Ирландская принцесса - М. Джеймс Страница 11

Найл — это тот, кем Коннор хотел бы быть. Непримиримый сам по себе, грубый по натуре и свободный от ответственности или семейных обязанностей сверх того, что он возлагает на себя, что, по его мнению, он должен. И я знаю, что Коннор, должно быть, ненавидит это. Более того, Коннор знает, что Найл может удовлетворить меня так, как быстрый трах у бассейна с парнем, никогда не смог бы, после того, с чем Коннор меня познакомил. И часть меня считает, что Коннор этого заслуживает. Поэтому я позволяю Найлу поцеловать меня. Я приоткрываю губы, позволяю его языку скользить по ним, проникать в мой рот, ощущаю его дымный вкус, когда он стонет. Я чувствую, как он твердеет, толстый и напряженный в своих джинсах, когда его руки опускаются вниз, чтобы обхватить мою задницу, когда его бедра прижимаются к моим, и он поднимает руку, чтобы обхватить мой затылок за шею, углубляя поцелуй до чего-то горячего, яростного и страстного.

— Там, откуда это взялось, есть еще кое-что, девочка, — бормочет он, когда наконец прерывает разговор. — Больше всего остального, и тоже все для тебя, если ты этого хочешь. — Он не двигается, чтобы привести себя в порядок или привлечь внимание к своей эрекции, но я вижу ее, толстую и бугристую там, где ее обтягивают темные джинсы.

Он прикоснется к себе сегодня вечером, думая обо мне. Он обхватит эту грубую ладонь вокруг себя и будет гладить, произнося мое имя, представляя все, что он хочет сделать со мной, пока не кончит. Моя киска болит при этой мысли, мой клитор пульсирует, трусики влажно прилипают ко мне, когда я представляю, как опускаюсь на колени здесь и сейчас, расстегиваю его джинсы и беру всю эту горячую, твердую плоть в рот, чтобы он мог кончить мне в горло, а не в кулак. Но я этого не делаю. Мое сердце бешено колотится, и я возбуждена больше, чем когда-либо за последние дни, но мне также немного грустно. Потому что, как бы сильно я ни хотела Найла, я также хотела бы, чтобы это был Коннор, который заводил бы меня вот так, говоря мне все эти вещи, как он делал в Лондоне и Дублине.

— Мне нужно идти, — шепчу я. К этому времени мои родители, вероятно, уже спят, и я могу проскользнуть наверх, прежде чем они увидят мое испачканное платье, или раскрасневшиеся щеки, или покрасневшие от поцелуев губы, что угодно из того, что может выдать, что я встретила здесь кого-то, с кем не должна была встречаться вместо того, чтобы сразу вернуться в свою холодную, целомудренную постель.

— Я не буду тебя останавливать. — Найл отступает назад, позволяя мне проскользнуть мимо него к задним воротам. Однако в последнюю секунду он хватает меня за запястье, глядя на меня своими горячими голубыми глазами, когда я поворачиваюсь к нему. — Я буду думать о тебе сегодня вечером, девочка.

Желание захлестывает меня при его словах, подтверждая то, что я уже вообразила, но я не осмеливаюсь сказать что-либо еще. Если я не уйду сейчас, я не знаю, что буду делать дальше, и у меня хватает присутствия духа, чтобы понять, что бежать от подстегивающей опасности, которую представляет Найл, лучше, чем позволить себе поддаться ей и, возможно, все испортить на девятом часу.

— Спокойной ночи, — шепчу я вместо этого, вытаскивая свою руку из его хватки, и он отпускает меня. Я не оглядываюсь назад, когда спешу через ворота, вверх по мощеной дорожке к задней двери и через летний сад к лестнице, которая приведет меня в мою комнату. В доме, к счастью, темно, тихо, и я бросаюсь в свою комнату, быстро закрывая за собой дверь, пытаясь отдышаться.

Все мое тело живое, пульсирующее, сотрясаемое жаром, который, кажется, может поглотить меня. Я так сильно хочу узнать, какова кульминация всей этой потребности, наконец-то узнать, каково это, лежать на спине в мягкой постели и чувствовать, как толстый член входит в меня, удовлетворяя пустую боль, потребность, которая, кажется, теперь всегда будет рядом.

Прислонившись спиной к двери, я задираю шелковую юбку своего платья, прежде чем осознаю, что делаю, другая моя рука лихорадочно шарит в кружевных трусиках под ними, пальцы ищут мой клитор. Здесь нет поддразнивания, нет растягивания, только жестокая горячая потребность, когда мои пальцы скользят по гладкому возбуждению, которое Найл пробудил во мне, скользя по моему клитору, потирая, потирая, потирая…

Я откидываю голову назад, задыхаясь, мои пальцы ног упираются в пол, когда поток образов проносится в моей голове… Коннор делает именно это в лифте, его руки на мне, когда он приковывает меня наручниками к скамейке, его пальцы снова на моем клиторе, в моей заднице, шлепает меня, ласкает меня, доставляя мне удовольствие, которое я никогда не представляла. Найл тоже здесь, его рот, руки и все то, что я могу представить, что он делает со мной, и эти мысли мелькают перед моим мысленным взором снова и снова, и в считанные секунды я чувствую, как все мое тело сжимается, когда мощный оргазм пронизывает меня. Мой клитор пульсирует под моими пальцами, бедра дрожат, и я раскачиваюсь в ответ на руку, зажатую у меня между ног, мои ногти цепляются за юбку моего испорченного платья, когда я сжимаю его в кулаке, мои зубы стиснуты от моих стонов, чтобы никто не услышал.

Коннор, Найл, боже, я просто хочу, чтобы кто-нибудь трахнул меня! Я упираюсь в свою руку, когда последние волны удовольствия ослабляют мои колени, заставляя меня опуститься на пол и прислониться головой к двери. Моя одежда в беспорядке. Я запуталась, и все, на что я могу надеяться, это на то, что Коннор был прав. Как только мы поженимся, как только он лишит меня девственности и трахнет несколько раз, необходимых для того, чтобы я забеременела, мы оба будем удовлетворены. Похоть пройдет, и я снова смогу ясно мыслить. Я подарю ему наследника, а потом смогу выбрать, куда направить свое желание. Может быть, Найл, может быть, нет, но я смогу думать, черт возьми вместо того, чтобы чувствовать себя бомбой замедленного действия похоти, готовой взорваться, напрягающейся от потребности каждый раз, когда один из двух мужчин, которые знают, как играть на мне, как на скрипке, прикасается ко