Север&юг (СИ) - Татьяна Семакова Страница 11

Перед ним, сидящим за столом в одной футболке и джинсах. В ярком дневном свете, при котором отлично видно, что со скулы ещё не сошёл синяк, а по его левой руке тянутся замысловатые татуировки, заполняя каждый сантиметр кожи.

— Доброе утро, — он улыбается и проводит рукой по волосам, говорит немного смущённо: — Я блины пожарил. Будешь?

— Зачем? — спрашиваю то, что первым приходит на ум, с недоумением таращась на стопку пышных блинов на тарелке.

— Ну, как, — хмыкает, откинувшись на стул, — на свидание позвать не могу, да и за кров как-то отблагодарить хочется. И я нашёл сгущёнку, но не нашёл открывашку.

— Если бы ты нашёл открывашку, то не нашёл бы сгущёнку, — хохотнула в ответ.

— Воспитываешь силу воли?

«Ты мою силу воли воспитываешь, в своей белой обтягивающей футболке!».

— От родителей невозможно уйти с пустыми руками.

— А, — брякнул, отведя взгляд, — мне это незнакомо. Мать — алкоголичка и скончалась от цирроза пару лет назад, кто отец даже знать не хочу.

По идее, в этот самый момент в мозгу должно было что-то щёлкнуть. Гены не самые выдающиеся, быстренько делаем поправку на ветер и его образ уже не так сексуален, как минуту назад.

Хер там плавал. Всё так же притягателен.

— Извини… — промямлила, стыдливо потупив взор.

— С какой стати ты извиняешься? — ответил изумлённо.

— Неловко, — пожала плечами и подошла к плите, ставя на газ старенький чайник, ещё тёплый.

— Глупости! — ответил возмущённо. — Отвёртка есть? — развернулась и посмотрела на него через плечо, вложив в свой взгляд всё недоумение, которое смогла в себе обнаружить. — Понял… нож, который не жалко?

— А блины съедобные? — спросила с сомнением.

— Обижаешь! — фыркнул и встал из-за стола, через секунду оказавшись рядом, с блином в руке. Скрутил его трубочкой и ухмыльнулся: — Открой ротик.

Бум. Бум. Бум.

Сердце с силой долбит в висках, в ушах, в груди, не до еды уже как-то. Сосредоточиваю всё внимание на блине, но взгляд устремляется от его пальцев к кисти, по руке, к бицепсу, перескакивает через ткань к обнажённой шее с пульсирующей веной, мочке уха, скуле, губам.

Закрываю глаза, забыв открыть рот.

Чувствую на губах осторожный поцелуй.

— Мозги от тебя уезжают… — бормочет, уткнувшись носом в мою щёку, шумно втягивает воздух. — Диабет заработаю от одного только запаха. Так бывает вообще?..

— Вряд ли, — отвечаю через силу и делаю шаг назад, — а от сгущёнки — вполне. Открывай, без разницы чем.

— Минутку… — шепчет тихо, кладёт блин на стол, вытирает руку о полотенце и обнимает меня за спину, прижимая к себе. — Как же кайфово, Май… скажи, что тебе тоже. Скажи, что это не только в моей голове.

— Это — биология, — отвечаю совсем не то, что хотела, и он тут же отстраняется, хмурясь.

— Чего?

— Биология, — повторяю через силу, с трудом выдерживая его взгляд.

— Понял, железная леди, — кривится в ответ и убирает руки, — прости, что я тут со своими соплями.

«Дура…» — тянет мерзким голоском внутренний голос, чайник на плите начинает закипать, посвистывая, а Дима отворачивается к столу, где стоит банка, берёт первый попавшийся нож и с видом маньяка двумя точными ударами проделывает отверстия в крышке.

— Садитесь жрать, пожалуйста, — говорит язвительно, бахая банку на стол.

Забирает со стола ноутбук и выходит с кухни.

Атас… умудрились поругаться даже не будучи в отношениях.

Наливаю чай, сажусь за стол и заталкиваю в себя три блина, прежде чем слышу трель мобильного из спальни.

— Брагин, — говорит Третьяков громко. — Поедешь?

Конечно, блин, поеду! Дофамин, помимо всего прочего, пробуждает любопытство. А его во мне более, чем достаточно. Он у меня скоро из ушей сочиться начнёт.

Третьяков злится. Желваки на скулах ходуном ходят, сурово хмурится и, в целом, выглядит враждебно. Выходит, не дожидаясь меня, громко хлопнув входной дверью.

Брагин злится. Поджидает меня у подъезда, руки скрестил под грудью, смотрит исподлобья, ворчит, когда я выхожу:

— Шустрее, Майя.

Выдавливаю из себя улыбку и он тут же меняется в лице. Бросает гневный взгляд на Третьякова, прохлаждающегося у «Хонды», подходит в два шага и спрашивает тихо:

— Всё в порядке?

— Он вёл себя примерно, — отвечаю на незаданный вопрос.

Криминалист заметно расслабляется и вновь ворчит:

— В машину, пока и я к тебе не переехал.

Двадцать пять минут от моего дома и мы на месте, идём друг за другом редким пролеском, во главе с Третьяковым.

— Тут, — говорит Дима уверенно и тыкает пальцем в землю в метре от себя.

Брагин с чемоданчиком. Ставит его на землю и начинает водит носом, точно ищейка. А я замираю, следя за ним и стараясь не моргать, чтобы не упустить момент, когда он почует след. Глядя на него, в этом не было ни малейшего сомнения, но я глубоко заблуждалась. Старый лис ни черта не искал.

— Ты же не думаешь, в самом деле, — сказал спустя минут десять, обращаясь к Третьякову, — что я смогу найти хоть что-то, спустя неделю проливных дождей, нашествия погон и ещё неделю сверху?

— Даже не мечтаю, — процедил в ответ.

— Как ты думаешь, зачем мы тут? — продолжил задавать странные вопросы, но странными, судя по всему, они казались только мне: Третьяков стиснул зубы и смотрел на криминалиста волком, но непонимающе во взгляде не читалось.

— Без понятия, — всё же ответил, на что Брагин только хмыкнул и кивнул мне:

— Пошли, Майя. Пусть этот деятель продолжает мутить воду в одиночку.

— Что? — опешила, приоткрыв рот. — Почему?

— Ну, как… — Брагин ухмыльнулся и спросил у Третьякова иронично: — Сам расскажешь или я?

— Я его не убивал, — прорычал Третьяков.

— Допустим, — кивнул Брагин, — но сглупить, всё же, успел. Вопрос в том, на сколько сильно?

— Максимально.

— О чём вы?! — взвизгнула, не выдержав, а они оба поморщились. Да знаю, знаю… когда психую, мой голос становится больше похожим на ультразвук.

— А ты посмотри в эти частные глазки и подумай, — Брагин явно насмехался, пытаясь вывести Третьякова из равновесия, тот держался из последних сил и смотрел в сторону, а я начала быстро перебирать в голове последние события. — Ничего странным не показалось? — тут же начал подсказывать Глеб Борисович, присев на свой чемоданчик и давая понять, что совершенно никуда не торопится. — Например, почему он в розыске?

— Потому что сбежал после обыска, — ответила осторожно.

— А почему вообще взяли постановление? Не торопись, подумай.

— К чему этот цирк?! — вспылил Третьяков.

— Закрой рот и не мешай! — рявкнул Брагин так, что я дёрнулась. — Ты уже сделал всё, что мог!

— Да пошёл ты… — бросил Третьяков и двинулся к дороге.