что оно не здесь, не в этой семье. Как бы она ни старалась, стать такими, как они, Виктория не хотела, да и вряд ли бы смогла.

И еще одно огорчение серьезно омрачало жизнь Виктории. С годами она все яснее видела, что Грейси становится абсолютной копией своих родителей не только внешне. Она идеально вписалась в семью Доусонов. Виктория могла только надеяться, что в один прекрасный день сестренка обретет крылья и полетит. А сейчас сделать это должна она. И пусть временами ее охватывал страх, ей все равно не терпелось вылететь из гнезда. Она и страшилась, и одновременно жаждала покинуть родительский дом. Та девочка, которую когда‑то сочли похожей на британскую королеву, всю жизнь готовилась к взлету. С улыбкой она в последний раз вышла из школы и прошептала: «Берегись, мир! Я иду!»